Глава 30. ЧЕТВЕРО
ДРУЗЕЙ ГОТОВЯТСЯ К ВСТРЕЧЕ
– Ну
что? – спросил Портос, сидевший во дворе гостиницы «Козочка», у
д'Артаньяна, который возвратился из Пале-Рояля с вытянутой и угрюмой
физиономией. – Он дурно вас принял, дорогой д'Артаньян?
– Конечно,
дурно. Положительно, это просто скотина! Что вы там едите, Портос?
– Как
видите, макаю печенье в испанское вино. Советую и вам делать то же.
– Вы
правы. Жемблу, стакан!
Слуга,
названный этим звучным именем, подал стакан, и д'Артаньян уселся возле своего
друга.
– Как
же это было?
– Черт!
Вы понимаете, что выбирать выражения не приходилось. Я вошел, он косо на меня
посмотрел, я пожал плечами и сказал ему: «Ну, монсеньер, мы оказались
слабее». – «Да, я это знаю, расскажите подробности». Вы понимаете, Портос,
я не мог рассказать детали, не называя наших друзей; а назвать их –
значило их погубить.
«Еще бы!
Монсеньер, – сказал я, – их было пятьдесят, а нас только двое». –
«Да, – ответил он, – но это не помешало вам обменяться выстрелами,
как я слышал». – «Как с той, так и с другой стороны потратили немного
пороху, вот и все». – «А шпаги тоже увидели дневной свет?» – «Вы
хотите сказать, монсеньер, ночную тьму?» – ответил я. «Так, –
продолжал кардинал, – я считал вас гасконцем, дорогой мой». – «Я гасконец,
только когда мне везет, монсеньер». Этот ответ, как видно, ему понравился: он
рассмеялся. «Впредь мне наука, – сказал он, – давать своим гвардейцам
лошадей получше. Если бы они поспели за вами и каждый из них сделал бы столько,
сколько вы и ваш друг, – вы сдержали бы слово и доставили бы мне его живым
или мертвым».
– Ну
что ж, мне кажется, это неплохо, – заметил Портос.
– Ах,
боже мой, конечно, нет, дорогой мой. Но как это было сказано!
– Просто
невероятно, – перебил он свой рассказ, – сколько это печенье
поглощает вина. Настоящая губка! Жемблу, еще бутылку!
Поспешность,
с которой была принесена бутылка, свидетельствовала об уважении, которым
пользовался д'Артаньян в заведении.
Он
продолжал:
– Я
уже уходил, как он опять подозвал меня и спросил: «У вас три лошади были убиты
и загнаны?» – «Да, монсеньер». – «Сколько они стоят?»
– Что
же, это по-моему, похвальное намерение, – заметил Портос.
– Тысячу
пистолей, – ответил я.
– Тысячу
пистолей! – вскричал Портос. – О, это чересчур, и если он знает толк
в лошадях, он должен был торговаться.
– Уверяю
вас, ему этого очень хотелось, этому скряге. Он подскочил на месте и впился в меня
глазами. Я тоже посмотрел на него. Тогда он понял и, сунув руку в ящик, вытащил
оттуда билеты Лионского банка.
– На
тысячу пистолей?
– Ровно
на тысячу, этакий скряга, ни на пистоль больше.
– И
они при вас?
– Вот
они.
– Честное
слово, по-моему, он поступил как порядочный человек, – сказал Портос.
– Как
порядочный человек? С людьми, которые не только рисковали из-за него своей шкурой,
но еще оказали ему большую услугу!
– Большую
услугу, какую же? – спросил Портос.
– Еще
бы, я, кажется, задавил ему одного парламентского советника.
– Как!
Это тот черный человечек, которого вы сшибли с ног у кладбища?
– Именно,
мой милый. Понимаете ли, он очень мешал ему. К несчастью, я не раздавил его в
лепешку. Он, по-видимому, выздоровеет и еще наделает кардиналу неприятностей.
– Вот
как! А я еще осадил мою лошадь, которая чуть было не смяла его. Ну, отложим это
до следующего раза…
– Он
должен был, скупец, заплатить мне за этого советника!
– Но
ведь вы не совсем его задавили? – заметил Портос.
– А!
Ришелье все равно сказал бы: «Пятьсот экю за советника!» Но довольно об этом.
Сколько вам стоили ваши лошади, Портос?
– Эх,
друг мой, если б бедный Мушкетон был здесь, он назвал бы вам точную цену в ливрах,
су и денье.
– Все
равно, скажите хоть приблизительную, с точностью до десяти экю.
– Вулкан
и Баярд мне стоили каждый около двухсот пистолей, и если оценить Феба в полтораста,
то это, вероятно, будет полный счет.
– Значит,
остается еще четыреста пятьдесят пистолей, – сказал д'Артаньян удовлетворенно.
– Да, –
ответил Портос, – но не забудьте еще сбрую.
– Это
правда, черт возьми! А сколько стоит сбруя?
– Если
положить сто пистолей на три лошади, то…
– Хорошо,
будем считать, сто пистолей, – прервал д'Артаньян. – У нас остается
еще триста пятьдесят.
Портос
кивнул головой в знак согласия.
– Отдадим
пятьдесят хозяйке в счет нашего содержания и поделим между собой остальные
триста.
– Поделим, –
согласился Портос.
– В
общем, грошовое дело, – пробормотал д'Артаньян, пряча свои билеты.
– Гм… –
сказал Портос, – это уж всегда так. Но скажите-ка…
– Что?
– Он
совершенно обо мне не спрашивал?
– Ну
как же! – воскликнул д'Артаньян, боясь обескуражить своего друга
признанием, что кардинал ни словом о нем не обмолвился. – Он сказал…
– Что
он сказал? – подхватил Портос.
– Подождите,
я хочу припомнить его подлинные слова. Он сказал: «Передайте вашему другу, что
он может спать спокойно».
– Отлично, –
сказал Портос. – Ясно как день, что все-таки он собирается сделать меня
бароном.
В этот
момент на соседней церкви пробило девять часов.
Д'Артаньян
вздрогнул.
– В
самом деле, – сказал Портос, – бьет девять, а в десять, как вы
помните, у нас свидание на Королевской площади.
– Молчите,
Портос, – нетерпеливо воскликнул д'Артаньян, – не напоминайте мне об
этом. Со вчерашнего дня я сам не свой. Я не пойду.
– Почему? –
спросил Портос.
– Потому
что мне очень тяжело видеть снова двух людей, по вине которых провалилось наше
предприятие.
– Но
ведь ни тот, ни другой не одержали над нами верх. Мой пистолет был еще заряжен,
а вы стояли оба лицом к лицу со шпагами в руке.
– Да, –
сказал д'Артаньян, – но не кроется ли в свидании…
– О,
вы так не думаете, д'Артаньян.
Это была
правда. Д'Артаньян не считал Атоса способным на обман, а просто искал предлога,
чтобы увильнуть от свидания.
– Надо
идти, – сказал великолепный сеньор де Брасье. – Иначе они подумают,
что мы струсили. Ах, мой друг, раз мы бесстрашно выступили вдвоем против
пятидесяти противников на большой дороге, то мы можем смело встретиться с двумя
друзьями на Королевской площади.
– Да,
да, – сказал д'Артаньян, – я это знаю; но они примкнули к партии
принцев, не предупредив нас о том. Атос и Арамис провели меня, и это меня
тревожит. Вчера мы узнали правду. А вдруг сегодня откроется еще что-нибудь?
– Вы
в самом деле не доверяете им? – спросил Портос.
– Арамису –
да, с тех пор как он стал аббатом. Вы представить себе не можете, мои дорогой,
чем он теперь стал. По его мнению, мы загораживаем ему дорогу к сану епископа,
и он, пожалуй, не прочь нас устранить.
– Арамис –
другое дело; тут я не удивился бы, – сказал Портос.
– Пожалуй,
господин де Бофор вздумает захватить нас.
– Это
после того, как мы были у него в руках и он отпустил нас на свободу? Впрочем, будем
осторожны, вооружимся и возьмем с собой Планше с его карабином.
– Планше –
фрондер, – сказал д'Артаньян.
– Черт
бы побрал эту гражданскую войну! – воскликнул Портос – Ни на кого
нельзя положиться: ни на друзей, ни на прислугу. Ах, если бы бедный Мушкетон был
здесь! Вот кто никогда бы меня не покинул.
– Да,
пока вы богаты. Эх, мой друг, не междоусобные войны разъединяют нас, а то, что
мы больше не двадцатилетние юноши, то, что благородные порывы молодости угасли,
уступив место голосу холодного расчета, внушениям честолюбия, воздействию
эгоизма. Да, вы правы, Портос; пойдем на это свидание, но пойдем хорошо
вооруженные. Если мы не пойдем, они скажут, что мы струсили. Эй, Планше! –
крикнул д'Артаньян.
Явился
Планше.
– Вели
оседлать лошадей и захвати карабин.
– Но,
сударь, на кого же мы идем?
– Ни
на кого. Это простая мера предосторожности на случай, если мы подвергнемся нападению.
–Знаете
ли вы, сударь, что было покушение на доброго советника Бруселя, этого отца народа?
– Ах,
в самом деле? – спросил д'Артаньян.
– Да,
но он вполне вознагражден: народ на руках отнес его домой. Со вчерашнего дня
дом его битком набит. Его посетили коадъютор, Лонгвиль, принц де Конти;
герцогиня де Шеврез и госпожа де Вандом расписались у него в числе посетителей.
Теперь стоит ему захотеть…
– Ну,
что он там захочет?
Планше
запел:
Слышен
ветра шепот,
Слышен
свист порой
Это
Фронды ропот
«Мазарини
долой!»
– Нет
ничего странного, что Мазарини было бы более по сердцу, если бы я совсем
задавил его советника, – хмуро бросил д'Артаньян Портосу.
– Вы
понимаете, сударь, что если вы просите меня захватить мой карабин для какого-нибудь
предприятия вроде того, какое замышлялось против господина Бруселя…
– Нет,
нет, будь спокоен. Но откуда у тебя все эти подробности?
– О,
я получил их из верного источника – от Фрике.
– От
Фрике? – сказал д'Артаньян. – Это имя мне знакомо.
– Это
сын служанки Бруселя, молодец-парень; за него можно поручиться – при
восстании он своего не упустит.
– Не
поет ли он на клиросе в соборе Богоматери? – спросил д'Артаньян.
– Да,
ему покровительствует Базен.
– Ах,
знаю, – сказал д'Артаньян, – и он прислуживает в трактире на улице
Лощильщиков.
– Совершенно
верно.
– Что
вам за дело до этого мальчишки? – спросил Портос.
– Гм, –
сказал д'Артаньян, – я уж раз получил от него хорошие сведения, и при
случае он может доставить мне и другие.
– Вам,
когда вы чуть не раздавили его хозяина!
– А
откуда он это узнает?
– Правильно.
В это
время Атос и Арамис приближались к Парижу через предместье Сент-Антуан. Они отдохнули
в дороге и теперь спешили, чтобы не опоздать на свидание. Базен один
сопровождал их. Гримо, как помнят читатели, остался ухаживать за Мушкетоном, а
затем должен был ехать прямо к молодому виконту Бражелону, направляющемуся во
фландрскую армию.
– Теперь, –
сказал Атос, – нам нужно зайти в какую-нибудь гостиницу, переодеться в городское
платье, сложить шпаги и пистолеты и разоружить нашего слугу.
– Отнюдь
нет, дорогой граф. Позвольте мне не только не согласиться с вашим мнением, но
даже попытаться склонить вас к моему.
– Почему?
– Потому
что свидание, на которое мы идем, – военное свидание.
– Что
вы хотите этим сказать, Арамис?
– Что
Королевская площадь – это только продолжение Вандомской проезжей дороги и
ничто другое.
– Как!
Наши друзья…
– Стали
сейчас нашими опаснейшими врагами, Атос… Послушайтесь меня, не стоит быть
слишком доверчивым, а в особенности вам.
– О
мой дорогой д'Эрбле!..
– Кто
может поручиться, что д'Артаньян не винит нас в своем поражении и не
предупредил кардинала? И что кардинал не воспользуется этим свиданием, чтобы схватить
нас?
– Как,
Арамис, вы думаете, что д'Артаньян и Портос приложат руку к такому бесчестному
делу?
– Между
друзьями, вы правы, Атос, это было бы бесчестное дело, но по отношению к врагам
это только военная хитрость.
Атос
скрестил руки и поник своей красивой головой.
– Что
поделаешь, Атос, – продолжал Арамис, – люди уж так созданы, и не
всегда им двадцать лет. Мы, как вы знаете, жестоко задели самолюбие
д'Артаньяна, слепо управляющее его поступками. Он был побежден. Разве вы не
видели, в каком он был отчаянии на той дороге? Что касается Портоса, то, может
быть, его баронство зависело от удачи всего дела. Но мы встали ему поперек
пути, и на этот раз баронства ему не видать. Кто поручится, что пресловутое
баронство не зависит от нашего сегодняшнего свидания? Примем меры
предосторожности, Атос.
– Ну
а если они придут безоружными? Какой позор для нас, Арамис?
– О,
будьте покойны, дорогой мой, ручаюсь вам, что этого не случится.
К тому
же у нас есть оправдание: мы прямо с дороги, и мы мятежники.
– Нам
думать об оправданиях! Об оправданиях перед д'Артаньяном и Портосом! О Арамис,
Арамис, – сказал Атос, грустно качая головой. – Клянусь честью, вы
делаете меня несчастнейшим из людей. Вы отравляете сердце, еще не окончательно
умершее для дружеских чувств. Поверьте, лучше бы у меня его вырвали из груди.
Делайте, как хотите, Арамис. Я же пойду без оружия, – закончил он.
– Нет,
вы этого не сделаете. Я не пущу вас так. Из-за вашей слабости вы можете
погубить не одного человека, не Атоса, не графа де Ла Фер, но дело целой
партии, к которой вы принадлежите и которая на вас рассчитывает.
– Пусть
будет по-вашему, – грустно ответил Атос. И они продолжали свой путь.
Едва
только по улице Па-де-ла-Мюль подъехали они к решетке пустынной площади, как заметили
под сводами, около улицы Святой Екатерины, трех всадников.
Это были
д'Артаньян и Портос, закутанные в плащи, из-под которых торчали их шпаги. За
ними следовал Планше с мушкетом через плечо.
Увидев
их, Атос и Арамис сошли с лошадей.
Д'Артаньян
и Портос сделали то же самое. Д'Артаньян, заметив, что Базен, вместо того чтобы
держать трех лошадей на поводу, привязывает их к кольцам под сводами, приказал
и Планше сделать так же.
Затем –
двое с одной стороны и двое с другой, сопровождаемые слугами, они двинулись
навстречу друг другу и, сойдясь, вежливо раскланялись.
– Где
угодно будет вам, господа, выбрать место для нашей беседы? – сказал Атос,
заметив, что многие прохожие останавливаются и глядят на них, словно ожидая,
что сейчас разыграется одна из тех знаменитых дуэлей, воспоминание о которых
еще свежо было в памяти парижан, в особенности живших на Королевской площади.
– Решетка
заперта, – сказал Арамис, – но если вы любите тень деревьев и
ненарушаемое уединение, я достану ключ в особняке Роган, и мы устроимся
чудесно.
Д'Артаньян
стал вглядываться в темноту, а Портос даже просунул голову в решетку, пытаясь
разглядеть что-нибудь во мраке.
– Если
вы предпочитаете другое место, – своим благородным, чарующим голосом
сказал Атос, – выбирайте сами.
– Я
думаю, что, если только господин д'Эрбле достанет ключ, лучше этого места не
найти.
Арамис
сейчас же пошел за ключом, успев, однако, шепнуть Атосу, чтобы он не подходил
очень близко к д'Артаньяну и Портосу; но тот, кому он подал этот совет, только
презрительно улыбнулся и подошел к своим прежним друзьям, не двигавшимся с
места.
Арамис
действительно постучался в особняк Роган и скоро вернулся вместе с человеком, говорившим:
– Так
вы даете мне слово, сударь?
– Вот
вам, – сказал Арамис, протягивая ему золотой.
– Ах,
вы не хотите дать мне слово, сударь! – сказал привратник, качая головой.
– В
чем мне ручаться? – отвечал Арамис. – Я вас уверяю, что в настоящую
минуту эти господа – наши друзья.
– Да,
конечно, – холодно подтвердили Атос, д'Артаньян и Портос.
Д'Артаньян
слышал разговор и понял, в чем дело.
– Вы
видите? – сказал он Портосу.
– Что
такое?
– Он
не хочет дать слово.
– В
чем?
– Этот
человек просит Арамиса дать слово, что мы явились на площадь не для поединка.
– И
Арамис не захотел дать слово?
– Не
захотел.
– Так
будем осторожны.
Атос не
спускал с них глаз, пока они говорили. Арамис открыл калитку и посторонился, чтобы
пропустить вперед д'Артаньяна и Портоса. Входя, д'Артаньян зацепил эфесом шпаги
за решетку и принужден был распахнуть плащ. Под плащом обнаружились блестящие
дула его пистолетов, на которых заиграл лунный свет.
– Вы
видите? – сказал Арамис, дотрагиваясь одной рукой до плеча Атоса и
указывая другой на арсенал за поясом д'Артаньяна.
– Увы,
да! – сказал Атос с тяжелым вздохом.
И он
пошел за ними. Арамис вошел последним и запер за собой калитку.
Двое
слуг остались на улице и, словно тоже испытывая недоверие, держались подальше
друг от друга.
|