Хлопотливая нация
Когда я
был маленьким, совсем крошечным мальчуганом, у меня были свои собственные,
иногда очень своеобразные, представления и толкования слов, слышанных от
взрослых.
Слово
«хлопоты» я представлял себе так: человек бегает из угла в угол, взмахивает
руками, кричит и, нагибаясь, тычется носом в стулья, окна и столы.
«Это и
есть хлопоты», – думал я.
И
иногда, оставшись один, я от безделья принимался хлопотать. Носился из угла в
угол, бормотал часто-часто какие-то слова, размахивал руками и озабоченно
почесывал затылок.
Пользы
от этого занятия я не видел ни малейшей, и мне казалось, что вся польза и цель
так и заключаются в самом процессе хлопот – в бегстве и бормотании.
С тех
пор много воды утекло. Многие мои взгляды, понятия и мнения подверглись основательной
переработке и кристаллизации.
Но
представление о слове «хлопоты» так и осталось у меня детское.
Недавно
я сообщил своим друзьям, что хочу поехать на южный берег Крыма.
– Идея, –
похвалили друзья. – Только ты похлопочи заранее о разрешении жить там.
– Похлопочи?
Как так похлопочи?
– Очень
просто. Ты писатель, а не всякому писателю удается жить в Крыму. Нужно хлопотать.
Арцыбашев хлопочет. Куприн тоже хлопочет.
– Как
же они хлопочут? – заинтересовался я.
– Да
так. Как обыкновенно хлопочут.
Мне живо
представилось, как Куприн и Арцыбашев суетливо бегают по берегу Крыма, бормочут,
размахивают руками и тычутся носами во все углы… У меня осталось детское представление
о хлопотах, и иначе я не мог себе вообразить поведение вышеназванных писателей.
– Ну,
что ж, – вздохнул я. – Похлопочу и я. С этим решением я и поехал в
Крым.
* * *
Когда я
шел в канцелярию ялтинского генерал-губернатора, мне казалось непонятным и
странным: неужели о таком пустяке, как проживание в Крыму – нужно еще
хлопотать? Я православный русский гражданин, имею прекрасный непросроченный
экземпляр паспорта – и мне же еще нужно хлопотать! Стоит после этого делать
честь нации и быть русским… Гораздо выгоднее и приятнее для собственного
самолюбия быть французом или американцем.
В
канцелярии генерал-губернатора, когда узнали, зачем я пришел, то ответили:
– Вам
нельзя здесь жить. Или уезжайте немедленно, или будете высланы.
– По
какой причине?
– На
основании чрезвычайной охраны.
– А
по какой причине?
– На
основании чрезвычайной охраны!
– Да
по ка-кой при-чи-не?!!
– На
осно-ва-нии чрез-вы-чай-ной ох-ра-ны!!!
Мы
стояли друг против друга и кричали, открыв рты, как два разозленных осла.
Я
приблизил свое лицо к побагровевшему лицу чиновника и завопил:
– Да
поймите же вы, черт возьми, что это не причина!!! Что – это какая-нибудь
заразительная болезнь, которой я болен, что ли – ваша чрезвычайная охрана?!!
Ведь я не болен чрезвычайной охраной – за что же вы меня высылаете?.. Или это
такая вещь, которая дает вам право развести меня с женой?! Можете вы развести
меня с женой на основании чрезвычайной охраны?
Он
подумал. По лицу его было видно, что он хотел сказать:
– Могу.
Но
вместо этого сказал:
– Удивительная
публика… Не хотят понять самых простых вещей. Имеем ли мы право выслать вас на
основании охраны? Имеем. Ну, вот и высылаем.
– Послушайте, –
смиренно возразил я. – За что же? Я никого не убивал и не буду убивать. Я
никому в своей жизни не давал даже хорошей затрещины, хотя некоторые очень ее и
заслуживали. Буду я себе каждый день гулять тут по бережку, смирненько смотреть
на птичек, собирать цветные камушки… Плюньте на вашу охрану, разрешите жить, а?
– Нельзя, –
сказал губернаторский чиновник.
Я
зачесал затылок, забегал из угла в угол и забормотал:
– Ну,
разрешите, ну, пожалуйста. Я не такой, как другие писатели, которые, может
быть, каждый день по человеку режут и бросают бомбы так часто, что даже
развивают себе мускулатуру… Я тихий. Разрешите? Можно жить?
Я думал,
что то, что я сейчас делаю и говорю, и есть хлопоты.
Но
крепкоголовый чиновник замотал тем аппаратом, который возвышался у него над
плечами. И заявил:
– Тогда
– если вы так хотите – начните хлопотать об этом.
Я с
суеверным ужасом поглядел на него.
Как?
Значит, все то, что я старался вдолбить ему в голову – не хлопоты? Значит,
существуют еще какие-то другие загадочные, неведомые мне хлопоты, сложные,
утомительные, которые мне надлежит взвалить себе на плечи, чтобы добиться права
побродить по этим пыльным берегам?..
Да, ну
вас к…
Я уехал.
* * *
Теперь я
совсем сбился:
Человек
хочет полетать на аэроплане.
Об этом
нужно «хлопотать».
Несколько
человек хотят устроить писательский съезд.
Нужно
хлопотать и об этом.
И лекцию
хотят прочесть о радии – тоже хлопочут. И револьвер купить – тоже.
Хорошо-с.
Ну, а я захотел пойти в театр? Почему – мне говорят – об этом не надо
хлопотать? Галстук хочу купить! И об этом, говорят, хлопотать не стоит!
Да я
хочу хлопотать!
Почему
револьвер купить – нужно хлопотать, а галстук – не нужно? Лекцию о радии прочесть
– нужно похлопотать, а на «Веселую вдову» пойти – не нужно. Откуда я знаю
разницу между тем, о чем нужно хлопотать, и – о чем не нужно? Почему просто «о
радии» – нельзя, а «Радий в чужой постели» – можно?
И сижу я
дома в уголку на диване (кстати, нужно будет похлопотать: можно ли сидеть дома
в уголку на диване?) – сижу и думаю:
– Если
бы человек захотел себе ярко представить Россию – как она ему представится?
Вот как:
Огромный
человеческий русский муравейник «хлопочет».
Никакой
никому от этого пользы нет, никому это не нужно, но все обязаны хлопотать: бегают
из угла в угол, часто почесывают затылок, размахивают руками, наклеивают
какие-то марки и о чем-то бормочут, бормочут.
Хорошо
бы это все взять да изменить…
Нужно будет
похлопотать об этом.
|