Книга третья
1
Фрау
Кэтс Грегоровиус догнала мужа на дорожке, ведущей к их вилле.
– Ну,
как Николь? – спросила она ласково, но ее срывающееся дыхание выдавало
поспешность, с которой она бежала, чтобы задать этот вопрос.
Франц
недоуменно оглянулся.
– Николь
здорова. А почему ты вдруг спрашиваешь, душенька?
– Ты
так часто навещаешь ее, что я решила – наверно, она больна.
– Поговорим
об этом дома.
Кэтс
покорно умолкла. Кабинета у Франца на вилле не было, в гостиной занимались
дети; поэтому они прошли прямо в спальню.
– Прости
меня, Франц, – сказала Кэтс, прежде чем он успел раскрыть рот.
– Прости,
милый, я не должна была так говорить. Я знаю свой долг и горжусь им. Но у нас с
Николь какая-то взаимная неприязнь.
– Птички
в гнездышках мирно живут, – провозгласил Франц, но, спохватясь, что тон у
него разошелся со смыслом, повторил свое изречение в том размеренном, четком
ритме, которым его старый учитель, доктор Домлер, любую банальность умел
сделать многозначительной:
– Птички
– в гнездышках – мирно – живут.
– Да,
да, конечно. Ты не можешь упрекнуть меня в недостатке внимания к Николь.
– Я
тебя упрекаю в недостатке здравого смысла. Николь не только жена Дика, но и его
больная, и в какой-то мере останется ею навсегда. А потому в отсутствие Дика я
считаю себя ответственным за ее состояние. – Он помедлил, прежде чем
сообщить Кэтс новость, которую немного попридержал с шутливым намерением
подразнить ее. – Я утром получил телеграмму из Рима.
Дик
болел гриппом, но уже поправился и завтра выезжает домой.
Кэтс,
явно обрадованная, продолжала более бесстрастным тоном:
– По-моему,
Николь не так больна, как кажется. Она сама преувеличивает свою болезнь, используя
ее как орудие власти над окружающими. Ей бы надо быть киноактрисой, вроде твоей
хваленой Нормы Толмедж, – все американки мечтают о такой карьере.
– Уж
не ревнуешь ли ты меня к Норме Толмедж?
– Я
вообще не люблю американцев. Все они эгоисты – э-го-исты!
– И
Дика не любишь?
– Дика
люблю, – призналась она. – Но Дик совсем другой, он думает не только
о себе.
…И Норма
Толмедж тоже, мысленно произнес Франц. Уверен, что она так же умна и добра, как
и красива. Просто ей поневоле приходится играть глупые роли. Уверен, что Норма
Толмедж – женщина, знакомством с которой можно гордиться.
Но Кэтс
уже позабыла про Норму Толмедж, хотя однажды изводилась из-за нее всю дорогу от
Цюриха, куда они ездили в кино.
– Дик
женился на Николь ради денег, – продолжала она. – Поддался искушению
– ты мне сам как-то раз дал понять это.
– Нехорошо
так говорить, Кэтс.
– Ладно,
беру свои слова обратно. Все мы должны жить, как птички в гнездышке, по твоей
поговорке. Но это очень трудно, когда Николь – когда видишь, как она старается
отстраниться, даже не дышать, словно от меня плохо пахнет!
Это не
было фантазией Кэтс. Она сама делала почти всю работу по дому и не привыкла много
тратить на свою одежду. Любая американская продавщица, каждый вечер стирающая
свои две смены белья, уловила бы чуть заметный запах вчерашнего пота,
исходивший от Кэтс, даже не запах, а так, аммиачный намек на извечность труда и
распада. Для Франца это было чем-то столь же естественным, как и густой
маслянистый аромат волос Кэтс, и то и другое входило в его жизнь необходимым
элементом. Но Николь с ее обостренным от природы обонянием, еще маленькой девочкой
морщившаяся, когда ее одевала нянька, с трудом выносила соседство Кэтс.
– А
дети! Она не хочет, чтобы они играли с нашими детьми… – Но Франц не пожелал больше
слушать:
– Довольно.
Ты, кажется, забываешь, что без денег Николь у нас не было бы этой клиники.
Пойдем лучше завтракать.
Кэтс
пожалела о своей неуместной вспышке, но слова Франца напомнили ей про то, что и
у других американцев водятся деньги, а неделю спустя ее неприязнь к Николь
нашла себе новый выход.
Грегоровиусы
устроили у себя обед по случаю возвращения Дика. Не успели Дайверы выйти за
дверь после этого обеда, как Кэтс повернулась к мужу.
– Ты
видел его лицо? Это следы дебоша!
– Не
спеши с выводами, – предостерег Франц. – Дик сам мне все рассказал в
первый же день. Он участвовал в любительском боксе во время переезда через
Атлантику. Американцы постоянно занимаются боксом в этих трансатлантических
рейсах.
– Так
я и поверила! – насмешливо отозвалась Кэтс. – У него одна рука почти
не поднимается, а на виске незаживший шрам и видно место, где были сбриты
волосы.
Франц
этих подробностей не разглядел.
– Думаешь,
такие вещи способствуют репутации клиники? – не унималась Кэтс. – От
него и сегодня пахло вином, и это не первый раз с тех пор, как он вернулся.
Она
понизила голос, как того требовала значительность суждения, которое ей предстояло
высказать.
– Дик
перестал был серьезным врачом.
Франц
передернул плечами, как бы стряхивая ее настойчивые обвинения, и жестом показал
наверх. В спальне он напустился на жену.
– Он
не только серьезный врач, он блестящий врач. Самый блестящий из всех невропатологов,
защитивших диссертацию в Цюрихе за последнее десятилетие. Мне до него далеко.
– Стыдись,
Франц!
– Мне
стыдиться нечего, потому что это чистая правда. Во всех сложных случаях я обращаюсь
за советом к Дику. Его работы до сих пор считаются образцовыми в своей области
– в любой медицинской библиотеке тебе это скажут. Его обычно принимают за
англичанина – не верят, что американский ученый может быть способен на такую
обстоятельность. – Он зевнул по-домашнему и полез под подушку за пижамой. –
Удивляюсь твоим разговорам, Кэтс, – я всегда считал, что ты любишь Дика.
– Стыдись! –
повторила Кэтс. – Из вас двоих ты – настоящий ученый, и всю работу тоже делаешь
ты. Это как в басне о зайце и черепахе, и, на мой взгляд, заяц уже почти
выдохся.
– Шш!
Шш!
– Нечего
на меня шикать, я говорю то, что есть.
Он с
силой рубанул воздух раскрытой ладонью.
– Довольно!
На том
спор окончился, но он не прошел для спорщиков даром. Кэтс мысленно признала
чрезмерную резкость своих нападок на Дика, к которому привыкла относиться с
симпатией и почтительным восхищением, тем более что он так умел понимать и
ценить ее. А Франц постепенно проникался убеждением, что Кэтс права и Дик в
самом деле не такой уж серьезный врач и ученый. Со временем ему даже стало
казаться, что он это всегда знал.
|