8
Вайолет
натужно, с шумом перевела дух и постаралась придать своему лицу более спокойное
выражение.
Вернулся
наконец Дик; с безошибочным чутьем он вклинился между Барбаном и супругами
Маккиско и завел с Маккиско литературный разговор с позиций любознательного
невежды, чем подарил собеседнику миг вожделенного чувства превосходства.
Остальных он попросил перенести лампы в дом – кто же откажется от удовольствия
шествовать с лампой в руках по темному саду, да еще сознавая, что делает дело?
Розмэри тоже несла одну из ламп, терпеливо отвечая Ройялу Дамфри на бесконечные
расспросы о Голливуде.
«Теперь–
то уж я заслужила право побыть с ним наедине, -думала она. – И он сам не
может не понимать этого, ведь он живет по тем же законам, по которым мама учила
жить меня».
Розмэри
не ошиблась – скоро он нашел случай ускользнуть с ней вдвоем от общества на террасе,
и сразу же их повлекло вниз, к обрыву над морем, куда вели не столько ступени,
сколько крутые и неровные уступы, и Розмэри одолевала их то с усилием, то
словно летя.
Стоя у
парапета, они смотрели на Средиземное море. Запоздалый экскурсионный пароходик
с острова Леренс парил в заливе, как воздушный шар на празднике Четвертого
июля, оторвавшийся и улетевший в облака. Он парил среди чернеющих островков,
мягко расталкивая темную воду.
– Мне
понятно, отчего вы всегда с таким чувством говорите о своей матери, –
сказал Дик. – Ее отношение к вам просто удивительно. В Америке редко
встретишь таких умных матерей.
– Моя
мама – совершенство, – благоговейно произнесла Розмэри.
– У
меня тут явилась одна мысль, которую я ей высказал. Как я понял, еще не решено,
сколько вы пробудете во Франции, – это зависит от вас.
«Это
зависит от вас», – едва не выкрикнула «Розмэри.
– Так
вот – поскольку здесь все уже кончено…
– Все
кончено? – переспросила Розмэри.
– Я
хочу сказать – с Тармом уже кончено на этот год. На прошлой неделе уехала
сестра Николь, завтра уезжает Томми Барбан, в понедельник – Эйб и Мэри Норт.
Может быть, нас ждет еще много приятного этим летом, но уже не здесь. Я не
люблю сентиментального угасания – умирать, так с музыкой, для того я и затеял
этот обед. А мысль моя вот какая: мы с Николь едем в Париж проводить Эйба
Норта, он возвращается в Америку, так не хотите ли и вы поехать с нами?
– А
что сказала мама?
– Что
мысль отличная. Что самой ей ехать не хочется. И что она готова отпустить вас
одну.
– Я
не была в Париже с тех пор, как стала взрослой, – сказала Розмэри.
– Побывать
там с вами – большая радость для меня.
– Спасибо
на добром слове. – Показалось ли ей, что в его голове вдруг зазвенел
металл? – Мы все приметили вас, как только вы появились на пляже.
Вы так
полны жизни – Николь сразу сказала, что вы, наверное, актриса.
Такое не
растрачивается на одного человека или хотя бы на нескольких.
Чутье
подсказало ей: он потихоньку поворачивает ее в сторону Николь; и она привела в
готовность тормоза, не собираясь поддаваться.
– Мне
тоже сразу захотелось познакомиться с вашей компанией – особенно с вами. Я же
вам говорила, что влюбилась в вас с первого взгляда.
Ход был
рассчитан правильно. Но беспредельность пространства между небом и морем уже
охладила Дика, погасила порыв, заставивший его увлечь ее сюда, помогла
расслышать чрезмерную откровенность обращенного к нему зова, почуять опасность,
скрытую в этой сцене без репетиций и без заученных слов.
Теперь нужно
было как-то добиться, чтобы она сама пожелала вернуться в дом, но это было не
просто, и, кроме того, ему не хотелось отказываться от нее. Он добродушно
пошутил – холодком повеяло на нее от этой шутки:
– Вы
сами не знаете, чего вам хочется. Спросите у мамы, она вам скажет.
Ее
оглушило, как от удара. Она дотронулась до его рукава, гладкая материя
скользнула под пальцами, точно ткань сутаны. Почти поверженная ниц, она сделала
еще один выстрел:
– Для
меня вы самый замечательный человек на свете – после мамы.
– Вы
смотрите сквозь романтические очки.
Он
засмеялся, и этот смех погнал их наверх к террасе, где он с рук на руки передал
ее Николь…
Уже
настала пора прощаться. Дайверы позаботились о том, чтобы все гости были
доставлены домой без хлопот. В большой дайверовской «изотте» разместились Томми
Барбан со своим багажом – решено было, что он переночует в отеле, чтобы поспеть
к утреннему поезду, – миссис Абрамс, чета Маккиско и Кампион; Эрл Брэди,
возвращавшийся в Монте-Карло, взялся подвезти по дороге Розмэри с матерью; с
ними сел также Ройял Дамфри, которому не хватило места в дайверовском лимузине.
В саду над столом, где недавно обедали, еще горели фонари; Дайверы, как
радушные хозяева, стояли у ворот – Николь цвела улыбкой, смягчавшей ночную
тень. Дик каждому из гостей отдельно желал доброй ночи. Боль пронзила Розмэри
от того, что вот сейчас она уедет, а они здесь останутся вдвоем. И снова она
подумала: что же такое видела миссис Маккиско?
|
