Генрик Сенкевич «Крестоносцы»

XXVIII

Отец Вышонек опасался, что и после нового пробуждения у Юранда может опять помрачиться сознание и он снова может надолго впасть в беспамятство. А пока ксендз пообещал княгине и Збышку дать знать, как только старый рыцарь заговорит, и, когда те ушли, тоже отправился спать. Юранд проснулся только на второй день праздника, когда время подошло к полудню; он был уже в полном сознании. Княгиня и Збышко присутствовали при его пробуждении. Юранд сел на постели, взглянул на княгиню и, тотчас признав ее, воскликнул:

– Милостивая пани… Ради бога, неужто я в Цеханове?

– Вы и праздник проспали, – ответила княгиня.

– Снегом меня замело. Кто меня спас?

– Да вот этот рыцарь, Збышко из Богданца. Помните, в Кракове…

Юранд устремил на юношу здоровый глаз и сказал:

– Помню… А где Дануська?

– Разве ее не было с вами? – с беспокойством спросила княгиня.

– Как же она могла быть со мной, коли я ехал к ней?

Збышко и княгиня переглянулись, они подумали, что Юранд все еще бредит.

– Что вы, опомнитесь! – сказала княгиня. – Да разве Дануси не было с вами?

– Дануси? Со мной? – переспросил в изумлении Юранд.

– Слуги ваши погибли, а ее не нашли. Почему вы оставили ее в Спыхове?

Юранд еще раз переспросил, но уже с тревогой в голосе:

– В Спыхове? Да ведь она не у меня, а у вас, милостивая пани!

– Вы же прислали за нею к нам в лесной дом слуг с письмом!

– Во имя отца и сына! – воскликнул Юранд. – Я никого не присылал.

Внезапная бледность покрыла лицо княгини.

– Что такое? – спросила она. – Вы уверены, что вы в памяти?

– Милосердный боже, где моя дочь? – вскричал, срываясь с постели, Юранд.

Отец Вышонек при этих словах поспешно вышел из горницы.

– Послушайте, – продолжала княгиня, – к нам в лесной дом приехали вооруженные слуги с письмом от вас, вы просили в письме отправить к вам Дануську. Вы писали, что вас придавило балкой на пожаре… что вы чуть совсем не ослепли и хотите видеть дочь. Слуги взяли Дануську и уехали…

– Горе мне! – воскликнул Юранд. – Клянусь богом, никакого пожара в Спыхове не было и я никого за ней не посылал!

Тут вернулся ксендз Вышонек с письмом; он протянул его Юранду и спросил:

– Это ваш ксендз писал?

– Не знаю.

– А чья печать?

– Печать моя. Что написано в письме?

Отец Вышонек стал читать письмо. Юранд слушал, хватаясь за голову; когда ксендз кончил читать, он воскликнул:

– Письмо подложное!.. Печать поддельная! Горе мне! Они похитили мою дочь и погубят ее!

– Кто?

– Крестоносцы!

– Раны божьи! Надо сказать князю! Пусть шлет послов к магистру! – воскликнула княгиня. – Иисусе милостивый! Спаси ее и помилуй!..

И она с криком выбежала из горницы. Юранд сорвался с постели и стал лихорадочно натягивать одежды на свое могучее тело. Збышко сидел в оцепенении, но через минуту в ярости заскрежетал зубами.

– Откуда вы знаете, что ее похитили крестоносцы? – спросил ксендз Вышонек.

– Клянусь всем святым!

– Погодите! Так оно, может, и есть. Они приезжали в лесной дом жаловаться на вас… Требовали возмездия…

– И они похитили ее! – внезапно воскликнул Збышко.

С этими словами он выбежал вон, бросился в конюшню и велел закладывать сани и седлать коней, сам толком не зная, зачем он это делает. Он сознавал только одно: надо ехать спасать Данусю – и притом немедленно, и притом в самую Пруссию, – надо вырвать ее из вражеских рук или погибнуть.

Вернувшись в горницу, Збышко сказал Юранду, что оружие и кони сейчас будут готовы. Он был уверен, что Юранд поедет с ним. Юноша пылал гневом, сердце его надрывалось от муки и жалости, и все же он не терял надежды, ему казалось, что вдвоем с грозным рыцарем из Спыхова они всех одолеют, смогут ударить даже на всю крестоносную рать.

В горнице, кроме Юранда, отца Вышонека и княгини, он застал князя и господина де Лорша, а также старого пана из Длуголяса, которого князь, узнав о происшедшем, тоже призвал на совет, как человека разумного, отлично знавшего крестоносцев, у которых он провел долгие годы в неволе.

– Надо действовать осторожно, чтобы горячностью не испортить дела и не погубить девушку, – говорил пан из Длуголяса. – Немедля надо жаловаться магистру; коли вы, вельможный князь, дадите послание, я поеду к нему.

– И послание я дам, и к магистру вы поедете, – сказал князь. – Клянусь богом, не дадим погибнуть дитяти! Магистр боится войны с польским королем, он хочет, чтобы я и брат мой Семко стали на его сторону… Нет, не по его повелению похитили крестоносцы Дануську, и он прикажет отдать ее.

– А если по его повелению? – спросил ксендз Вышонек.

– Хоть он и крестоносец, однако честнее их всех, – возразил князь, – да и я уж сказал, что не стал бы он теперь гневить меня, а скорее постарался бы угодить. Могущество Ягайла – не шутка… Эх, и донимали они нас, покуда могли, а теперь спохватились, что, коли еще мы, мазуры, поможем Ягайлу, худо им придется…

– Это верно, – заговорил пан из Длуголяса. – Крестоносцы зря ничего не делают; уж коли они похитили девушку, так, думаю, для того, чтобы выбить меч из рук Юранда и либо выкуп взять, либо обменять ее.

Затем он обратился к пану из Спыхова:

– Кто у вас сейчас из невольников?

– Де Бергов, – ответил Юранд.

– Он что, из вельможных?

– Должно быть, из вельможных.

Услыхав имя Бергова, господин де Лорш стал о нем расспрашивать.

– Он – родич графа Гельдернского, – сказал лотарингский рыцарь, узнав, в чем дело, – великого покровителя ордена, чья фамилия имеет перед орденом большие заслуги.

– Это правда, – заметил пан из Длуголяса, переведя присутствующим слова де Лорша. – Члены этой фамилии были в ордене большими военачальниками.

– Не зря Данфельд и де Лђве так рьяно за него вступились, – сказал князь. – Только и кричали, что надо де Бергова отпустить на волю. Клянусь богом, они похитили девушку только для того, чтобы вырвать его из неволи.

– Ну, тогда они вернут Дануську за де Бергова, – вмешался ксендз.

– Хорошо было бы знать, где она, – сказал пан из Длуголяса. – А ну, магистр спросит: кому я должен повелеть отдать вам ее? Что мы ему тогда скажем?

– Где она? – глухо сказал Юранд. – Да уж, верно, не станут они держать ее на границе, побоятся, что отобью ее, увезут куда-нибудь подальше, к устью Вислы или к самому морю.

Збышко произнес:

– Найдем и отобьем.

Князь долго сдерживался, а тут вдруг вскипел:

– Из моего дома тевтонские псы ее похитили и мне нанесли обиду! Пока жив, не прощу я им этого! Довольно измен! Довольно набегов! Лучше вурдалаков иметь соседями! Ну, теперь уж магистру придется покарать этих комтуров и вернуть девушку, а ко мне послов прислать с повинной. Иначе я разошлю вицы!

Он ударил кулаком по столу и прибавил:

– Небось за мной пойдет брат мой из Плоцка, и Витовт, и вся держава короля Ягайла. Довольно потворствовать им! У святого и то лопнуло б терпенье! С меня довольно!

Все умолкли, ожидая, пока укротится гнев князя. Анна Данута очень обрадовалась, что князь так близко принял к сердцу дело Дануси; она знала, что он терпелив, но и упорен, и уж если возьмется за дело, то не отступится, пока не поставит на своем.

После этого слово взял ксендз Вышонек.

– Когда-то в ордене никто не выходил из послушания, – сказал он, – и самолично, без позволения капитула и магистра, ни один комтур ничего не смел предпринять. Поэтому бог отдал им в руки столь обширные земли и возвысил их чуть ли не над всеми земными державами. Но теперь нет у них ни послушания, ни правды, ни чести, ни веры. Ничего, одна только алчность да злоба такая, словно не люди они, а волки. Как же им внимать повелениям магистра или капитула, когда они не внемлют велениям бога? Сидят, как удельные князья, по своим замкам и помогают друг другу творить зло. Мы пожалуемся магистру, а они откажутся. Магистр велит им отдать девушку, а они не отдадут или скажут: «Нет ее у нас, мы ее не похищали». Он велит им поклясться в этом, так они и клятву дадут. Что нам тогда делать?

– Что делать? – спросил пан из Длуголяса. – Пусть Юранд едет в Спыхов. Коли крестоносцы похитили Дануську для того, чтобы выкуп получить или обменять ее на де Бергова, так они должны дать знать об этом, и, уж конечно, не кому иному, как Юранду.

– Ее похитили те, что приезжали в лесной дом, – сказал ксендз.

– Тогда магистр передаст их суду или велит драться с Юрандом.

– Они со мной должны драться, – воскликнул Збышко, – я первый послал им вызов!

А Юранд отнял руки от лица и спросил:

– Кто же был в лесном доме?

– Данфельд был, старый де Лђве да двое братьев: Готфрид и Ротгер, – ответил ксендз. – Они жаловались, требовали, чтобы князь повелел вам отпустить де Бергова на волю. Но князь, как узнал от де Фурси, что немцы первые напали на вас, накричал на них, и они несолоно хлебавши убрались.

– Поезжайте в Спыхов, – сказал князь, – крестоносцы явятся туда. Они потому еще не явились, что оруженосец этого молодого рыцаря изломал Данфельду руку, когда привез им вызов. Поезжайте в Спыхов и, когда крестоносцы приедут, дайте мне знать. Они отдадут вам дочь за де Бергова; но я им все равно не прощу: из моего дома они ее похитили и мне нанесли этим обиду.

Князь опять распалился гневом, мера его терпения была и впрямь переполнена.

– Шутили, шутили они с огнем, – прибавил он через минуту, – небось теперь обожгутся.

– Да они ото всего откажутся! – повторил ксендз Вышонек.

– Коли дадут Юранду знать, что девушка у них, так уж не смогут отказаться, – с легким нетерпением возразил Миколай из Длуголяса. – И я так думаю, что они не держат ее неподалеку от границы – Юранд это справедливо заметил, – они увезли ее подальше, в какой-нибудь замок или вовсе к морю; но, коли будет доказано, что это их рук дело, так у магистра им небось не отвертеться.

А Юранд стал повторять странным и вместе с тем ужасным голосом:

– Данфельд, Лђве, Готфрид, Ротгер…

Миколай из Длуголяса посоветовал также послать в Пруссию бывалых и хитрых людей, которые могли бы выведать в Щитно и в Янсборке, там ли Дануся, а если ее там нет, то дознаться, куда ее увезли; затем князь взял свой посох и вышел отдать распоряжения, а княгиня, желая обласкать Юранда, спросила:

– Каково вам-то?

Юранд с минуту времени ничего не отвечал, словно и не слышал вопроса, а потом вдруг произнес:

– Так, будто кто мне нож всадил в старую рану.

– Уповайте на милосердие божие; вернется Дануська, только отдайте им де Бергова.

– Собственной крови я не пожалел бы.

Княгиня не знала, говорить ли ему сейчас о том, что Дануська и Збышко обвенчались, но, пораздумав, решила, что не стоит прибавлять новых огорчений к тяжким несчастьям, обрушившимся на Юранда, да и какой-то смутный страх ее объял. «Они будут искать ее со Збышком, пускай Збышко при случае скажет ему, – подумала она, – а то сейчас он бы совсем ума решился». Княгиня предпочла поговорить о другом.

– Вы нас не вините, – сказала она. – Приехали люди в таких же кафтанах, как у ваших слуг, с письмом, скрепленным вашей печатью; в письме говорилось, что вы больны, что свет у вас отнимается и что вы еще раз хотите взглянуть на свою доченьку. Как же могли мы воспротивиться и не выполнить отцовскую волю?

Юранд склонился к ее ногам.

– Я никого не виню, милостивая пани.

– Знайте, бог вернет вам вашу дочь, ибо хранит ее всевидящее око. Он ниспошлет ей спасение, как ниспослал на последней охоте, когда свирепый тур напал на нас и Збышко, по наитию свыше, стал на нашу защиту. Збышко сам едва не поплатился жизнью и долго хворал после этого, но спас и Дануську, и меня, за что князь дал ему пояс и шпоры. Вот видите!.. Десница господня хранит Данусю. Что и говорить, жаль ее! Я думала, что она приедет с вами, что я увижу ее, мою милую, а вот оно что…

Голос задрожал у княгини, и слезы полились у нее из глаз, а Юранд, который долго сдерживался, на мгновение предался отчаянию, внезапному и страшному, как порыв бури. Он вцепился руками в свои длинные волосы и со стоном стал биться головой о стену, хриплым голосом повторяя:

– О Иисусе! Иисусе! Иисусе!

Но Збышко бросился к нему, потряс его изо всей силы за плечи и крикнул:

– В путь пора! В Спыхов!