 Увеличить |
Глава 15
Ахилла быстро принагнулся в коленах и, подобравшись таким
приёмом под наседавшего на него черта, схватил его за лапы и дёрнул за них так
сильно, что подбородок черта звонко ляскнул о маковку дьякона и так и прилип к
ней. Не ожидавший такого исхода черт отчаянно закопошился, но скоро, поняв
тщету своих усилий, стих и, глухо застонав, повис за спиной у дьякона. Он не
только не мог вырваться, но не мог даже произнести ни одного слова, потому что
челюсти его были точно прессом прижаты к макушке Ахиллы. Все движения, какие
черт мог делать, заключались в дрыганье ногами, но зато ими демон
воспользовался с адским коварством.
Ахилла, держа на себе черта с такою же лёгкостью, с какою
здоровый мужик несёт сноп гороху, сделал несколько шагов назад на кладбище и,
разбежавшись, прыгнул через канаву, но лукавый черт воспользовался этим
мгновением и ловко обвил своими ногами размётанные по воздуху ноги дьякона в
тот самый момент, когда оба они были над канавой. Неожиданно опутанный Ахилла
потерял баланс и рухнул вместе с своею ношей в холодную студень канавы.
От страшного холода он чуть было не разжал рук и не выпустил
черта, но одолел себя и стал искать других средств к спасению. Но, увы! средств
таких не было; гладкие края канавы были покрыты ледянистою корой, и
выкарабкаться по ним без помощи рук было невозможно, а освободить руки значило
упустить черта. Ахилла этого не хотел. Он попробовал кричать, но его или никто
не слыхал, или кто и слышал, тот только плотнее запирался, дескать: «кого-то
опять черт дерёт».
Дьякон понял, что он не может надеяться ни на какую помощь
от запуганного населения, но не выпускал черта и дрог с ним в канаве. Оба они
окоченели и, может быть, оба здесь умерли бы, если б их не выручил случай.
Ранним утром к городской пристани тянулся обоз со спиртом.
Проходя дорогой мимо кладбища, мужики заметили в канаве какую-то необыкновенную
группу и остановились, но, разглядев в ней синее лицо человека, над которым
сзади возвышалась рогатая морда черта, бросились прочь. Застывший Ахилла,
собрав все силы и позвав мужиков, велел им смотреть за чёртом, а сам вытащил из
канавы руку и перекрестился.
— Это, ребята, крещёный! — крикнули мужики и,
вытащив дьякона с чёртом из канавы, всунули в утор одной бочки соломинку и
присадили к ней окоченелого Ахиллу, а черта бросили на передок и поехали в город.
Потянув немножко спирту, дьякон вздрогнул и повалился в
сани. Состояние его было ужасное: он весь был мокр, синь, как котёл, и от дрожи
едва переводил дыхание. Черт совсем лежал мёрзлою кочерыжкой; так его,
окоченелого, и привезли в город, где дьякон дал знак остановиться пред
присутственными местами.
Здесь Ахилла снял черта с саней и, велев его внести в
канцелярию, послал за исправником, а сам, спросив у сторожа сухую рубашку и
солдатскую шинель, переоделся и лёг на диване.
Город, несмотря на ранний час утра, был уже взволнован
новостию, и густая толпа народа, как море вокруг скалы, билась около
присутственных мест, где жил в казённой квартире сам ротмистр Порохонцев.
Народ, шумя, напирал и ломился на крыльцо, желая видеть и черта, который
расколол херувима, да и дьякона, совершившего поимкой этого черта до сих пор
никому не удавшийся подвиг. Сквозь эту толпу, несмотря на свой сан и значение,
с трудом могли пробираться самые влиятельные лица города, как-то: протоиерей
Грацианский, отец Захария и капитан Повердовня, да и то они пробились лишь
потому, что толпа считала присутствие священников при расправе с чёртом
религиозною необходимостью, а капитан Повердовня протеснился с помощью
сабельного эфеса, которым он храбро давал зуботычины направо и налево.
Этот офицер теперь тоже здесь был чрезвычайно необходим, и
притом со всею своею храбростию, потому что городу угрожал бунт.
Глава 16
Пока внизу люди кипели и волновались вокруг дома, скрывшего
необычайное явление, не менее суеты происходило и в самом доме. Исправник,
ротмистр Порохонцев, выскочил в канцелярию в спальных бумазейных панталонах и
фланелевой куртке и увидал, что там, скорчась в комочек на полу, действительно
сидит черт с рогами и когтями, а против него на просительском диване лежит и
дрожит огромная масса, покрытая поверх солдатской шинели ещё двумя бараньими
шубами: это был дьякон.
Над чёртом в различных позах стояла вся старогородская
аристократия, но лица не выражали ни малейшего страха от близости демона.
Бояться было и нечего: всякий мог видеть, что этот черт был что-то жалкое,
дрожащее от холода и обороченное кое-как в ветхие лохмотья старой войлочной
бурки, подаренной когда-то, по совершенной её негодности, дьяконом Ахиллой
комиссару Данилке. На голове черта, покрытой тою же буркой, торчали скверно и
небрежно привязанные грязною бечёвкой коровьи рога, а у рук, обмотанных
обрывками вывернутой овчины, мотались два обыкновенные железные крюка, которыми
поднимают кули. А что всего страннее, так это то, что один из солдатиков,
запустив черту за пазуху свою руку, вытащил оттуда на шнурке старый медный
крест с давленною надписью: «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его».
— Я вам говорил, что это обман, — заметил
протоиерей Грацианский.
— Да, да; по костюму совершенно черт, а по образку
совершенно не черт, — поддержал его Захария и, тотчас же подскочив к этому
сфинксу, запытал: — Послушай, братец: кто ты такой? А? Слышишь, что я говорю?..
Любезный!.. А? Слышишь?.. Говори… А то сечь будем!.. Говори!.. — добивался
Захария.
Но тут вступился исправник и принялся сам допрашивать черта,
но также безуспешно.
Черт, начав отогреваться и приходя в себя, только тихо
заворочался и, как черепаха, ещё глубже ушёл в свою бурку.
Из различных уст подавались различные мнения: как же теперь
быть с этим чёртом? Исправник полагал отослать его прямо в таком виде, как он
есть, к губернатору, и опирался в этом на закон о чудовищах и уродцах; но
всеобщее любопытство страшно восставало против этого решения и изобретало
всякие доводы для убеждения исправника в необходимости немедленно же
разоблачить демона и тем удовлетворить всеобщее нетерпеливое и жгучее
любопытство.
Не спорили только два лица: это голова и отец Захария, но и
то они не спорили потому, что были заняты особыми расследованиями: голова,
низенький толстый купец, все потихоньку подкрадывался к черту то с той, то с
другой стороны и из изнавести крестил и затем сам тотчас же быстро отскакивал в
сторону, чтобы с ним вместе не провалиться, а Захария тормошил его за рожки и
шептал под бурку:
— Послушай, братец, послушай: ты мне одно скажи, это ты
у отца протопопа вверх ногами по потолку ходил? Признайся, и сечь не будем.
— Я, — глухо простонал черт.
Это первое произнесённое демоном слово произвело в
присутствующих неожиданную панику, которая ещё увеличилась дошедшими до них в
эту минуту дикими воплями народа снаружи. Потерявшая терпение толпа ломилась
наверх, требуя, чтобы черт немедленно же был ей предъявлен, причём громогласно
выражалось самое ярое подозрение, что полиция возьмёт с черта взятку и отпустит
его обратно в ад. В толпе нашлись люди, которые прямо предлагали высадить двери
правления и насильно взять черта из рук законной власти. За угрозой почти
непосредственно последовало и исполнение: раздались удары в двери; но ротмистр
нашёлся, что сделать: он мигнул квартальному, который тотчас же выкатил
пожарную трубу, взлез со шприцем на забор и пустил в толпу сильную холодную
струю. Сигнал был дан, и пошла потеха. Народ на минуту отхлынул, раздались
весёлые крики, свистки и хохот, но через минуту все эти развеселившиеся люди
вдруг принасупились, закусили губы и двинулись вперёд. Холодная душь более
никого не пугала: дверь затрещала, в окна полетели камни, а квартального
стащили за ноги с забора и, овладев шприцем, окачивали его в глазах начальства.
Исправник, а за ним и все бывшие с ним аристократы шарахнулись во внутренние
покои и заперлись на замок, а не успевший за ними туда капитан Повердовня бегал
по канцелярии и кричал:
— Господа! ничего!.. не робеть!.. С нами бог!.. У кого
есть оружие… спасайтесь!
И с этим, увидя растворённый канцелярский шкаф, он быстро
вскочил в него и захлопнул дверцы; а между тем в комнату через разбитые окна
ещё ожесточённее падали камни. У самого черта вырвался крик ужаса и отчаяния.
|
