Экзаменационная задача
Когда
учитель громко продиктовал задачу, все записали ее и учитель, вынув часы,
заявил, что дает на решение задачи двадцать минут, – Семен Панталыкин
провел испещренной чернильными пятнами ладонью по круглой головенке и сказал
сам себе:
– Если
я не решу эту задачу – я погиб…
У
фантазера и мечтателя Семена Панталыкина была манера – преувеличивать все
события, все жизненные явления и вообще смотреть на вещи чрезвычайно мрачно.
Встречал
ли он мальчика больше себя ростом, который, выдвинув вперед плечо и правую ногу
и оглядевшись – нет ли кого поблизости, – ехидно спрашивал: «Ты чего
задаешься, говядина несчастная?» – Семен Панталыкин бледнел и, видя уже своими
духовными очами призрак витающей над ним смерти, тихо шептал:
– Я
погиб.
Вызывал
ли его к доске учитель, опрокидывал ли он дома на чистую скатерть стакан с чаем
– он всегда говорил сам себе эту похоронную фразу:
– Я
погиб.
Вся гибель
кончалась парой затрещин в первом случае, двойкой – во втором и высылкой из-за
чайного стола – в третьем.
Но так
внушительно, так мрачно звучала эта похоронная фраза: «Я погиб», что Семен
Панталыкин всюду совал ее.
Фраза,
впрочем, была украдена из какого-то романа Майн Рида, где герои, влезши на
дерево по случаю наводнения и ожидая нападения индейцев – с одной стороны, и
острых когтей притаившегося в листве дерева ягуара – с другой, – все в
один голос решили:
– Мы
погибли.
Для
более точной характеристики их положения необходимо указать, что в воде около
дерева плавали кайманы, а одна сторона дерева дымилась, будучи подожженной
молнией.
…………………………………………………………………………
Приблизительно
в таком же положении чувствовал себя Панталыкин Семен, когда ему не только
подсунули чрезвычайно трудную задачу, но еще дали на решение ее всего-навсего
двадцать минут.
Задача
была следующая.
«Два
крестьянина вышли одновременно из пункта А в пункт Б, причем один из них делал
в час четыре версты, а другой пять. Спрашивается, насколько один крестьянин
придет раньше другого в пункт Б, если второй вышел позже первого на четверть
часа, а от пункта А до пункта Б такое же расстояние в верстах, сколько
получится, если два виноторговца продали третьему такое количество бочек вина,
которое дало первому прибыли сто двадцать рублей, второму восемьдесят, а всего
бочка вина приносит прибыли сорок рублей».
Прочтя
эту задачу, Панталыкин Семен сказал сам себе:
– Такую
задачу в двадцать минут! Я погиб.
Потеряв
минуты три на очинку карандаша и на наиболее точный перегиб листа линованной
бумаги, на которой он собирался развернуть свои математические способности,
Панталыкин Семен сделал над собой усилие и погрузился в обдумывание задачи.
Первым
долгом ему пришла в голову мысль: что это за крестьяне такие: «первый» и
«второй»? Эта сухая номенклатура ничего не говорит ни его уму, ни его сердцу.
Неужели нельзя было назвать крестьян простыми человеческими именами? Конечно,
Иваном или Василием их можно и не называть (инстинктивно он чувствовал
прозаичность, будничность этих имен), но почему бы их не окрестить – одного
Вильямом, другого Рудольфом?
И сразу
же, как только Панталыкин перекрестил «первого» и «второго» в Рудольфа и
Вильяма, оба сделались ему понятными и близкими. Он уже видел умственным взором
белую полоску от шляпы, выделявшуюся на лбу Вильяма, лицо которого загорело от
жгучих лучей солнца… А Рудольф представлялся ему широкоплечим мужественным
человеком, одетым в синие парусиновые штаны и кожаную куртку из меха речного
бобра.
И вот –
шагают они оба, один на четверть часа впереди другого…
Панталыкину
пришел на ум такой вопрос: знакомы ли они друг с другом, эти два мужественных
пешехода? Вероятно, знакомы, если попали в одну и ту же задачу… Но если знакомы
– почему они не сговорились идти вместе? Вместе, конечно, веселее, а что один
делает в час на версту больше другого, то это вздор; более быстрый мог бы
деликатно, понемногу сдерживать свои широкие шаги, а медлительный мог бы и
прибавить немного шагу.
Кроме
того, и безопаснее вдвоем идти – разбойники ли нападут или дикий зверь…
Возник
еще один интересный вопрос: были у них ружья или нет? Пускаясь в дорогу, лучше
всего захватить ружья, которые даже в пункте Б могли бы пригодиться в случае
нападения городских бандитов – отрепья глухих кварталов. Впрочем, может быть,
пункт Б – маленький городок, где нет бандитов… Вот опять же – написали: пункт
А, пункт Б… Что это за названия?
Панталыкин
Семен никак не может представить себе городов или сел, в которых живут, борются
и страдают люди под сухими бездушными литерами. Почему не назвать один город
Санта-Фе, а другой – Мельбурном?
И едва
только пункт А получил название Санта-Фе, а пункт Б был преобразован в столицу
Австралии – как оба города сделались понятными и ясными… Улицы сразу
застроились домами причудливой экзотической архитектуры, из труб пошел дым, по
тротуарам задвигались люди, а по мостовым забегали лошади, неся на своих спинах
всадников – диких, приехавших в город за боевыми припасами вакэро и испанцев –
владельцев далеких гациенд…
Вот в
какой город стремились оба пешехода – Рудольф и Вильям…
Очень
жаль, что в задаче не упомянута цель их путешествия. Что случилось такое, что
заставило их бросить свои дома и спешить сломя голову в этот страшный,
наполненный пьяницами, карточными игроками и убийцами Санта-Фе?
И еще –
интересный вопрос: почему Рудольф и Вильям не воспользовались лошадьми, а пошли
пешком? Хотели ли они идти по следам, оставленным кавалькадой гверильясов, или
просто прошлой ночью у их лошадей таинственным незнакомцем были перерезаны
поджилки, дабы они не могли его преследовать – его, знавшего тайну бриллиантов
Красного Носорога?..
Все это
очень странно… То, что Рудольф вышел на четверть часа позже Вильяма,
доказывает, что этот честный скваттер не особенно доверял Вильяму и в данном
случае решил просто проследить этого сорвиголову, к которому вот уже три дня
подряд пробирается ночью на взмыленной лошади креол в плаще.
…Подперев
ручонкой, измазанной в мелу и чернилах, свою буйную, мечтательную, отуманенную
образами голову – сидит Панталыкин Семен.
И
постепенно вся задача, ее тайный смысл вырисовывается в его мозгу.
* * *
Задача:
…Солнце
еще не успело позолотить верхушек тамарин-довых деревьев, еще яркие тропические
птицы дремали в своих гнездах, еще черные лебеди не выплывали из зарослей
австралийской кувшинки и желтоцвета, – когда Вильям Блокер, головорез,
наводивший панику на все побережье Симпсон-Крика, крадучись шел по еле заметной
лесной тропинке… Делал он только четыре версты в час – более быстрой ходьбе
мешала больная нога, подстреленная вчера его таинственным недругом,
спрятавшимся за стволом широколиственной магнолии.
– Каррамба! –
бормотал Вильям. – Если бы у старого Билля была сейчас его лошаденка… Но…
пусть меня разорвет, если я не найду негодяя, подрезавшего ей поджилки. Не
пройдет и трех лун.
А сзади
него в это время крался, припадая к земле, скваттер Рудольф Каутерс, и его
мужественные брови мрачно хмурились, когда он рассматривал, припав к земле,
след сапога Вильяма, отчетливо отпечатанный на влажной траве австралийского
леса.
– Я
бы мог делать и пять верст в час (кстати, почему не «миль» или
«ярдов»?), – шептал скваттер, – но я хочу выследить эту старую
лисицу.
А Блокер
уже слышал сзади себя шорох и, прыгнув за дерево, оказавшееся эвкалиптом,
притаился…
Увидев
ползшего по траве Рудольфа, он приложился и выстрелил.
И,
схватившись рукой за грудь, перевернулся честный скваттер.
– Хо-хо! –
захохотал Вильям. – Меткий выстрел. День не пропал даром, и старый Билль
доволен собой.
………………………………………………………………….
– Ну,
двадцать минут прошло, – раздался, как гром в ясный погожий день, голос
учителя арифметики. – Ну что, все решили. Ну ты, Панталыкин Семен, покажи:
какой из крестьян первый пришел в пункт Б?
И чуть
не сказал бедный Панталыкин, что, конечно, в Санта-Фе первым пришел негодяй
Блокер, потому что скваттер Каутерс лежит с простреленной грудью и предсмертной
мукой на лице, лежит одинокий в пустыне, в тени ядовитого австралийского
«змеиного дерева»…
Но
ничего этого не сказал он. Прохрипел только: «Не решил… не успел…»
И тут же
увидел, как жирная двойка ехидной гадюкой зазмеилась в журнальной клеточке
против его фамилии.
– Я
погиб, – прошептал Панталыкин Семен. – На второй год остаюсь в
классе. Отец выдерет, ружья не получу, «Вокруг света» мама не выпишет…
И
представилось Панталыкину, что сидит он на развалине «змеиного дерева»… Внизу
бушует разлившаяся после дождя вода, в воде щелкают зубами кайманы, а в густой
листве прячется ягуар, который скоро прыгнет на него, потому что огонь,
охвативший дерево, уже подбирается к разъяренному зверю…
– Я
погиб…
|
