Инквизиция
Я гляжу
на них сверху вниз…
И не
потому чтобы я их презирал, а просто я выше их, хотя и сижу в кресле: Лиля
высотой не более аршина, Котька – вершка на два выше.
Каждый
из них опирается обеими руками о мое колено и оба не мигая глядят в мои
бегающие глаза.
– Я
у Шуры книжку видел, – сообщает Котька и умолкает, ожидая, чтобы я
спросил: «Какую?»
– Какую?
– Называется:
«Мальчик у Христа на елке».
– Мда-а, –
неопределенно мычу я. Молчание.
Лиля
решает поддержать брата:
– А
я стихи новые знаю.
И
замирает вся, напрягается, трепетно ожидая одного только словечка: «Какие?»
– Какие?
Обыкновенно
около нее нужно работать целый час, чтобы вытянуть хоть какие-нибудь стишонки.
Но тут
она, как обильный весенний дождик по крыше – прорывается сразу:
– У
нашей елки
Иголки
– колки.
В
дверную щелку
Мы
видим елку…
Звезда,
хлопушки.
Орехи,
пушки.
Все.
Вчера в журнале читала.
– Так-с, –
снова мямлю я. – Стишки хоть куда. А это знаешь: «Зима. Крестьянин
торжествуя…»?
Но такой
оборот разговора обоим невыгоден.
– Мы
это знаем. Слушай, дядя… А бывают елки выше потолка?
– Бывают.
– А
как же тогда?
– Делают
дырку в потолке и просовывают конец в верхний этаж. Если там живут не дураки –
они убирают просунутый конец игрушками, золочеными орехами и веселятся
напропалую.
Котька
отворачивает плутоватую мордочку в сторону и задает многозначительный вопрос:
– А
кто живет этажом ниже нас – у них есть дети?
– Не
знаю. Кажется, там старик какой-то.
– Жаль.
А знаешь что, – неопределенно говорит Котька, – я на Рождество буду
слушаться.
– И
я! И я! – ревниво кричит Лиля.
– Важное
кушанье! – пожимаю я плечами. – Вы всегда должны слушаться. А нет – я
сдеру с вас шкуру, набью ее ватой, и уж эти-то детки будут сидеть тихо.
Котька
приподнимает одну ногу, осматривает ботинок, который у него в полном порядке,
и, казалось бы, бесцельно сообщает:
– У
наших соседов, говорят, нынче елка будет.
– Не
соседов, а соседей.
– Ну,
пусть соседей. Но елка-то все-таки будет. Положение создается тягостное.
– Елки… –
мычу я. – Елки… Гм!.. Тоже, знаете, и от елок иногда радости мало. Вон, у
одних моих знакомых тоже так-то устроили елку, а свечка одна горела, горела,
потом покосилась да кисейную гардину и подожгла… Как порох вспыхнул дом! Восемь
человек сгорело.
– Елку
нужно посредине ставить. Рази к окну ставят, – замечает многоопытная Лиля.
– Посредине… –
горько усмехаюсь я. – Оно и посредине бывает тоже не сладко. В одном тоже
вот… знакомом доме… У Петровых… Петровы были у меня такие… знакомые… Так у них
– поставили елку посредине, а она стояла, стояла да как бухнет на пол, так одну
девочку напополам! Голова к роялю отлетела, ноги к дверям.
К моему
удивлению этот ужасный случай не производит никакого впечатления. Будто не
живой ребенок погиб, а муху на стене прихлопнули.
– Подставку
нужно делать больше и тяжельше – тогда и не упадет елка, – деловито сипит
Котька.
– На
подставке одной далеко не уедешь, – возражаю я. – Главная опасность –
это хлопушки. Знавал я такую одну семью… как бишь их? Да! Тоже Петровы. Так вот
один из мальчуганов взял хлопушку, поднес к глазам, дернул где следует – бац!
Глаз пополам и ухо на ниточке!
Мы все
трое замолкаем и думаем – каждый о своем.
– А
вот я тоже знала семью, – вдруг начинает задумчиво и тихо, опустив
головенку, Лиля. – Ихняя фамилия была Курицыхины. И тоже, когда было Рождество,
так ихний папа говорит: «Не будет вам завтра елки!» Они завтра тоже легли спать
днем, и ихний папа тоже лег спать днем… Нет, перед вечером, когда бы была
зажгита елка, если б он сделал. Так они тогда легли. Ну, легли все и спят,
потому елки нет, делать нечего. А воры видят, что все спят, забрались и все
покрали, что было, чего и не было – все взяли. Ну, проснулись, понятно, и
плакали все.
– Это,
наверное, был такой случай? – спрашиваю я, делая встревоженное лицо.
– Д…
да, – не совсем убежденно отвечает Лиля.
– Значит,
если я не устрою елки, к нам тоже заберутся воры?
– Заберутся, –
таинственно шепчут оба.
– А
если вы не ляжете спать в это время?
– Нет,
мы ляжем!!
Дольше
терзать их жалко. И так на лицах застыла мучительная гримаса трепетного
ожидания, а глаза выражают то страх, то надежду, то уныние и разочарование.
Не
желая, однако, сразу сдать позицию, я задаю преглупый вопрос:
– А
вы какую бы хотели елку: зеленого цвета или розового?
– Зеленую…
– Ну,
раз зеленую – тогда можно. А розовую уж никак бы нельзя.
* * *
Как
щедры дети: поцелуи, которыми меня осыпают, совсем не заслужены.
|
