Виктор Поликарпович
В один
город приехала ревизия… Главный ревизор был суровый, прямолинейный, справедливый
человек с громким, властным голосом и решительными поступками, приводившими в
трепет всех окружающих.
Главный
ревизор начал ревизию так: подошел к столу, заваленному документами и книгами,
нагнулся каменным, бесстрастным, как сама судьба, лицом к какой-то бумажке,
лежавшей сверху, и лязгнул отрывистым, как стук гильотинного ножа, голосом:
– Приступим-с.
Содержание
первой бумажки заключалось в том, что обыватели города жаловались на городового
Дымбу, взыскавшего с них незаконно и неправильно триста рублей «портового сбора
на предмет морского улучшения».
– Во-первых, –
заявляли обыватели, – никакого моря у нас нет… Ближайшее море за шестьсот
верст через две губернии, и никакого нам улучшения не нужно; вовторых, никакой
бумаги на это взыскание упомянутый Дымба не предъявил, а когда у него
потребовали документы – показал кулак, что, как известно по городовому
положению, не может служить документом на право взыскания городских
повинностей; и, в-третьих, вместо расписки в получении означенной суммы он,
Дымба, оставил окурок папиросы, который при сем прилагается.
Главный
ревизор потер руки и сладострастно засмеялся. Говорят, при каждом человеке состоит
ангел, который его охраняет. Когда ревизор так засмеялся, ангел городового
Дымбы заплакал.
– Позвать
Дымбу! – распорядился ревизор. Позвали Дымбу.
– Здравия
желаю, ваше превосходительство!
– Ты
не кричи, брат, так, – зловеще остановил его ревизор. – Кричать после
будешь. Взятки брал?
– Никак
нет.
– А
морской сбор?
– Который
морской, то взыскивал по приказанию начальства. Сполнял, ваше-ство, службу. Их
высокородие приказывали.
Ревизор
потер руки профессиональным жестом ревизующего сенатора и залился тихим
смешком.
– Превосходно…
Попросите-ка сюда его высокородие. Никаноров, напишите бумагу об аресте
городового Дымбы как соучастника.
Городового
увели.
Когда
его уводили, явился и его высокородие… Теперь уже заливались слезами два
ангела: городового и его высокородия.
– Из…
зволили звать?
– Ох,
изволил. Как фамилия? Пальцын? А скажите, господин Пальцын, что это такое за триста
рублей морского сбора? Ась?
– По
распоряжению Павла Захарыча, – приободрившись, отвечал Пальцын. – Они
приказали.
– А-а. –
И с головокружительной быстротой замелькали трущиеся одна об другую ревизоровы
руки. – Прекрасно-с. Дельце-то начинает разгораться. Узелок увеличивается,
вспухает… Хе-хе. Никифоров! Этому – бумагу об аресте, а Павла Захарыча сюда ко
мне… Живо!
Пришел и
Павел Захарыч.
Ангел
его плакал так жалобно и потрясающе, что мог тронуть даже хладнокровного ревизорова
ангела.
– Павел
Захарович? Здравствуйте, здравствуйте… Не объясните ли вы нам, Павел Захарович,
что это такое «портовый сбор на предмет морского улучшения»?
– Гм…
Это взыскание-с.
– Знаю,
что взыскание. Но – какое?
– Это-с…
во исполнение распоряжения его превосходительства.
– А-а-а…
Вот как? Никифоров! Бумагу! Взять! Попросить его превосходительство!
Ангел
его превосходительства плакал солидно, с таким видом, что нельзя было со
стороны разобрать: плачет он или снисходительно улыбается.
– Позвольте
предложить вам стул… Садитесь, ваше превосходительство.
– Успею.
Зачем это я вам понадобился?
– Справочка
одна. Не знаете ли вы, как это понимать: взыскание морского сбора в здешнем
городе?
– Как
понимать? Очень просто.
– Да
ведь моря-то тут нет!
– Неужели?
Гм… А ведь в самом деле, кажется, нет. Действительно нет.
– Так
как же так – «морской сбор»? Почему без расписок, документов?
– А?
– Я
спрашиваю – почему «морской сбор»?!
– Не
кричите. Я не глухой.
Помолчали.
Ангел его превосходительства притих и смотрел на все происходящее широко
открытыми глазами, выжидательно и спокойно.
– Ну?
– Что
«ну»?
– Какое
море вы улучшали на эти триста рублей?
– Никакого
моря не улучшали. Это так говорится – «море».
– Ага.
А деньги-то куда делись?
– На
секретные расходы пошли.
– На
какие именно?
– Вот
чудак человек! Да как же я скажу, если они секретные!
– Так-с…
Ревизор
часто-часто потер руки одна о другую.
– Так-с.
В таком случае, ваше превосходительство, вы меня извините… обязанности службы…
я принужден буду вас, как это говорится: арестовать. Никифоров!
Его
превосходительство обидчиво усмехнулся.
– Очень
странно: проект морского сбора разрабатывало нас двое, а арестовывают меня одного.
Руки
ревизора замелькали, как две юрких белых мыши.
– Ага!
Так, так… Вместе разрабатывали?! С кем? Его превосходительство улыбнулся.
– С
одним человеком. Не здешний. Питерский, чиновник.
– Да-а?
Кто же этот человечек?
Его
превосходительство помолчал и потом внятно сказал, прищурившись в потолок:
– Виктор
Поликарпович. Была тишина. Семь минут.
Нахмурив
брови, ревизор разглядывал с пытливостью и интересом свои руки… И нарушил молчание:
– Так,
так… А какие были деньги получены: золотом или бумажками?
– Бумажками.
– Ну,
раз бумажками – тогда ничего. Извиняюсь за беспокойство, ваше
превосходительство. Гм… гм…
Ангел
его превосходительства усмехнулся ласковоласково.
– Могу
идти? Ревизор вздохнул:
– Что
ж делать… Можете идти.
Потом
свернул в трубку жалобу на Дымбу и, приставив ее к глазу, посмотрел на стол с документами.
Подошел Никифоров.
– Как
с арестованными быть?
– Отпустите
всех… Впрочем, нет! Городового Дымбу на семь суток ареста за курение при
исполнении служебных обязанностей. Пусть не курит… Кан-налья!
И все
ангелы засмеялись, кроме Дымбиного.
|