XVI
ДНЕВНИК МАТИУША
Матиуш завел дневник.
Он взял тетрадку, нарисовал на обложке домик, пальму, в
отдалении – скалу и море, заходящее солнце, парящих в небе орлов.
А внизу написал:
Дневник,
который я вел на острове Белого
Дьявола.
Мои мысли и поступки.
На первой странице тоже была картинка, но она не получилась,
потому что Матиуш очень спешил. Под картинкой он написал, какие книги хотел бы
прочесть. Их было семь.
1. Книгу, в которой
рассказывается про все науки, – чтобы выбрать самую интересную и с нее
начать.
2. Книгу про королей, когда они были
маленькими.
3. Книгу о знаменитых изобретателях,
путешественниках и разбойниках, когда они были детьми.
4. Книгу сказок всех народов земного
шара.
5. Книгу, очень толстую, о пчелах,
муравьях и животных.
6. Книгу про разных людей: хороших и
плохих, лентяев и прилежных, веселых и грустных, добрых и жадных, задир и
воображал. Про то, как сделать, чтобы они не дрались, не ссорились и не
приставали.
7. Книгу про глупые и мудрые
законы, – чтобы знать, какие отменить, а какие оставить.
И еще я хотел бы прочесть книгу про
то, как дрессируют диких зверей: львов, тигров и т. д.
Сегодня я думал: что такое вода? То
она жидкость, то пар, то лед. Какая же она взаправдашняя: лед, пар или вода?
Человек тоже бывает разный.
Сегодня был в лесу. Хотел объехать
вокруг острова, но, оказывается, это очень далеко. Тогда я высадился на
противоположной стороне и, кажется, видел человека: он крикнул что-то и исчез в
зарослях. Но может, это была обезьяна?
По-моему, иногда даже героям бывает
страшно. Интересно, есть на свете человек, который ни разу в жизни не трусил?
Сегодня день моего рождения.
Печальный король поздравил меня и прислал в подарок подзорную трубу. Я смотрел
на луну. Горы, видел, а леса на луне нет.
Я не знаю точно, сколько мне
исполнилось лет: двенадцать или тринадцать? Попытался представить себя
взрослым. Понятно, я расту, но как-то не верится, что я когда-нибудь буду
большим и старым. Чудно!
Воскресенье.
На море был шторм. Мне захотелось
сесть в лодку и посмотреть, хватит ли у меня сил грести при такой волне. Но
Валентий не позволил. Я и сам бы, наверно, не поехал, просто очень захотелось.
На утесе тоже было здорово. Молнии, гром. Кажется, маяк скоро починят. В такую бурю
на море без маяка опасно.
Среда.
Люблю ли я папу и маму? И вообще,
можно ли любить умерших?
Почему я сирота? У других ребят есть
родители, а у меня нет.
Если бы отец не умер, все было бы
иначе. И маму я почти не помню. Фотография ее совсем выцвела, но это даже
лучше. Раз мамы нет в живых, фотография должна быть бледной.
Больше всех солдат нравится мне
Валентий. Он никогда первый не заговаривает со мной, но спросишь его о
чем-нибудь, очень понятно все объясняет. И сны разгадывать умеет. Один раз мне
приснился аэроплан, и он сказал: это не к добру. И в самом деле, я
поскользнулся и чуть не упал со скалы. Хорошо сидеть там, высоко на выступе на
самой крутизне. И еще Валентий умеет плести сети. Сеть лучше удочки, потому что
рыбам не больно и можно их выпустить обратно в море. Они думают, все кончено, и
когда попадают опять в воду, очень радуются.
Валентий учит меня играть на
скрипке. Вот бы поскорей научиться! Сяду на своем утесе и буду играть.
В старину для освещения служила
лучина (как сейчас у Бум-Друма), потом свечи, потом керосиновая лампа, потом
газ, а теперь электричество. Интересно, что еще придумают?
Как делаются открытия? Наверно, по
книгам.
Я опять долго думал, откуда берутся
мысли. Может, никаких человечков нет? Но это неважно, были бы мысли. Конечно,
узнать, как это происходит, очень интересно. Вчера я хотел проследить, как
приходит сон, но незаметно заснул. А у Валентия спросить неловко.
Взрослые часто смеются над детьми,
поэтому дети их стесняются.
Вот бы на денек, часика на три,
перенестись в столицу. Посмотреть, что там и как. Заглянуть во дворец, в парк,
побродить по улицам. Сходить на кладбище на могилу родителей.
Здесь тепло и небо синее-синее. Но
мне больше нравится пасмурная погода. Тогда я вспоминаю родину. Пальмы очень
красивые, но наши деревья лучше Они как старые друзья, а пальмы – чужие.
Мой самый большой недостаток в
прошлом – гордость.
Может ли король любить народ или ему
приятно, когда его хвалят, и он притворяется добрым?
Можно ли любить незнакомых? Конечно,
я искренне заботился о детях, все-таки мне хотелось, чтобы они знали, что это
сделал для них король Реформатор.
Быть маленьким неприятно, и я решил
доказать: маленькие тоже на что-то способны. Взрослые злились на меня, я это
видел, но обязаны были подчиняться.
Я завел две тетради. Одна
называется: «Мои ошибки, когда я был королем», а вторая: «Мысли и планы, если я
снова стану королем».
Однажды Дормеско заявил: «Нечего
думать, надо подчиняться приказам». «Но король ведь не может издать закон, не
подумав», – возразил я.
«Король – другое дело», –
сказал Дормеско.
Выходит, не все взрослые умные?
Жду, жду, а почты все нет. Наверно,
что-то случилось.
Целую неделю не писал в дневник.
Приехал Печальный король. Он очень
удивился, узнав, что я не читаю газет. «А какой от них прок?» – спросил я. Он
подумал и сказал: «Да, лучше читай книги».
Он очень добрый, но мы друг друга не
понимаем и поэтому мне с ним плохо.
«Раньше, Матиуш, ты спешил сделать
то, что тебе приходило в голову. А теперь ты предаешься раздумьям и
бездействуешь. И то, и другое – крайности. Надо идти на компромиссы с
собой», – сказал Печальный король. (Компромисс – это сделка.)
Как же так? Обманывать самого себя?
Наверно, я еще слишком мал, чтобы понять это.
Опять давно не писал в дневник.
Я много читаю, научился играть на
скрипке. Конечно, до Печального короля и даже Валентия мне еще далеко.
С книгами дело обстоит не так
просто, как я думал. Чем больше читаешь, тем больше возникает вопросов. А книга
готовых ответов не преподносит. Надо самому во всем разобраться, обдумать,
понять.
Скоро я смогу доплыть до маяка. Я
видел в подзорную трубу возле маяка двух детей: один совсем малыш – наверно,
еще говорить не умеет; другой постарше, но тоже меньше меня.
Раньше я следил за играми Фелека и
его друзей из-за железной ограды. Меня отделяла от детей дворцовая ограда – и я
был одинок. Теперь от детей меня отделяет море – и я снова одинок.
Наконец Матиуш доплыл до маяка. Каждый день он все дальше
заплывал на лодке в море и вот сегодня достиг цели.
Привязав лодку на берегу, он направился прямо к маяку, а
навстречу ему двое детей: мальчик и белокурая девочка.
– Папа! – закричала девочка и с протянутыми
ручонками кинулась к нему. – Папа! Иди-иди! Ала – послушная!
По дороге она споткнулась, шлепнулась и заплакала.
Мальчик – наверно, брат – поднял ее, одернул платьице. А она
вырывается, смеется сквозь слезы и с криком «Папа!» бежит навстречу Матиушу.
Брат стоит и ждет, что будет. Матиуш тоже остановился в
недоумении. Он так рвался к детям, а теперь не знает, что делать.
– Идем к деде! Идем! Ала – послушная! Деда там! Идем,
папа! – лепетала малышка и тянула, дергала Матиуша за одежду.
Неприятно, когда не знаешь, что сказать.
– Ало, идем! Папа, идем! Ало, Ала, папа, идем к
деде! – не умолкая, щебетала девочка.
Она схватила мальчиков за руки, потянула за собой и опять
чуть не упала
– Деда, смотри – папа! – закричала она, увидев
смотрителя маяка.
А тот стоял, прищурившись, поглаживая бороду, и улыбался.
«Видно, добрый человек, – подумал Матиуш. – Он чем-то напоминает
старого доктора.»
– Приветствую дорогого гостя! – Старый моряк снял
шапку. – Ваше величество, наверно, приехали проверить, почему не горит
маяк. Все в порядке, маяк исправлен и сегодня опять зажжется. Я бы сам давно
приехал и извинился перед вами, да вот с этим… не больно-то поплывешь…
Матиуш только сейчас заметил, что у смотрителя нет руки.
– Вторую руку отняло море. Но оно щедрое и взамен
подарило мне вот эту парочку.
И он рассказал Матиушу, как служил матросом и во время
кораблекрушения потерял руку. Тогда его определили смотрителем на маяк. А в
прошлом году после шторма волны выбросили на берег двоих детей. Он еле откачал
их. И удивительно, мальчик, хотя был без сознания, не выпускал из рук
сестренку.
– Мальчика я назвал Ало, а девочку – Ала. Кто они и
откуда, неизвестно. На языке туземцев, населявших в прежние времена остров,
«Ало» – значит «сын моря», «Ала» – «дочь моря». Видать, они с севера родом.
Потому как языки южных стран я немножко понимаю, а с мальчиком никак
договориться не мог.
Во время разговора Ала не отходила от старших, с
любопытством поглядывая то на Матиуша, то на старого моряка.
– Папа! – радостно закричала она и засмеялась.
– Вот видишь, глупышка, говорил я тебе, что папа
вернется. Вот и получай своего папку, – проговорил старый моряк.
– Это не папа. – Ало нахмурился.
– Для тебя не папа, а для Алы папа.
– Это Матиуш.
Матиушу стало неловко: опять он не знал, что сказать. А
старый моряк поглядывает на детей и улыбается.
– С дороги полагается подкрепиться, – сказал он и
пригласил гостя в свое странное жилище в башне.
Матиуш пожалел, что не привез детям гостинцев, и заторопился
домой.
Ала еще дважды принималась плакать: ей не позволили пить
чай, пока он не остынет, и когда уезжал Матиуш.
– Папа, не уезжай! Останься с Алой!
И опять Матиуш не знал, как себя вести, когда Ала, цепляясь
за брюки, не пускала его.
Приближался вечер, а Дормеско не любил, когда Матиуш
возвращался поздно. Однажды Матиуш засиделся дотемна на утесе, и потом по
приказу Дормеско за ним три дня ходил по пятам солдат. Не в наказание, просто
Дормеско беспокоился, как бы с Матиушем чего-нибудь не случилось. К счастью,
Дормеско не знал обо всех его рискованных затеях.
Обратно Матиуш плыл, как в сказке. До самого острова
расстилалась перед ним золотая дорожка.
Хорошо, что он не пообещал приехать на следующий день: руки
так болели, будто он никогда до этого не садился за весла.
Только на пятый день собрался Матиуш опять на маяк. За это
время он обдумал, как себя вести и что захватить с собой. Взял кубики,
головоломку, лото с картинками, пряники, конфеты и мячик. Он приготовился, что
сказать детям при встрече и на прощание, если Ала будет опять капризничать.
Греб он медленно, с перерывами, чтобы не устать. Дормеско же
предупредил, что вернется вечером, и взял еду на целый день.
Дети обрадовались Матиушу. Видно, они очень скучали на
пустынной скале. Старый моряк тоже не скрывал своей радости: будет кому
порассказать о своих странствиях по морям и океанам. Да и рассказы Матиуша о
войне тоже интересно послушать.
Мальчики и старый моряк сели на камни. Ала стояла возле
Матиуша и, положив ручонки ему на колени, заглядывала в лицо, словно старалась
понять, о чем он говорит. Но по ее наивным вопросам было ясно, что она ничего
не понимает.
– Пули – такие маленькие мячики? – спрашивала она,
воображая, будто война – это игра.
И Матиуш объяснял ей, что эти мячики сделаны из стали и
убивают людей.
– Ала хочет на войну! – заупрямилась девочка и
заплакала.
– Война далеко, – сказал моряк.
– Ала хочет далеко!
– Ала – маленькая!
– Ала – большая! Ала хочет на войну!
– Война спит, – сказал моряк.
– Спит? – переспросила Ала шепотом и, прижав
пальчик к губам, сделала испуганное лицо и больше не капризничала. – Тихо,
война спит, мячик спит, Петрушка спит.
Матиуша это очень удивило. На обратном пути он старался
вспомнить, как он вел себя, когда был маленьким и так же мало знал, как Ала.
Да, не понимать чего-нибудь очень неприятно. Бедная Ала! Она так на него
смотрела, словно глазами хотела понять. И, не поняв, начинала плакать.
Маленькие дети, наверно, оттого часто плачут, что не понимают. Ему стало жалко
Алу. «Надо сочинить для нее сказку», – подумал он и решил, что будет
немного рассказывать старому моряку и Ало, а немного – Але.
Тут он вспомнил, как моряк сказал, что война заснула. Почему
он так сказал? Ведь это неправда. Война не может спать: она не живая. Но,
представив себе, как начинается война, Матиуш подумал, что это в самом деле
похоже на пробуждение какого-то чудовища. Только что было тихо, и вдруг от
топота сапог гудит земля, грохочут пушки. Значит, моряк не обманул маленькую
Алу?
Матиуш положил весла, отдыхает. От маяка стелется по морю
золотая дорожка. На небе мерцают звезды. Вокруг тихо-тихо. «Какие права дать
малышам?» – спрашивает себя Матиуш и не находит ответа.
В приюте, где он скрывался, жили маленькие ребятишки, и
старшие не любили их: колотили, дразнили, приставали к ним. Матиуш тоже
недолюбливал этих плакс. Но может, они плачут оттого, что им ничего не
разрешают и у них нет никаких прав. Один депутат высказался в детском
парламенте вообще против малышей. Но это, конечно, чушь. Маленькие вырастут и
будут большими.
«Вот я мечтаю быть королем детей, а ничего не знаю про
малышей. И совсем забыл, какой сам я был маленький. Взрослые, наверно, тоже не
помнят себя маленькими и поэтому не хотят давать детям права.»
Матиуш снова взялся за весла. Как странно: остров совсем
близко, а руки ни капельки не болят.
«Завтра целый день буду читать, а послезавтра опять поплыву
на маяк. Отвезу детям картинки.»
|
