 Увеличить |
Глава 7
Протопоп возвратился домой очень взволнованный и расстроенный.
Так как он, по причине празднества, пробыл у исправника довольно долго, то
домоседка протопопица Наталья Николаевна, против своего всегдашнего
обыкновения, не дождалась его и легла в постель, оставив, однако, дверь из
своей спальни в зал, где спал муж, отпертою. Наталья Николаевна непременно
хотела проснуться при возвращении мужа.
Туберозов это понял и, увидав отворённую дверь в спальню
жены, вошёл к ней и назвал её по имени.
Наталья Николаевна проснулась и отозвалась.
— Не спишь?
— Нет, дружечка Савелий Ефимыч, не сплю.
— Ну и благо; мне хочется с тобой говорить.
И старик присел на краешек её кровати и начал пересказывать
жене свою беседу с предводителем, а затем стал жаловаться на общее равнодушие к
распространяющемуся повсеместно в России убеждению, что развитому человеку
«стыдно веровать». Он представил жене разные свои опасения за упадок нравов и
потерю доброго идеала. И как человек веры, и как гражданин, любящий отечество,
и как философствующий мыслитель, отец Савелий в его семьдесят лет был свеж,
ясен и тёпел: в каждом слове его блестел здравый ум, в каждой ноте слышалась
задушевная искренность.
Наталья Николаевна не прерывала возвышенных и страстных
речей мужа ни одним звуком, и он говорил на полной свободе, какой не давало ему
положение его ни в каком другом месте.
— И представь же ты себе, Наташа! — заключил он,
заметив, что уже начинает рассветать и его канарейка, проснувшись, стала
чистить о жёрдочку свой носик, — и представь себе, моя добрая старушка,
что ведь ни в чем он меня, Туганов, не опровергал и во всем со мною согласился,
находя и сам, что у нас, как покойница Марфа Андревна говорила, и хвост долог,
и нос долог, и мы стоим как кулики на болоте да перекачиваемся: нос вытащим —
хвост завязнет, а хвост вытащим — нос завязнет; но горячности, какой требует
такое положение, не обличил.. Ужасное равнодушие!
Наталья Николаевна молчала.
— И в дополнение ко всему меня же ещё назвал
«маньяк»!.. Ну скажи, сделай милость, к чему это такое название ко мне может
относиться и после чего? (Савелий продолжал, понизив голос.) Меня назвал
«маньяком», а сам мне говорит… Я ему поставил вопрос, что все же, мол… мелко ли
это или не мелко, то что я указываю, но все это знамения царящего в обществе
духа. «И что же, мол, если теперь с этою мелочью не справимся, то как
набольшие-то наши тогда думают справляться, когда это вырастет?» А он по этой,
ненавистной мне, нашей русской шутливости изволил оповедать анекдот, который
действительно очень подходящ к делу, но которого я, по званию своему, никому,
кроме тебя, не могу и рассказать! Говорит, что был-де будто один какой-то
офицер, который, вступив на походе в одну квартиру, заметил по соседству с
собою замечательную красавицу и, пленясь её видом, тотчас же, по своему
полковому обычаю, позвал денщика и говорит: «Как бы, братец, мне с сею
красавицей познакомиться?» А денщик помялся на месте и, как ставил в эту пору
самовар, вдруг восклицает: «Дымом пахнет!» Офицер вскочил и бросился в комнату
к сей прелестнице, говоря: «Ай, сударыня, у вас дымом пахнет, и я пришёл вас с
вашею красотой спасти от пламени пожара», и таким образом с нею познакомился, а
денщика одарил и напоил водкой. Но спустя немалое время тот же охотник до
красоты, перейдя на другое место, также увидал красивую даму, но уже не рядом с
собою, а напротив своего окна через улицу, и говорит денщику: «Ах, познакомь
меня с сею дамой!», но тот, однако, сумел только ответить снова то же самое,
что «дымом пахнет!» И офицер увидал, что напрасно он полагался на ум сего
своего помощника, и желанного знакомства через него вторично уже не составил.
Заключай же, какая из сего является аналогия: у нас в необходимость
просвещённого человека вменяется безверие, издёвка над родиной, в оценке людей,
небрежение о святыне семейных уз, неразборчивость, а иносказательная красавица
наша, наружная цивилизация, досталась нам просто; но теперь, когда нужно
знакомиться с красавицей иною, когда нужна духовная самостоятельность… и сия
красавица сидит насупротив у своего окна, как мы её достанем? Хватимся и ахнем:
«Ах, мол, как бы нам с нею познакомиться!» А нескладные денщики что могут на
сие ответить кроме того, что, мол, «дымом пахнет». Что тогда в этом проку, что
«дымом пахнет»?
— Да, — уронила, вздохнув, Наталья Николаевна.
— Ну то-то и есть! Стало быть, и тебе это ясно: кто же
теперь «маньяк»? Я ли, что, яснее видя сие, беспокоюсь, или те, кому все это
ясно и понятно, но которые смотрят на все спустя рукава: лишь бы-де по наш век
стало, а там хоть все пропади! Ведь это-то и значит: «дымом пахнет». Не так ли,
мои друг?
— Да, голубчик, это верно девчонка встала самовар
ставить! — проговорила скороговоркой сонным голосом Наталья Николаевна.
Туберозов понял, что он все время говорил воздуху, не
имеющему ушей для того, чтоб его слышать, и он поник своею белою головой и
улыбнулся.
Ему припомнились слова, некогда давно сказанные ему покойною
боярыней Марфой Плодомасовой: «А ты разве не одинок? Что же в том, что у тебя
есть жена добрая и тебя любит, а все же чем ты болеешь, ей того не понять. И
так всяк, кто подальше брата видит, будет одинок промеж своих».
— Да, одинок! всемерно одинок! — прошептал
старик. — И вот когда я это особенно почувствовал? когда наиболее не хотел
бы быть одиноким, потому что… маньяк ли я или не маньяк, но… я решился долее
ничего этого не терпеть и на что решился, то совершу, хотя бы то было до
дерзости…
И старик тихо поднялся с кровати, чтобы не нарушить покоя
спящей жены, перекрестил её и, набив свою трубку, вышел с нею на двор и присел
на крылечке.
|
