Глава 33. СТЫЧКА
Пребывание
в Нуайоне было непродолжительным. Все спали глубоким сном.
Рауль
велел разбудить себя, если приедет Гримо, но Гримо не приехал. Лошади, без сомнения,
тоже оценили восьмичасовой полный отдых и предоставленную им роскошную подстилку
из соломы. В пять часов утра де Гиша разбудил Рауль, который пришел пожелать
ему доброго утра. Наскоро позавтракав, к шести часам они сделали уже две мили.
Беседа
молодого графа представляла живейший интерес для Рауля. Юный граф много рассказывал,
а Рауль больше слушал. Воспитанный в Париже, где Рауль провел всего один день,
да еще при дворе, которого Рауль не видал, де Гиш со своими пажескими проказами
и двумя дуэлями, в которые он ухитрился ввязаться, невзирая на эдикты, а
главное – несмотря на надзор своего наставника, был для Рауля
занимательнейшим собеседником. Рауль побывал в Париже только у Скаррона, и он
назвал до Гишу лиц, которых он там видел. Гиш знал всех – госпожу де
Нельян, мадемуазель д'Обинье, мадемуазель де Скюдери, мадемуазель Поле, г-жу де
Шеврез – и принялся остроумно их всех высмеивать. Рауль очень боялся, как
бы он не вздумал смеяться и над герцогиней де Шеврез, к которой он сам
чувствовал искреннюю и глубокую симпатию. Но, инстинктивно ли или из
расположения к герцогине, только де Гиш рассыпался в похвалах ей. От этих
похвал дружба Рауля к графу усилилась.
Затем
разговор перешел на любовь и на ухаживанье за дамами. Тут Бражелону тоже пришлось
больше слушать, чем говорить. Он и слушал и, прослушав три-четыре довольно
прозрачных рассказа, подумал, что граф, как и он, скрывает в сердце какую-то
тайну.
Гиш, как
мы сказали, воспитывался при дворе, и все интриги двора были ему известны. Рауль
много слышал о дворе от графа де Ла Фер, только двор этот сильно изменился с
того времени, как Атос его видел. Поэтому рассказы графа де Гиша содержали
много совершенно нового для его спутника.
Беспощадный
и остроумный, молодой граф разобрал всех по косточкам. Он рассказал о былой
любовной связи между г-жой де Лонгвиль и Колиньи; о столь роковой для последнего
дуэли на Королевской площади, на которую г-жа де Лонгвиль смотрела из окна; о
новой ее связи с князем Марсильяком, ревновавшим ее до того, что он хотел бы
перестрелять всех и каждого, даже ее духовника, аббата д'Эрбле; о любовных
интригах принца Уэльского с герцогиней де Монпансье, племянницей покойного
короля, столь прославившейся впоследствии своим тайным браком с Лозеном. Даже
самой королеве досталось изрядно, и кардинал Мазарини тоже получил свою долю
насмешек.
День
пролетел незаметно. Воспитатель графа, весельчак, человек светский, исполненный
учености «по самую макушку», как выражался его ученик, не раз напомнил Раулю
глубокую образованность и насмешливое, меткое остроумие Атоса. Но никто, по
мнению Рауля, не мог сравниться с графом де Ла Фер в изяществе, тонкости и
благородстве языка и манер. Ездоки на этот раз берегли своих лошадей больше
вчерашнего и в четыре часа спешились в Аррасе. Путники приближались к театру
войны и решили пробыть в этом городе до следующего утра, потому что испанские отряды
часто, пользуясь ночной темнотою, отваживались делать нападения даже в окрестностях
Арраса.
Французская
армия стояла между Понт-а-Марком и Валансьеном, загибаясь к Дуэ. Сам принц, по
слухам, находился в Бетюне.
Неприятельская
армия занимала местность от Касселя до Куртре, и так как грабежи и всякого рода
насилия были нередки, то несчастное пограничное население покидало свои
уединенные жилища и спасалось в укрепленных городах, где оно могло рассчитывать
на убежище и защиту. Аррас был переполнен беженцами.
Говорили
о предстоящей битве, которая должна была быть решающей.
Принц
будто бы до сих пор только маневрировал в ожидании подкреплений, которые теперь
прибыли. Молодые люди были очень рады, что поспели так вовремя.
Они
поужинали и легли спать в одной комнате. Они были в том возрасте, когда дружба
завязывается быстро. Им уже казалось, что они знают друг друга со дня рождения
и никогда не захотят расстаться. Вечер прошел в разговорах о войне; слуги
чистили оружие; молодые люди заряжали пистолеты на случай стычки. На следующий
день оба проснулись огорченные, им снилось, что они приехали слишком поздно и
не смогут участвовать в битве. Распространился слух, что принц Конде очистил
Бетюн и отступил к Карвену, оставив, впрочем, в Бетюне гарнизон. Но так как это
известие не было достоверным, то молодые люди решили продолжать свой путь на
Бетюн, рассчитывая, что дорогой они всегда смогут свернуть вправо и ехать в
Карвен.
Воспитатель
графа де Гиша, знавший в совершенстве местность, предложил поехать проселочной
дорогой, лежавшей посередине между дорогами в Лапе и в Бетюн. В Аблене можно
будет все разузнать, а для Гримо они оставили маршрут. Около семи часов все
отправились в путь. Юный и пылкий Гиш с увлечением говорил Раулю:
– Нас
сейчас трое, и с нами трое слуг. Слуги наши хорошо вооружены, и ваш мне кажется
довольно стойким.
– Я
никогда не видел его в деле, – ответил Рауль, – но он бретонец: это
обещает многое.
– Да,
да, – отвечал Гиш, – я уверен, что при случае и он сумеет стрелять.
Мои же люди надежные, бывавшие в походах с моим отцом. Итак, нас шестеро
воинов. Если мы натолкнемся на маленький неприятельский отряд, равный по
численности нашему или даже немного больше нашего, неужели мы не нападем на
них, Рауль?
– Разумеется,
нападем, – ответил виконт.
– Тише,
тише, молодые люди, – вмешался в разговор воспитатель, – вот о чем
размечтались! А инструкции, которые мне даны, граф! Вы забыли, что мне
приказано доставить вас к принцу целым и невредимым. Когда будете в армии,
лезьте под пули, если вам угодно. А до тех пор я, как главнокомандующий,
приказываю вам отступать и сам повернусь тылом, завидев хоть один вражеский
шлем.
Гиш и
Рауль переглянулись с улыбкой. Местность становилась все лесистее. От времени
до времени встречались небольшие группы беженцев-крестьян, которые гнали перед
собой скот и везли на тележках или тащили на себе самое ценное из своего
имущества.
До
Аблена доехали без приключений. Там навели справки и узнали, что принц
действительно покинул Бетюн и теперь находится между Камбреном и Вапти. Опять
оставив маршрут для Гримо, они отправились кратчайшей дорогой, которая через
полчаса привела маленький отряд на берег ручейка, впадающего в Лис.
Местность,
вся изрезанная изумрудно-зелеными лощинками, была восхитительна. Случалось, их
тропа пересекала небольшие рощицы. Каждый раз при въезде в такую рощицу воспитатель,
опасаясь засады, высылал вперед двух слуг в качестве авангарда. Сам он вместе с
молодыми людьми представлял главные силы армии, а Оливен, с карабином наготове,
прикрывал тыл. Через некоторое время вдали показался довольно густой лес; за
сто шагов от этого леса Арменж принял обычные меры предосторожности и выслал
вперед двух слуг.
Слуги
скрылись в зарослях. Молодые люди и воспитатель, весело болтая, ехали за ними шагах
в ста. Оливен держался сзади приблизительно на таком же расстоянии. Вдруг
загремели ружейные выстрелы. Воспитатель крикнул: «Стой!»
Молодые
люди повиновались и остановили лошадей. В ту же минуту они увидели мчавшихся
назад слуг.
Молодые
люди, горя нетерпением узнать, в чем дело, поспешили им навстречу. Воспитатель
последовал за ними.
– Вам
преградили путь? – быстро спросили молодые люди.
– Нет,
не то, – отвечали слуги, – должно быть, нас даже и не заметили.
Выстрелы раздались в ста шагах перед нами, видимо, в самой чаще леса, и мы вернулись
за указаниями.
– Мое
указание, – сказал Арменж, – и даже мой приказ – отступить! В
этом лесу, быть может, засада.
– И
вы ничего не видели? – спросил граф своих слуг.
– Я
видел как будто всадников в желтом, спускавшихся по руслу реки, – ответил
один из них.
– Так, –
сказал воспитатель, – мы наткнулись на отряд испанцев. Назад, скорей
назад!
Молодью
люди обменивались взглядами, как бы советуясь друг с другом.
В эту
минуту послышался выстрел из пистолета, за которым последовали крики, призывавшие
на помощь.
Молодые
люди переглянулись еще раз, убедились, что ни тот, ни другой не расположен отступать,
и, в то время как воспитатель уже повернул свою лошадь, бросились вперед.
Рауль
крикнул:
– За
мной, Оливен!
А Гиш:
– За
мной, Юрбен и Бланше!
И,
прежде чем Арменж успел опомниться от изумления, они уже исчезли в лесу.
Пришпоривая
лошадей, молодые люди выхватили пистолеты.
Через
пять минут они, по-видимому, приблизились к месту, откуда раздавались крики.
Тогда они сдержали лошадей и стали продвигаться с осторожностью.
– Тише, –
сказал де Гиш, – всадники.
– Да,
трое верхом и трое спешившихся.
– Что
они делают? Вы видите?
– Мне
кажется, они обыскивают раненого или убитого человека.
– Вероятно,
какое-нибудь подлое убийство, – сказал де Гиш.
– Но
ведь это же солдаты, – возразил Бражелон.
– Да,
но убежавшие из армии, почти грабители с большой дороги.
– Пришпорим, –
сказал Рауль.
– Пришпорим, –
повторил де Гиш.
– Стойте! –
вскричал бедный воспитатель. – Умоляю вас!..
Но
молодые люди не слушали ничего. Они помчались один быстрее другого, и крики
воспитателя только предупредили испанцев.
Трое
всадников немедленно бросились к ним навстречу, в то время как остальные продолжали
обирать двух путешественников, ибо, подъехав ближе, молодые люди увидели не
одно, а два лежащих тела.
На
расстоянии десяти шагов Гиш выстрелил первый и промахнулся. Испанец, устремившийся
на Рауля, выстрелил тоже, и Рауль почувствовал в левой руке боль, как от удара
хлыстом. Шага за четыре от врага он выстрелил; испанец, пораженный в грудь,
раскинул руки и упал навзничь на круп лошади, которая, закусив удила, понесла.
В ту же
минуту Рауль, точно в тумане, увидел дуло мушкета, направленное в него. Он
вспомнил совет Атоса и с быстротою молнии поднял на дыбы свою лошадь. Раздался
выстрел. Лошадь отпрыгнула в сторону, ноги ее подкосились, и она грохнулась
наземь, примяв ногу Рауля.
Испанец
бросился к нему, схватил мушкет за дуло и замахнулся, чтобы прикладом раздробить
ему голову.
К
несчастью, Рауль находился в таком положении, что не мог вытащить ни шпаги из
ножен, ни пистолета из кобуры. Он увидел, как приклад взвился над его головой,
в невольно зажмурил глаза. Но в эту минуту де Гиш одним скачком налетел на
испанца и приставил ему пистолет к горлу.
– Сдавайтесь, –
сказал он, – или смерть вам.
Мушкет
вывалился из рук солдата, и он тотчас сдался.
Гиш
подозвал одного из своих слуг, поручил ему стеречь пленного, с приказанием
пустить пулю в лоб, если тот сделает малейшую попытку к бегству, и, спрыгнув с
лошади, подошел к Раулю.
– Ну,
граф, – сказал Рауль с улыбкой, хотя бледность обличала его волнение,
неизбежно при первой схватке, – вы быстро расплачиваетесь со своими
долгами. Не захотели долго быть мне обязанным. Если б не вы, – прибавил
он, повторяя слова графа, – я был бы теперь трижды мертв.
– Мой
противник убежал, – отвечал Гиш, – и дал мне возможность прийти вам
на помощь. Но вы, кажется, серьезно ранены! Я вижу, вы весь в крови!
– Мне
как будто, – ответил Рауль, – оцарапало руку. Помогите мне выбраться
из-под лошади, и затем, надеюсь, ничто не помешает нам продолжать путь.
Д'Арменж
и Оливен слезли с коней и стали оттаскивать лошадь, бившуюся в агонии.
Раулю
удалось вынуть ногу из стремени и высвободить ее из-под лошади.
Через
секунду он был на ногах.
– Ничего
не повредили? – спросил Гиш.
– По
счастью, ничего, уверяю вас, – ответил Рауль. – Но что сталось с
несчастными, которых эти негодяи хотели убить?
– Мы
приехали слишком поздно. По-видимому, они их убили и убежали со своей добычей.
Мои слуги около трупов.
– Пойдем
посмотрим, вдруг они еще живы, и мы можем им помочь, – сказал Рауль. –
Оливен, мы получили в наследство двух лошадей, но я потерял своего копя.
Возьмите себе лучшую из двух лошадей, а мне дайте вашу.
И они
направились к месту, где лежали жертвы.
|