Глава 43. ДЯДЯ И
ПЛЕМЯННИК
Слуга
Винтера ожидал его у ворот с лошадьми. Он сел на лошадь и задумчиво направился
домой, время от времени оглядываясь на мрачный фасад Лувра. Вдруг он заметил,
что от дворцовой ограды отделился всадник и поехал за ними, держась на
некотором расстоянии. Лорд Винтер вспомнил, что еще раньше видел подобную же
тень – при выезде из Пале-Рояля.
Его
слуга, ехавший в нескольких шагах позади, тоже заметил всадника и с
беспокойством на него поглядывал.
– Тони, –
произнес лорд Винтер, знаком подозвав к себе слугу.
– Я
здесь, ваша светлость.
И слуга
поехал рядом со своим господином.
– Заметили
вы человека, который следует за нами?
– Да,
милорд.
– Кто
это?
– Не
знаю, но он следует за вашей светлостью от самого Пале-Рояля, остановился у
Лувра, дождался вашего выхода и опять поехал за нами.
«Какой-нибудь
шпион кардинала, – подумал лорд Винтер. – Сделаем вид, что не
замечаем этого надзора».
Лорд
Винтер пришпорил лошадь и углубился в лабиринт улиц, ведущих к его гостинице,
расположенной около Маре. Лорд жил долгое время на Королевской площади и теперь
опять поселился близ своего старого жилища.
Незнакомец
пустил свою лошадь в галоп.
Винтер
остановился у гостиницы и поднялся к себе, решив не терять из виду шпиона. Но,
кладя на стол шляпу и перчатки, он вдруг увидел в зеркале, висевшем над столом,
человеческую фигуру, появившуюся на пороге.
Он
обернулся. Перед ним стоял Мордаунт.
Лорд
Винтер побледнел и замер на месте. Мордаунт стоял у дверей, неподвижный и грозный,
как статуя Командора.
Несколько
мгновений царило ледяное молчание.
– Сударь, –
произнес наконец лорд Винтер, – я, кажется, дал уже вам ясно понять, что
это преследование мне надоело. Удалитесь, или я позову слуг, чтобы вас выгнали,
как в Лондоне. Я вам не дядя, я вас не знаю.
– Ошибаетесь,
дядюшка, – ответил Мордаунт своим хриплым и насмешливым голосом. – На
этот раз вы меня не выгоните, как сделали это в Лондоне. Не посмеете. Что же
касается того, племянник я вам или нет, – вы, пожалуй, призадумаетесь,
прежде чем отрицать это теперь, когда я узнал кое-что, чего не знал год назад.
– Мне
нет дела до того, что вы узнали, – сказал лорд Винтер.
– О,
вас это очень касается, дядюшка, я уверен, да и вы сами сейчас согласитесь со
мной, – прибавил Мордаунт с улыбкой, от которой у его собеседника
пробежала по спине дрожь – В первый раз, в Лондоне, я явился, чтобы
спросить вас, куда девалось мое состояние. Во второй раз я явился, чтобы
спросить вас, чем запятнано мое имя. В этот раз я являюсь к вам, чтобы задать вопрос,
еще страшнее прежних. Я являюсь, чтобы сказать вам, как господь сказал первому
убийце: «Каин, что сделал ты с братом своим Авелем?» Милорд, что сделали вы с
вашей сестрой, которая была моей матерью?
Лорд
Винтер отступил перед огнем его пылающих глаз.
– С
вашей матерью? – произнес он.
– Да,
с моей матерью, милорд, – ответил молодой человек, твердо кивнув головой.
Лорд
Винтер сделал страшное усилие над собой и, почерпнув в своих воспоминаниях
новую пищу для ненависти, воскликнул:
– Узнавайте
сами, несчастный, что с нею сталось, вопрошайте преисподнюю; быть может, там
вам ответят.
Молодой
человек сделал несколько шагов вперед и, став лицом к лицу перед лордом Винтером,
скрестил на груди руки.
– Я
спросил об этом у бетюнского палача, – произнес он глухим голосом, с
лицом, побелевшим от боли и гнева, – и бетюнский палач ответил мне.
Лорд
Винтер упал в кресло, словно пораженный молнией, и тщетно искал слов для
ответа.
– Да,
не так ли? – продолжал молодой человек. – Это слово все объясняет.
Оно ключ, отмыкающий бездну. Моя мать получила наследство от мужа, и вы убили
мою мать. Мое имя обеспечивало за мной право на отцовское состояние, и вы
лишили меня имени, а отняв у меня имя, вы присвоили и мое состояние. После
этого не удивительно, что вы не узнаете меня, не удивительно, что вы
отказываетесь признать меня. Конечно, грабителю непристойно называть своим
племянником человека, им ограбленного, и убийце непристойно называть своим
племянником того, кого он сделал сиротой.
Слова
эти произвели действие обратное тому, которого ожидал Мордаунт.
Лорд
Винтер вспомнил, какое чудовище была миледи. Он встал, спокойный и суровый,
сдерживая своим строгим взглядом яростный взгляд молодого человека.
– Вы
хотите проникнуть в эту ужасную тайну, сударь? – сказал он. –
Извольте. Узнайте же, какова была та женщина, отчета о которой вы требуете у
меня. Эта женщина, без сомнения, отравила моего брата и, чтобы наследовать мое
имущество, намеревалась умертвить и меня. Я могу это доказать. Что вы на это
скажете?
– Я
скажу, что это была моя мать!
– Она
заставила человека, до тех пор справедливого и доброго, заколоть герцога
Бекингэма. Что вы скажете об этом преступлении, доказательства которого я также
имею?
– Это
была моя мать!
– Вернувшись
во Францию, она отравила в монастыре августинок в Бетюне молодую женщину,
которую любил ее враг. Не докажет ли вам это преступление справедливость
возмездия? У меня есть доказательства этого преступления.
– Это
была моя мать! – с еще большей силой вскричал молодой человек.
– Наконец,
отягченная убийствами и развратом, ненавистная всем и более опасная, чем кровожадная
пантера, она пала под ударами людей, никогда раньше не причинявших ей ни малейшего
вреда, но доведенных ею до отчаянья. Ее гнусные поступки повинны в том, что эти
люди стали ее судьями, и тот палач, которого вы видели и который, по вашему
мнению, рассказал вам все, должен был рассказать, как он дрожал от радости, что
может отомстить за позор и самоубийство своего брата. Падшая девушка, неверная
жена, чудовищная сестра, убийца, отравительница, губительная для всех людей,
знавших ее, для народов, у которых она находила приют, она умерла, проклятая
небом и землей. Вот какова была эта женщина.
Из груди
Мордаунта вырвалось давно сдерживаемое рыдание. Краска залила его бледное лицо.
Он стиснул кулаки, лицо его покрылось потом, и волосы поднялись, как у Гамлета.
– Замолчите,
сударь! – вскричал он в ярости. – Это была моя мать. Я не хочу знать
ее беспутства, ее пороков, ее преступлений. Я знаю, что у меня была мать и что
пятеро мужчин, соединившись против одной женщины, скрытно, ночью, тайком убили
ее, как низкие трусы. Я знаю, что вы были в их числе, сударь, вы, мой дядя,
были там, вы, как и другие, и даже громче других, сказали: «Она должна
умереть». Предупреждаю вас, слушайте хорошенько, и пусть мои слова врежутся в
вашу память, чтобы вы их никогда не забывали. В этом убийстве, которое лишило меня
всего, отняло у меня имя, сделало меня бедняком, превратило в развращенного,
злого и беспощадного человека, в нем я потребую отчета прежде всего у вас, а
затем и у ваших сообщников, когда я их найду.
С
ненавистью в глазах, с пеной у рта, протянув руку вперед, Мордаунт сделал еще
один угрожающий шаг к лорду Винтеру.
Тот,
положив руку на эфес шпаги, сказал с улыбкой человека, привыкшего в течение тридцати
лет играть жизнью и смертью:
– Вы
хотите убить меня? В таком случае я признаю вас своим племянником, ибо вы,
значит, и в самом деле достойный сын своей матери.
– Нет, –
отвечал Мордаунт, сделав нечеловеческое усилие, чтобы ослабить страшно напрягшиеся
мускулы всего тела. – Нет, я не убью вас – теперь, по крайней
мере, – ибо без вас мне не открыть остальных. Но когда я их найду, то
трепещите, сударь: я заколол бетюнского палача, заколол его без всякой жалости
и сострадания, а он был наименее виновным из всех вас.
С этими
словами молодой человек вышел и спустился по лестнице, с виду настолько спокойный,
что никто не обратил на него внимания. На нижней площадке он прошел мимо Тони,
стоявшего у перил и готового по первому зову своего господина кинуться к нему.
Но лорд
Винтер не позвал его. Подавленный, ошеломленный, он остался стоять на месте,
напряженно вслушиваясь. Только услышав топот удалявшейся лошади» он упал на
стул и сказал:
– Слава
богу, что он знает только меня.
|
