V
– Томек, ты?
– Я. Это ты, Фелек?
– Ага! Темно, черт возьми! На часовых бы не наскочить!
Матиуш не без труда влез на дерево, а с дерева – на забор, а
с забора спрыгнул на землю.
– Король, а неловкий, как девчонка! – проворчал
себе под нос Фелек, когда Матиуш плюхнулся на землю и издали послышался окрик
часового:
– Стой! Кто идет?
– Не отвечай! – прошипел Фелек.
Падая с забора, Матиуш ободрал кожу на руке: первое ранение
на этой войне.
Пригибаясь к земле, перебежали они через дорогу, скатились в
ров и под носом у часовых проползли до тополевой аллеи, которая вела к
казармам. Казарму обогнули справа. Ориентиром им служила электрическая
лампочка, горевшая над гауптвахтой. Потом миновали мостик и вышли на шоссе,
которое привело их прямехонько на вокзал.
Там взору представилась картина, воскресившая в памяти
Матиуша рассказы о минувших войнах. Всюду, насколько хватал глаз, –
костры, у огня солдаты беседуют или спят, в котелках кипит вода.
Матиуша нисколько не удивила легкость, с какой Фелек среди
этой неразберихи вел его кратчайшим путем к своему отряду. Он думал, все
мальчишки-некороли такие. Но Матиуш ошибался, Фелек превосходил даже самых
ловких и находчивых.
Сутолока, толчея, каждый час прибывают новые и новые отряды,
которые передвигаются туда-сюда: одни к железнодорожным путям, другие ищут
удобного места для ночлега. Заблудиться ничего не стоит. Фелек несколько раз
останавливался в нерешительности. С тех пор как он был здесь днем, многое
изменилось. Тут вот стояли пушки, а сейчас их увезли на фронт. На месте пушек
расположился полевой госпиталь. Саперы подались ближе к железнодорожному
полотну, а там, где стояли они, суетились телеграфисты. Часть луговины, где
расположились лагерем войска, заливал яркий свет прожекторов, другая тонула во
мраке. Как назло, стал накрапывать дождь, трава была вытоптана, и ноги вязли в
липкой грязи.
Матиуш устал, ему хотелось передохнуть, но он боялся отстать
от Фелека, а тот не шел, а бежал, расталкивая встречных.
– Кажется, здесь, – прищурясь, сказал Фелек. Вдруг
взгляд его упал на Матиуша. – А где твое пальто?
– Висит в королевском гардеробе.
– И рюкзак не взял? Ну, знаешь, так отправляются на
войну только растяпы, – вырвалось у Фелека.
– Или герои, – ответил Матиуш с достоинством.
Фелек прикусил язык: как-никак Матиуш – король. Но Фелек был
страшно зол: и дождь некстати пошел, и знакомые солдаты, обещавшие спрятать его
в вагоне, куда-то подавались, и еще этот Матиуш, который даже не знает, что
надо брать в дорогу. У него, Фелека, хоть он и получил нахлобучку от отца, и
фляга есть, и перочинный нож, и ремень – все, что полагается иметь настоящему
солдату. А Матиуш – вот ужас-то! – в лакированных туфлях, на шее зеленый
галстук. Криво повязанный в спешке, грязный, как тряпка, этот злополучный
галстук придавал его внешности нечто комическое, и если бы не тревожные мысли,
Фелек наверняка бы расхохотался.
– Фелек! Фелек! – позвал вдруг кто-то.
И к ним подошел рослый парень, видно, тоже доброволец, но в
шинели он выглядел как заправский солдат.
– Я жду тебя здесь. Наши уже на вокзале, через час
посадка. Скорей!
«Еще скорей», – ужаснулся Матиуш.
– А это что за франт? – спросил верзила, указывая
на Матиуша.
– Долгая история! Потом расскажу. Пришлось с собой
взять.
– Хорошенькое дело! Кабы не я, и тебя бы не взяли, а ты
еще этого щенка приволок.
– Заткнись! – рассердился Фелек. – Он мне
бутылку коньяка дал, – прибавил он шепотом, чтобы Матиуш не расслышал.
– Дашь глотнуть?
– Посмотрим.
Три добровольца долго шли молча. Старший злился на Фелека за
своеволие. Фелек понимал, что влип в глупейшую историю, и ему было не по себе.
А Матиуш чувствовал себя смертельно оскорбленным и, если бы не обещание
молчать, показал бы этому бродяге, как короли отвечают на оскорбление.
– Слушай, Фелек. – Провожатый вдруг
остановился. – Если ты сейчас же не отдашь мне коньяк, иди один. Я за тебя
замолвил словечко, и ты обещал слушаться. Что будет дальше, если ты с самого
начала задаешься.
Вспыхнула ссора, и дело неминуемо кончилось бы дракой, но
тут взорвался ящик с ракетами. Видно, по неосторожности слишком близко поднесли
огонь. Две артиллерийские лошади испугались и понесли. Началась паника, воздух
прорезал чей-то пронзительный вопль. Когда суматоха немного улеглась, мальчики
увидели своего провожатого в луже крови с перебитой ногой.
Они остолбенели. Что война – это смерть, раны, кровь, они
знали, но им казалось, это где-то далеко, на поле боя.
– Что за беспорядок, почему здесь дети? – ворчал
какой-то человек – наверно, врач, – отпихивая их в сторону. – Ну, так
я и знал: доброволец. Сидел бы ты, сопляк, дома да соску сосал, – бормотал
врач, разрезая ножницами штанину.
– Томек, ходу! – шепнул Фелек, заметив вдали двух
жандармов, сопровождавших санитаров с носилками.
– А его оставим одного? – робко спросил Матиуш.
– Ну и что? Его отправят в госпиталь. Он теперь не
солдат.
Они притаились за палаткой. Через минуту на месте
происшествия никого не было – валялся только башмак, забытая санитарами шинель
раненого, да алела смешанная с грязью кровь.
– Шинель пригодится, – сказал Фелек. – Отдам,
когда выздоровеет, – прибавил он в свое оправдание. – Скорей на
вокзал! И так сколько времени потеряли!
Когда они с трудом протиснулись на перрон, в роте шла перекличка.
– Не расходиться! – уходя, приказал молодой
поручик.
Фелек рассказал солдатам про случай с парнем и не без
внутреннего трепета представил им Матиуша.
– Поручик на первой же станции вышвырнет его из вагона.
Когда мы ему о тебе сказали, он недовольно поморщился.
– Эй, вояка, сколько тебе лет?
– Десять.
– Дело дрянь! Хочешь, лезь под лавку. Только поручик
все равно тебя вышвырнет, и нам из-за тебя попадет.
– Пусть только попробует вышвырнуть, сам пешком
пойдет! – негодующе крикнул Матиуш.
Его душили слезы. Он, король, который должен был, осыпаемый
цветами, на белом коне во главе войска покинуть столицу, чтобы исполнить свой
священный долг – встать на защиту родины и народа, вместо этого, как
преступник, тайком удирает из дворца и еще вдобавок терпит оскорбления.
Коньяк и лососина смягчили сердца солдат, и лица их
прояснились.
– Коньяк прямо королевский! А лососина так и тает во
рту! – нахваливали солдаты.
Не без злорадства наблюдал Матиуш, как коньяк иностранного
гувернера с бульканьем льется в солдатские глотки.
– Глотни и ты, малыш! Посмотрим, годишься ли ты в
солдаты.
Наконец-то Матиуш отведал королевский напиток!
– Долой учителей! – провозгласил он, вспомнив, как
гувернер поил его рыбьим жиром.
– Э, да он бунтовщик! – отозвался молодой
капрал. – Кого это ты мучителем называешь? Уж не Матиуша ли? Будь
осторожен, сынок! За одно такое словечко можно пулю в лоб заработать!
– Король Матиуш не мучитель! – горячо
запротестовал Матиуш.
– Он еще мал, а каков будет, когда вырастет,
неизвестно.
Матиуш хотел еще что-то сказать, но Фелек ловко перевел
разговор на другое:
– Идем мы, значит, а тут как бабахнет! Я думал, с
аэроплана бомбу сбросили. А это ящик с ракетами взорвался. Потом с неба
разноцветные звезды посыпались…
– На кой черт им ракеты на войне?
– Путь освещать, когда нет прожекторов.
– Рядом тяжелая артиллерия стояла. Лошади испугались –
и прямо на нас! Мы с ним отскочили, а тот не успел…
– Рана-то серьезная?
– Крови лужа целая натекла. Его сразу унесли.
– Эх, война, война… – вздохнул кто-то. –
Коньяк-то еще остался? И поезда что-то не видать.
Но тут, с шипением выпуская пар, подошел паровоз. Поднялась
суматоха, беготня, гомон.
– Отставить посадку! – на бегу кричал поручик.
Но голос его потонул в общем шуме.
Словно мешки, забросили солдаты мальчишек в вагон. Слышался
испуганный храп упиравшихся лошадей, ругань, скрежет – не то отцепляли, не то
прицепляли вагоны. Наконец поезд тронулся. Вдруг – трах! – раздался треск,
и опять вернулись на станцию.
Кто-то вошел в вагон с фонарем, выкрикивая фамилии,
проверяя, все ли на месте. Потом солдаты побежали с котелками за похлебкой.
Матиуш видел и слышал все как сквозь сон, у него слипались
глаза. И он не заметил, как поезд тронулся. Проснувшись, он услышал мерный
перестук колес. Поезд шел полным ходом.
«Едем», – подумал король Матиуш и снова заснул.
|
