Глава XVI
ЗИМНИЙ САД
Трудно
было бы найти что-нибудь более феерическое, более достойное сказок «Тысячи и
одной ночи», чем зимний сад, о котором Родольф говорил с графиней ***.
Представьте
себе великолепную галерею, откуда вы попадаете на площадку сорока туазов длины
и тридцати ширины, над которой навис застекленный, словно невесомый свод,
достигающий пятидесяти футов от пола. Зеркальные стены этой площадки в форме
параллелограмма, в глубине которых как бы пересекаются крохотные зеленые ромбы
камышовых трельяжей, напоминают благодаря игре света и тени ажурную беседку;
вдоль стен выстроились апельсиновые деревья и кусты камелии, не уступающие по
размерам тем, что находятся в Тюильри; первые усыпаны плодами, сверкающими, как
золотые яблоки, среди глянцевитой темно-зеленой листвы, вторые пестрят
пурпурными, белыми и розовыми цветами.
Но это
лишь обрамление сада.
Пять или
шесть куп деревьев и кустов, привезенных из Индии и тропиков, растут в глубоких
впадинах, вокруг которых петляют аллеи, выложенные прелестной ракушечной
мозаикой; аллеи эти достаточно широки, чтобы три-четыре человека могли гулять
по ним, взявшись за руки.
Невозможно
описать впечатление, которое производила в разгар зимы, и притом среди бала,
эта роскошная экзотическая растительность.
Здесь
огромные банановые деревья почти достигают вершины застекленного свода, смешивая
свои широкие лоснящиеся листья с остроконечными листьями огромных магнолий, где
уже расцветают прекрасные душистые цветы, из чашечек которых, пурпурных сверху
и серебристых внутри, торчат золотые тычинки; дальше растут финиковые пальмы
Леванта, красные веерники, индийские смоковницы; все эти густолиственные,
мощные деревья как бы дополняют буйство окружающей их пышной яркой зелени,
которая словно позаимствовала свое великолепие у изумруда, ибо ее крепкие,
плотные и гладкие побеги приобретают иной раз искрометные металлические
оттенки.
А каких
только здесь нет вьющихся растений! Они карабкаются по трельяжам гирляндами
цветов и листьев, повисают между апельсиновыми и иными деревьями, спиралью
взбираются по их стволам и, образуя непроходимую чащу, поднимаются до верха
застекленного свода; страстоцветы, прозванные крылатыми, кавалерники, усыпанные
большими пурпурными цветами в голубых прожилках с лиловато-черным пестиком,
ниспадают оттуда гигантскими каскадами, цепляясь своими тонкими усиками за
стреловидные листья алоэ, точно снова хотят подняться ввысь.
Пушистый
индийский жасмин с удлиненными светло-желтыми цветами переплелся с другой
лианой, покрытой сочными белыми цветами, которые распространяют вокруг пряный
аромат; обе они, не разжимая объятий, украшают своей зеленой бахромой с
золотыми и серебряными колокольчиками листья индийской смоковницы.
Дальше
взвиваются и зелеными струями падают вниз бесчисленные побеги ласточника, чьи
листья и зонтичные цветы по двадцати звездочек в каждом так компактны и
глянцевиты, что их можно принять за букеты из розовой эмали, окруженные
маленькими зелеными листочками.
Купы
деревьев и кустов окружены бордюрами трансваальского вереска, голландских
тюльпанов, константинопольских нарциссов, персидских гиацинтов, цикламенов,
ирисов, образующими нечто вроде естественного ковра, где соседствуют во всем
своем великолепии самые разнообразные краски и оттенки.
Наполовину
скрытые среди листвы китайские фонарики из прозрачного шелка, одни голубые,
другие бледно-розовые, освещают зимний сад.
Невозможно
описать таинственный мягкий свет, создаваемый их лучами, свет пленительный,
сказочный, который напоминает голубоватую прозрачность ясной летней ночи и алые
отблески северной зари.
В эту
огромную теплицу ведет приподнятая над ней длинная галерея, сверкающая золотом,
зеркалами, хрусталем, сияние которой обрамляет, если так можно выразиться,
сумеречный сад, где неясно вырисовываются высокие деревья, видимые в ее широкие
просветы, наполовину затянутые малиновым бархатом.
Заглянув
в один из них, можно подумать, что перед вами расстилается среди спокойной
светлой ночи экзотический пейзаж.
Если же
смотреть из глубины сада, где под сенью зелени и цветов стоят огромные диваны,
галерея являет собой резкий контраст с мягким полумраком оранжереи.
Глаз
различает, как в окутывающей их золотистой дымке играют и переливаются, словно
на ожившей картине, разнообразные красочные ткани женских платьев, как искрятся
бриллианты и другие драгоценные камни.
Звуки
оркестра, ослабленные расстоянием и веселым, невнятным шумом галереи, замирают
в неподвижной листве высоких экзотических деревьев.
Прогуливаясь
по этому саду, гости невольно понижали голос, слышался лишь звук легких шагов и
шуршание атласных платьев; этот воздух, одновременно легкий, теплый и напоенный
запахом множества благовонных растений, эта тихая, далекая музыка погружали вас
в сладостный душевный покой.
Сидя на
обитом шелком диване в укромном уголке этого Эдема, двое счастливых влюбленных,
опьяненные страстью, гармонией и ароматами, не могли бы найти более волшебной
рамки для своей пламенной и недавно зародившейся любви, ибо, увы, месяц или два
законного спокойного счастья беспощадно превращает двух любовников в холодную
супружескую чету.
Войдя в
этот восхитительный зимний сад, Родольф невольно вскрикнул от удивления.
– Право,
сударыня, я никогда не подумал бы, что подобное чудо возможно. Этот сад не
только воплощение роскоши и вкуса, он – сама поэзия; вместо того чтобы писать
поэмы или картины, как крупный мастер, вы создаете то, о чем они вряд ли
осмелились бы мечтать, – сказал он графине ***.
– Вы
очень любезны, ваше высочество.
– Признайтесь
же, сударыня, что мастер, который сумел бы передать эту чарующую картину с ее
поразительными красками и контрастами, то ласкающими глаз, то навевающими сладостный
покой, признайтесь же, что такой художник или поэт создал бы замечательное
произведение искусства, лишь воспроизведя то, что сотворили вы.
– Похвалы,
подсказанные снисходительностью вашего высочества, тем более опасны, что они
очаровывают тебя своим остроумием и ты помимо воли внимаешь им с огромным
удовольствием. Но взгляните, монсеньор, на эту прелестную молодую женщину. Согласитесь,
ваше высочество, что маркиза д’Арвиль хороша в любой рамке. Сколько в ней
изящества! Разве она не выигрывает по сравнению с холодной красавицей, которая
сопровождает ее?
Графиня
Сара Мак-Грегор и маркиза д’Арвиль как раз спускались по ступеням, которые вели
из галереи в зимний сад.
|
