IX
Вот когда Матиуш понял, почему министры на заседании столько
говорили о сапогах, сухарях и фураже.
Если бы не сухари, они умерли бы с голода. Три дня, кроме
сухарей, у них ничего во рту не было. Спали по очереди, два-три часа в сутки. А
ноги стерли в кровь, прямо, что называется, до костей.
Бесшумно, как тени, пробирались они лесными тропами. Поручик
то и дело вынимал карту, искал овраг или заросли погуще, чтобы спрятаться.
Время от времени в отдалении появлялись неприятельские
разведчики, выследят, в каком направлении они отступают, и мчатся с донесением
к своим.
Матиуша было не узнать. Худой, как скелет, сгорбленный, он
казался еще меньше ростом. Многие солдаты побросали винтовки, а он сжимал свою
одеревеневшими пальцами.
Столько переживаний за несколько дней!
«Папочка, папочка, как тяжело быть королем, когда на твою
страну напал враг! – с горечью думал Матиуш. – Сказать: „Я вас не
боюсь и разобью в два счета, как мой прадед Павел Завоеватель“, ничего не
стоит. А победить ох как трудно! Какой я был глупый, легкомысленный мальчишка!
Мечтал, что поскачу на белом коне на войну, а жители столицы будут усыпать
цветами улицы. А сколько погибнет людей, об этом я не думал.»
Неприятельские пули так и косили солдат, а Матиуш уцелел,
может, благодаря маленькому росту.
Как они обрадовались, когда прорвались к своим! И окопы там
уже отрыты.
«Теперь над нами смеяться будут», – подумал Матиуш.
Но скоро он убедился, что на войне тоже есть справедливость
Когда они наелись досыта и отоспались, их отправили в тыл, за пять километров
от фронта, в маленький городишко, а на смену им пришли другие солдаты.
В городе тех, кто не бросил оружие, построили отдельно, и
генерал обратился к ним с речью:
– Честь вам и хвала! Настоящие герои познаются во время
поражения, а не при звуках фанфар!
– И эти мальцы здесь? – добродушно спросил
саперный полковник, заметив в строю Матиуша и Фелека. – Да здравствуют
отважные братья Крушигора и Вырвидуб!
С тех пор Фелека звали Крушигора, а Матиуша – Вырвидуб.
– Эй, Крушигора, принеси воды!
– Вырвидуб, подбрось-ка сучьев в костер!
Мальчики стали всеобщими любимцами. На отдыхе до солдат
дошла весть о том, что военный министр поссорился с главнокомандующим и помирил
их король Матиуш.
Матиушу, конечно, не могло прийти в голову, что по улицам
столицы разъезжает автомобиль, в котором сидит кукла-король и отдает честь. Он
был еще мал и плохо разбирался в дипломатии.
Отдохнув, они снова вернулись на передний край. Началась так
называемая позиционная война; обе воюющие стороны засели в окопах, стреляли
друг в друга, но пули пролетали над головами, не причиняя вреда. Когда
надоедало сидеть, зарывшись в землю, ходили в атаку. Случалось, километра на два
продвигались вперед или отступали назад.
Солдаты совсем освоились в окопах: расхаживали как по
коридору, пели, шутили, играли в карты, а Матиуш прилежно учился. Занимался с
ним поручик, который изнемогал от скуки. Утром расставит дозорных в секреты,
чтобы следили, не идет ли неприятель в атаку, позвонит в штаб, сообщит, что все
в порядке, – вот и все дела!
Для поручика занятия с Матиушем были развлечением. А Матиушу
очень хотелось учиться. Сидит он в окопе, учит географию, в вышине звенят
жаворонки. Время от времени прогремит вдали выстрел – и опять тихо.
Но вдруг будто бешеные псы завоют. Это мелкокалиберные
полевые орудия.
А потом – бух! бух! Это большая пушка.
И пошло… Винтовки квакают, как жабы. Свист, вой, грохот –
бух, бабах!..
И так полчаса, час. Иногда в окоп попадет снаряд,
разорвется, уложит на месте несколько человек, нескольких ранит.
Но остальные не трусят – привыкли.
«Жалко, хороший был товарищ, вечная ему память», –
скажут солдаты.
Раненым сделают перевязку, а ночью отправят в полевой
госпиталь.
На войне как на войне.
Не миновала пуля и Матиуша. Рана, правда, пустяковая, даже
кость не задело. В госпиталь идти не хотелось, но врач настаивал, и пришлось
подчиниться.
Впервые за четыре месяца в постели! Какое блаженство!
Матрац, подушка, одеяло, белоснежная простыня, полотенце, возле кровати
тумбочка, кружка, тарелка, ложка (жалкое подобие той, какой ел он в королевском
дворце).
Рана заживала быстро. Сестры и врачи полюбили Матиуша, и все
бы хорошо, только вот страх, что его узнают.
– Смотрите, как он похож на короля Матиуша! –
заметила как-то раз жена полковника.
– Да, да, мне его лицо тоже показалось знакомым.
Хотели даже послать его фотографию в газету.
– Ни за что! – наотрез отказался Матиуш.
– Глупый, – говорили ему, – король Матиуш
увидит в газете фотографию такого маленького солдата и наградит тебя медалью.
Или отцу пошлешь фотографию, то-то он обрадуется!
– Нет и нет! – твердил Матиуш.
Надоели ему эти разговоры: он не на шутку боялся, как бы не
обнаружилось, кто он.
– Оставьте его в покое. Мальчик прав. Король Матиуш,
чего доброго, оскорбится, воспримет это как намек: ты, мол, на автомобиле по
городу разъезжаешь, а твои ровесники на войне жизнью рискуют.
«Черт возьми, о каком это Матиуше они толкуют?» Юный король
давно махнул рукой на придворные манеры и выражался, как его товарищи-солдаты.
«Хорошо, что я убежал на фронт!» – не в первый раз подумал
Матиуш.
Его не хотели выписывать из госпиталя, просили остаться.
Говорили, он будет разносить раненым чай, помогать на кухне…
Но Матиуш отказался.
Ни за что на свете! Пусть мнимый король разъезжает по
городу, раздает раненым подарки, принимает участие в торжественных похоронах
офицеров, место настоящего короля – в окопах!
И Матиуш вернулся к своим товарищам на передовую.
– А где же Фелек?
Фелеку надоело прозябать в окопах. Парень он был живой, ни
секунды не посидит на месте. А тут целыми неделями сиди, скорчившись, даже
головы не смей высунуть, не то раздастся выстрел и от поручика достанется.
– Спрячешь ты свою дурацкую башку или нет? –
ругается поручик. – Подстрелят вот этакого дурака, и потом возись с ним:
перевязку делай, в госпиталь вези. И без тебя хлопот хватает.
Отчитал его поручик раз-другой, а потом посадил на
гауптвахту на три дня на хлеб и воду.
Послушайте, за что.
Однажды ночью неприятельских солдат отвели на отдых, в тыл,
а на их место пришли новые. Окопы расположены были близко; из одного крикнешь –
в другом слышно. Началась перебранка между новичками и нашими.
– У вас король – сопляк!
– А ваш – старая галоша!
– Эй вы, голь перекатная! У вас сапоги каши просят!
– А у вас рожи от голода повытянулись! Бурду вместо
кофе лакаете!
– Иди попробуй!
– Как волки голодные! Не накормишь вас, когда в плен
попадете.
– А вы оборванцы!
– Здорово вы драпанули!
– Зато всыпали вам напоследок по первое число!
– Горе-стрелки! Вам бы в лягушек палить из пушек!
– Сами хороши!
– Мы-то умеем стрелять!
Тут Фелек не выдержал, выскочил из окопа, повернулся к ним
задом, задрал шинель и крикнул:
– А ну стреляйте!
Пиф-паф!.. – прогремело четыре выстрела и… мимо.
– Эх вы, стрелки!
Солдаты хохотали до упаду, а поручик рассвирепел и посадил
Фелека под арест в глубокую яму, обшитую досками.
Откуда доски? – спросите вы. Солдаты разбирали
разрушенные избы и обшивали досками стены в окопах, делали настил на земле,
навесы для защиты от дождя.
Фелек просидел в яме всего два дня. Поручик его простил. Но
Фелек не забыл обиды.
– Не хочу больше служить в пехоте!
– А куда же ты пойдешь?
– На аэропланах буду летать!
В государстве Матиуша не хватало бензина. А чем тяжелее
груз, тем больше расходуется горючего. Поэтому был отдан приказ: в летчики
брать самых тощих солдат.
– Иди и ты, колбасник! – подшучивали солдаты над
одним толстяком.
Шутки шутками, а Фелека решили отправить в авиацию.
Двенадцатилетний мальчик – это настоящая находка! Разве найдешь легче? Пилот
будет управлять самолетом, а Фелек бомбы сбрасывать.
Матиуш не знал, радоваться или огорчаться, что Фелека нет.
Фелек был единственным человеком, посвященным в его тайну. И
хотя Матиуш сам просил называть себя Томеком, ему было неприятно, когда Фелек
обращался с ним, как с ровней, а то и вовсе свысока. Фелек был старше. Он пил
водку, курил, а когда угощали Матиуша, то неизменно говорил:
– Не давайте ему, он маленький!
Матиуша не соблазняли ни водка, ни курево, но он предпочитал
отвечать за себя сам и в адвокате не нуждался.
А когда ночью предстояло идти в разведку, Фелек подстраивал
всегда так, что брали его, а не Матиуша.
– Не берите Томека! Какая от него польза? –
говорил он.
Разведка – дело опасное и трудное. Подползают на животе к позициям
врага, перерезают ножницами колючую проволоку и захватывают «языка». Иногда
часами лежишь не шелохнувшись, одно неосторожное движение – и небо освещается
ракетами, а по смельчакам открывают пальбу. Солдаты жалели Матиуша – он был
маленький и слабый – и чаще брали с собой Фелека. А Матиушу было обидно.
Теперь Матиуш стал незаменим в отряде. То патроны отнесет
дозорным, то пролезет под колючей проволокой и подползет к неприятельским
окопам, а два раза даже во вражеский стан пробирался.
Переодели Матиуша пастушонком. Он подлез под колючую
проволоку, прошел версты две, сел перед разрушенной хатой и притворился, будто
плачет.
Мимо шел солдат, увидел его и спрашивает:
– Ты чего плачешь, мальчик?
– Как же мне не плакать? – отвечает Матиуш. –
Дом наш сожгли, мама куда-то пропала…
Матиуша отвели в штаб, напоили горячим кофе… И ему стало не
по себе: его накормили, куртку старую дали, потому что он дрожал от холода (для
отвода глаз свои нарочно надели на него всякую рвань), а он обманет их,
предаст. За добро отплатит злом.
И Матиуш про себя решил ничего своим не говорить. Пусть
считают его дурачком и не посылают больше в разведку. «Не хочу быть
шпионом», – подумал Матиуш.
Но тут его вызвали к офицеру.
– Как тебя зовут, мальчик? – спросил офицер.
– Томек.
– Слушай внимательно, Томек, что я тебе скажу. Ты
можешь оставаться в отряде, пока не вернется твоя мама. Тебе выдадут
обмундирование, котелок, деньги, еду будешь получать из полковой кухни. Но за
это ты должен пробраться к врагам и разведать, где у них пороховой склад.
– А что это такое? – Матиуш прикинулся простачком.
Его повели в пороховой склад, где хранились снаряды, бомбы,
гранаты, порох, патроны.
– Понял теперь?
– Понял.
– Так узнай, где находится у них такой склад,
возвращайся и расскажи нам.
– Хорошо, – согласился Матиуш.
Офицер на радостях подарил Матиушу плитку шоколада.
«Ах вот вы какие! – Матиуша перестали мучить угрызения
совести. – Лучше быть шпионом у своих, чем у врага.»
Его вывели на дорогу и дали несколько залпов в воздух, чтобы
сбить противника с толку.
Довольный, возвращался Матиуш к своим. То на животе ползет,
то на четвереньках и жует шоколад.
Вдруг – бах, бах!.. Это свои открыли по нему огонь. Солдаты
заметили – кто-то крадется, а кто, не знают.
– Выпустить три ракеты! – приказал поручик, взял
бинокль и, направив его в ту сторону, даже побледнел от страха.
– Прекратить огонь! Это Вырвидуб возвращается с
задания.
Без помех вернулся Матиуш к своим, рассказал, что и как.
Поручик немедленно позвонил артиллеристам, приказал прямой наводкой бить по пороховому
складу. Артиллеристы двенадцать раз промазали, а на тринадцатый попали прямо в
цель. Раздался грохот, пламя полыхнуло до неба, все заволокло дымом – даже
дышать стало нечем.
В неприятельских окопах поднялась паника. А поручик взял
Матиуша на руки, подбросил вверх и три раза прокричал:
– Молодец, Томек! Молодец! Молодец!
Все хорошо, что хорошо кончается. С той поры в роте еще
больше полюбили Матиуша. Солдатам в награду выдали бочку водки, и они три дня и
три ночи спали спокойно, у противника не осталось ни одного снаряда. Поручик
даже разрешил вылезти из окопов – поразмяться. Враги злились, но сделать ничего
не могли.
Снова потянулись однообразные военные будни. Днем занятия с
поручиком, наряды, дежурство, перестрелка. А когда затяжные осенние дожди
размывали земляные укрепления, Матиуш выходил с лопатой на работу.
«Странно, я мечтал изобрести увеличительное стекло, чтобы
взорвать на расстоянии неприятельский пороховой склад. И мечта сбылась, хоть и
не совсем так, как я думал.»
Миновала осень. Наступила зима.
Выпал снег. Солдатам раздали теплое обмундирование. Кругом
стало тихо и белым-бело.
|
