XVI
В
какой-нибудь миле от Ковно, уничтоженного самим Витовтом, стояли в лесах
главные силы Скирвойла. В случае необходимости Скирвойло перебрасывал их с
молниеносной быстротой с места на место, налетая то на прусские владения, то на
замки и городки, оставшиеся еще в руках крестоносцев, и раздувая во всем крае
пожар войны. Там-то верный оруженосец и нашел Збышка с Мацьком, который приехал
только за два дня до этого. Поздоровался чех со Збышком и ночь напролет проспал
как убитый; только на другой день вечером пошел он поздороваться со старым
рыцарем. Мацько, усталый и злой, разгневался и стал спрашивать, почему это он
ослушался его и не остался в Спыхове. Смягчился старик только после того, как
чех, улучив удобную минуту, когда Збышка не было в шатре, объяснил ему, какой
приказ получил он от Ягенки.
Глава
прибавил, что приехал не только по приказу Ягенки и что не одна только жажда
битвы привлекла его сюда: случись что-нибудь, он хотел немедленно послать в
Спыхов гонца с вестями. «Панночка, – говорил он, – с ее ангельской
душой, молится за дочку Юранда, хоть и не сулит ей это добра. Но всему должен
быть конец. Коли нет уже Дануськи в живых, царство ей небесное, непорочна она
была, как агнец; но коли отыщется она, нужно немедля предупредить панночку,
чтобы она, не дожидаясь, пока прибудет Дануська, поскорее уезжала из Спыхова, а
то отъезд ее будет похож на позорное изгнание».
Мацько
слушал чеха неохотно, время от времени повторяя, что не его ума это дело. Но
Глава решил говорить напрямик и нимало этим не смутился.
– Лучше
было панне оставаться в Згожелицах, – сказал он в заключение,
– незачем
было ей уезжать. Мы все уверяли бедняжку, что дочки Юранда нет в живых, а может
выйти совсем по-другому.
– А
не ты ли ей говорил, что Дануськи нет в живых? – сердито спросил
Мацько. – Надо было держать язык за зубами. А я взял ее потому, что она
боялась Чтана и Вилька.
– Это
был только предлог, – ответил оруженосец. – Она спокойно могла
оставаться в Згожелицах, ведь Вильк и Чтан препоны чинят друг дружке. А вы,
пан, боялись, как бы в случае смерти Дануськи и панночка не ускользнула от пана
Збышка, потому и взяли ее с собой.
– Что
это ты так занесся! Разве ты не слуга уже, а опоясанный рыцарь?
– Слуга
я, но только панны, потому и забочусь о том, чтобы позор не пал на нее.
Мацько
нахмурился и задумался, он был недоволен собой. Не раз уже упрекал он себя за
то, что взял Ягенку из Згожелиц: старик понимал, что, подсовывая Ягенку Збышку,
он умаляет ее достоинство, а если Дануся найдется, так может получиться и того
хуже. Чувствовал он и то, что дерзкий чех прав: хоть и взял он с собой Ягенку,
чтобы отвезти ее к аббату, но, узнав о его смерти, мог оставить девушку в
Плоцке, а вот же не сделал этого, потащил ее в Спыхов только для того, чтобы она
была поближе к Збышку.
– Это
мне и в голову не пришло, – сказал он, пытаясь обмануть и себя, и
чеха, – она сама навязалась.
– Ах,
вот как! Навязалась! Да мы же сами уверили ее, что дочки Юранда нет в живых и
что братьям спокойнее будет без нее, – вот она и поехала.
– Это
ты ее уверил! – вскричал Мацько.
– Да,
и я в этом повинен. Но теперь все станет ясно. Надо что-то делать, иначе лучше
смерть.
– Что
же ты поделаешь с таким войском и на такой войне?.. – нетерпеливо сказал
Мацько. – Может, оно и станет получше, да только в июле, немцы, они ведь
воюют зимой и в сухое лето, а теперь одна слава, что война. Князь Витовт,
толкуют, в Краков поехал на переговоры с королем, хочет заручиться его
согласием и помощью.
– Но
ведь есть же поблизости замки крестоносцев. Взять хоть два замка, так, может,
дочку Юранда удастся найти, а нет, так дознаться про ее смерть.
– А
может, ни то, ни другое.
– Зигфрид-то
сюда ее увез. Об этом нам и в Щитно говорили, и всюду, да и сами мы так думали.
– А
видал ты это войско? Выйди-ка из шатра да погляди. У иных одни только палки, у
иных медные прадедовские мечи.
– Да,
но я слыхал, что жмудины добрые вояки.
– Не
голыми же руками брать замки, да еще крестоносцев.
Дальнейший
разговор был прерван появлением Збышка и Скирвойла, полководца жмудинов. Это
был человек невысокого роста, но плечистый и крепкий. Грудь у него была
колесом, так что казалось, что спереди у него горб, а руки доходили чуть не до
колен. Он похож был на Зындрама из Машковиц, знаменитого рыцаря, с которым
Мацько и Збышко в свое время познакомились в Кракове: такая же огромная голова
и такие же кривые ноги. Говорили, что он хорошо знает искусство войны. Жизнь
его прошла в стычках с татарами, с которыми он долгие годы воевал на Руси, да с
немцами, которых он ненавидел лютой ненавистью. Во время этих войн он научился
говорить по-русски, а потом, при дворе Витовта, немного и по-польски, знал он и
по-немецки, во всяком случае повторял три слова: огонь, кровь и смерть. В
огромной его голове зрело множество хитрых военных замыслов, которых
крестоносцы не могли ни предугадать, ни предупредить, поэтому в пограничных
комтуриях его боялись.
– Мы
толковали про набеги, – с необычным оживлением сказал Мацьку
Збышко, – и пришли послушать, что скажете вы с вашим опытом.
Мацько
усадил Скирвойла на сосновый пень, покрытый медвежьей шкурой, затем велел слугам
принести братину меда, и рыцари стали попивать мед, черпая его из братины
жестяными кружками, а когда все подкрепились, Мацько спросил;
– Так
вы хотите учинить набег?
– Пустить
дымом немецкие замки.
– Какие
же?
– Рагнету
или Новое Ковно.
– Рагнету, –
сказал Збышко. – Четыре дня назад мы были под Новым Ковно, и немцы побили
нас.
– То-то
и оно, – подтвердил Скирвойло.
– Так
как же?
– Да
вот так.
– Погодите, –
сказал Мацько, – я ведь здешних мест не знаю. Где Новое Ковно и где
Рагнета?
– До
Старого Ковно отсюда с милю, – ответил Збышко, – а от Старого до
Нового тоже миля. Замок на острове. Четыре дня назад мы хотели переправиться;
но немцы побили нас у переправы. Полдня гнались они за нами, пока мы не
укрылись в лесах, а войско все рассеялось, так что некоторые воины вернулись
только сегодня утром.
– А
Рагнета?
Скирвойло
показал своей длинной, как ветвь, рукой на север и произнес:
– Далеко,
далеко!..
– Потому-то
набег надо учинить на Рагнету, что она далеко! – ответил Збышко. –
Там кругом спокойно, все, у кого оружие в руках, пришли сюда, к нам. Не ждут
немцы там набега, и мы их захватим врасплох.
– Это
верно, – сказал Скирвойло.
– Так
вы думаете, – спросил Мацько, – и замок можно взять?
Скирвойло
отрицательно покачал головой, а Збышко ответил:
– Замок
крепкий, так что вряд ли, разве только случайно. Но мы опустошим весь край, пожжем
деревни и города, уничтожим припасы, а самое главное – захватим пленников, а
среди них могут попасться люди знатные, крестоносцы за таких пленников охотно
дают выкуп или обменивают их…
Тут он
обратился к Скирвойлу:
– Вы
сами, князь, сказали, что я верно говорю, а теперь подумайте и про то, что
Новое Ковно на острове. Там мы ни деревень не пожжем, ни стад не отобьем, ни
пленников не захватим. Да и разбили нас там совсем недавно. Эх! Пойдемте лучше
туда, где нас сейчас не ждут.
– Победитель
меньше всего ждет набега, – пробормотал Скирвойло.
Но тут
слово взял Мацько и стал поддерживать Збышка, понимая, что под Рагнетой он надеется
скорее узнать о жене и там легче захватить знатного пленника, которого можно
было бы потом обменять. Он тоже считал, что лучше двинуться дальше и неожиданно
вторгнуться в край, который немцы хуже охраняют, чем учинять набег на остров,
укрепленный самой природой и защищенный к тому же мощным замком с победоносной
стражей.
Как
человек, искушенный в военном деле, он говорил ясно и приводил такие неопровержимые
доводы, что, казалось, мог бы убедить всякого. Его внимательно слушали.
Скирвойло время от времени поднимал брови и поводил ими как бы в знак согласия,
а иногда бормотал: «Правильно говорит!» Потом он втянул свою огромную голову в
широкие плечи, так что показался всем совершенным горбуном, и погрузился в
размышления.
Спустя
некоторое время он поднялся и, не говоря ни слова, стал прощаться.
– Ну,
так как же, князь? – спросил Мацько. – Куда мы двинемся?
Скирвойло
коротко ответил:
– Под
Новое Ковно.
И вышел
из шатра.
Мацько и
чех с минуту в удивлении смотрели на Збышка, а затем старый рыцарь, хлопнув
себя по ляжкам, воскликнул:
– Тьфу,
ну и пень же!.. Как будто и слушает тебя, а потом все равно по-своему
повернет!.. Нечего с ним и горло надсаживать!..
– Слыхал
я, что он таков, – ответил Збышко. – Сказать по правде, и весь
здешний народ на диво упрям; и выслушает как будто тебя, а потом смотришь,
говорил ты как на ветер.
– Так
зачем же он спрашивает?
– Потому
что мы опоясанные рыцари, да и для того, чтобы со всех сторон обсудить дело.
Нет, он вовсе не глуп.
– Под
Новым Ковно нас, может, тоже не ждут, – заметил чех, – ведь недавно
они нас там разбили. Тут-то он прав.
– Пойдем,
поглядишь на людей, над которыми я начальствую, – сказал чеху Збышко, которому
было душно в шатре, – нужно их упредить, чтобы были наготове.
И они
вышли. На дворе уже спустилась хмурая и темная ночь, озаряемая только огнями костров,
у которых сидели жмудины.
|
