LI
Пробуждение было ужасно.
На руках и ногах – кандалы. Высоко, под самым
потолком, – зарешеченное окошко. В тяжелой, окованной железом двери –
маленькое круглое отверстие, в которое заглядывает тюремщик: следит за королем-узником.
Лежа с открытыми глазами, Матиуш старался припомнить, что
случилось.
«Как быть?» – вертелось в голове.
Матиуш не принадлежал к числу людей, которые перед лицом
трудностей опускают руки и предаются отчаянию. Нет, он никогда не терял присутствия
духа и всегда старался найти выход из любого, самого безвыходного, положения.
Как быть? Но чтобы принять решение, надо знать, что
произошло. А он не знает.
Матиуш лежал возле стены на охапке соломы, брошенной на пол.
Он легонько постучал в стену. Может, отзовется кто-нибудь? Стукнул раз, другой
– никакого ответа.
Где Клу-Клу? Что с Фелеком? Что происходит в столице?
В окованных железом дверях заскрежетал ключ, и в камеру
вошли двое неприятельских солдат. Один остановился в дверях, другой поставил на
пол рядом с подстилкой кружку молока и положил кусок хлеба. Матиуш безотчетным
движением протянул руку, чтобы опрокинуть кружку. Но тут же одумался. Ведь от
этого он все равно не станет свободным. А есть хочется, и силы ему еще
понадобятся.
Матиуш сел и, с трудом двигая руками в тяжелых кандалах,
потянулся за кружкой.
А солдат стоит и смотрит.
Матиуш съел хлеб, выпил молоко и говорит:
– Ну и скупые ваши короли! Разве одним куском хлеба
насытишься? Я кормил их получше, когда они гостили у меня. И Старого короля,
когда он был моим пленником, тоже угощал на славу. Меня содержат три короля, а
дают всего-навсего одну кружечку молока да один кусок хлеба. – И Матиуш
весело и непринужденно засмеялся.
Солдаты промолчали. Им строго-настрого запретили
разговаривать с узником. Но, выйдя из камеры, они передали слова Матиуша
тюремному надзирателю, а тот срочно позвонил по телефону, спрашивая, как
поступить.
Часа не прошло, как Матиушу принесли три кружки молока и три
куска хлеба.
– Это, пожалуй, многовато. Я не намерен объедать своих
благодетелей. Их трое, и, чтобы никого не обидеть, возьму у каждого поровну, а
лишний кусок хлеба и лишнюю кружку молока прошу забрать.
После еды Матиуша сморил сон. Он спал долго и, наверно,
проспал бы еще дольше, если бы его не разбудил в полночь скрип отворяемой
двери.
– «В 12 часов ночи состоится суд над бывшим королем
Матиушем Реформатором», – прочел военный прокурор и показал Матиушу бумагу
с печатями трех неприятельских королей. – Прошу встать!
– Передайте суду, чтобы с меня сняли кандалы. Они для
меня слишком тяжелы и натирают ноги.
Матиуш это нарочно придумал. Просто ему хотелось предстать
перед судом ловким и грациозным, как прежде, а не жалким узником в безобразных
цепях, сковывающих движения.
И он настоял на своем: тяжелые кандалы заменили изящными
золотыми цепочками.
С высоко поднятой головой, быстрым легким шагом вошел Матиуш
в тот самый зал, где совсем недавно диктовал свои условия арестованным
министрам. С любопытством огляделся он по сторонам.
За длинным столом восседали генералы трех неприятельских
армий. Короли занимали места в левой половине зала. Справа сидели какие-то
личности во фраках и белых перчатках. Кто это? Они все время отворачивались, и
он не мог разглядеть их лиц.
Обвинительный акт гласил:
Первое. Король Матиуш обратился с
воззванием к детям всего мира, призывая их к бунту и непослушанию.
Второе. Король Матиуш хотел стать
полновластным властелином мира.
Третье. Матиуш застрелил
парламентера, который направлялся к нему с белым флагом. Поскольку Матиуш тогда
уже не был королем, его следует судить как обыкновенного преступника. А за это
по закону вешают либо расстреливают.
Слово предоставляется обвиняемому.
– Что я обратился с воззванием ко всем детям – это
ложь. Что я не был королем, когда застрелил парламентера, – тоже ложь. А
хотел ли я стать властелином мира, этого, кроме меня, никто не может знать.
– Хорошо! Прошу, господа, зачитать ваше
постановление, – обратился председатель суда к личностям во фраках и белых
перчатках.
Волей-неволей пришлось встать. Один толстяк с
мертвенно-бледным лицом держит в трясущихся руках бумагу и дрожащим голосом
читает:
– «Мы, нижеподписавшиеся, видя, что бомбы разрушают
наши жилища, и желая спасти женщин и детей, отрекаемся от короля Матиуша
Реформатора. Мы, именитые горожане, постановили на своем совете лишить Матиуша
трона и короны. Дальше так продолжаться не может. Белые флаги означают, что
город сдается. И с этой минуты войну ведет не наш король, а простой мальчик
Матиуш. Пускай он сам расплачивается за свои поступки, мы за него отвечать не
желаем!»
Председатель суда протянул Матиушу бумагу:
– Подпишите, пожалуйста.
Матиуш взял ручку и, подумав немного, написал внизу:
С решением банды изменников и
трусов, предавших родину, не согласен. Ибо я был королем и останусь им до самой
смерти.
И громко прочел написанное вслух.
– Господа судьи! – обратился Матиуш к
генералам. – Я требую, чтобы меня называли королем Матиушем, ибо я был
королем и останусь им, пока жив. Иначе это будет не суд, а расправа с
побежденным. Тогда позор вам! Это недостойно людей вообще, а тем более солдат.
Или вы выполните мое требование, или я буду молчать.
Генералы удалились на совещание, а Матиуш стоит и
насвистывает залихватскую солдатскую песенку.
Но вот генералы вернулись.
– Матиуш, признаёшь ли ты, что обращался с воззванием к
детям всего мира?
Молчание.
– Ваше величество, признаете ли вы, что обращались с
воззванием к детям всего мира?
– Нет, не признаю. Никакого воззвания я не писал.
– Вызвать свидетеля, – распорядился судья.
В зал вошел шпион-журналист, Матиуша передернуло, но внешне
он остался спокоен.
– Слово предоставляется свидетелю, – объявил
судья.
– Я утверждаю, что Матиуш хотел стать королем всех
детей.
– Это правда? – строго спросил судья.
– Правда, – прозвучало в ответ. – Да, я хотел
этого. И мне бы это удалось. Но подпись под воззванием фальшивая, и подделал ее
вот этот шпион. Да, я хочу быть королем всех детей.
Судьи стали разглядывать подпись Матиуша. Покачивают
головами, вертят бумагу и так и этак, корчат из себя знатоков.
Но теперь это уже не имело значения. Ведь Матиуш во всем
признался.
Прокурор произнес длинную обвинительную речь и закончил ее
такими словами:
– Надо приговорить Матиуша к смерти. Иначе на земле не
будет порядка и покоя.
– Желаешь ли ты сказать что-нибудь в свое оправдание?
Молчание.
– Желаете ли вы, ваше величество, сказать что-либо в
свое оправдание? – повторил судья вопрос.
– Нет, – последовал ответ. – Незачем терять
понапрасну время. Час поздний. Пора спать, – произнес Матиуш беспечным
тоном. По его лицу нельзя было отгадать, что творится у него в душе. Он решил
быть стойким до конца и не ронять своего королевского достоинства.
Судьи удалились в соседнюю комнату, будто на совещание, но
тут же вышли и объявили приговор:
– Расстрелять!
– Подпиши! – обратился председатель суда к Матиушу.
Тот не шевельнулся.
– Ваше величество, подпишите!
Матиуш подписал.
Тут один из господ во фраке и белых перчатках бросился ему в
ноги и, всхлипывая, запричитал:
– Всемилостивый король, прости меня, подлого изменника!
Я только сейчас понял, что мы натворили. Если бы не наша преступная трусость,
не они, а ты судил бы их, как победитель…
Солдаты с трудом оттащили его от короля. После драки, как
говорится, кулаками не машут.
– Спокойной ночи, господа судьи! – сказал Матиуш и
с истинно королевским величием покинул зал.
По коридору и тюремному двору направился Матиуш в свою
камеру в сопровождении двадцати солдат с саблями наголо.
Он прилег на соломенную подстилку и притворился спящим. О
чем он думал и что чувствовал в ночь перед казнью, пусть останется тайной.
|
