Увеличить |
V
План Сторешникова был не так человекоубийствен, как
предположила Марья Алексевна: она, по своей манере, дала делу слишком грубую
форму, но сущность дела отгадала, Сторешников думал попозже вечером завезти
своих дам в ресторан, где собирался ужин; разумеется, они все замерзли и
проголодались, надобно погреться и выпить чаю; он всыплет опиуму в чашку или
рюмку Марье Алексевне; Верочка растеряется, увидев мать без чувств; он заведет
Верочку в комнату, где ужин, – вот уже пари и выиграно; что дальше – как
случится. Может быть, Верочка в своем смятении ничего не поймет и согласится
посидеть в незнакомой компании, а если и сейчас уйдет, – ничего, это
извинят, потому что она только вступила на поприще авантюристки и, натурально,
совестится на первых порах. Потом он уладится деньгами с Марьей
Алексевною, – ведь ей уж нечего будет делать.
Но теперь как ему быть? он проклинал свою хвастливость перед
приятелями, свою ненаходчивость при внезапном крутом сопротивлении Верочки,
желал себе провалиться сквозь землю. И в этаком‑то расстройстве и сокрушении
духа – письмо от Жюли, целительный бальзам на рану, луч спасения в непроглядном
мраке, столбовая дорога под ногою тонувшего в бездонном болоте. О, она поможет,
она умнейшая женщина, она может все придумать! благороднейшая женщина! –
Минут за десять до 7 часов, он был уже перед ее дверью, – «Изволят ждать и
приказали принять».
Как величественно сидит она, как строго смотрит! едва
наклонила голову в ответ на его поклон. «Очень рада вас видеть, прошу
садиться». – Ни один мускул не пошевелился в ее лице. Будет сильная
головомойка, – ничего, ругай, только спаси.
– Мсье Сторешни́к, – начала она холодным,
медленным тоном: – вам известно мое мнение о деле, по которому мы видимся
теперь и которое, стало быть, мне не нужно вновь характеризовать. Я видела ту
молодую особу, о которой был вчера разговор, слышала о вашем нынешнем визите к
ним, следовательно, знаю все, и очень рада, что это избавляет меня от тяжелой
необходимости расспрашивать вас о чем – либо. Ваше положение с одинаковою
определенностью ясно и мне и вам («господи, лучше бы ругалась!» думает подсудимый).
Мне кажется, что вы не можете выйти из него без посторонней помощи, и не можете
ждать успешной помощи ни от кого, кроме меня. Если вы имеете возразить что‑нибудь,
я жду. – Итак (после паузы), вы подобно мне полагаете, что никто другой не
в состоянии помочь вам, – выслушайте же, что я могу и хочу сделать для
вас; если предлагаемое мною пособие покажется вам достаточно, я выскажу
условия, на которых согласна оказать его.
И тем же длинным, длинным манером официального изложения она
сказала, что может послать Жану письмо, в котором скажет, что после вчерашней
вспышки передумала, хочет участвовать в ужине, но что нынешний вечер у нее уже
занят, что поэтому она просит Жана уговорить Сторешникова отложить ужин – о
времени его она после условится с Жаном. Она прочла это письмо, – в письме
слышалась уверенность, что Сторешников выиграет пари, что ему досадно будет
отсрочивать свое торжество. Достаточно ли будет этого письма? – конечно. В
таком случае, – продолжает Жюли все тем же длинным, длинным тоном
официальных записок, – она отправит письмо на двух условиях – «вы можете
принять или не принять их, – вы принимаете их, – я отправляю письмо;
вы отвергаете их, – я жгу письмо», и т. д., все в этой же бесконечной
манере, вытягивающей душу из спасаемого. Наконец и условия. Их два: – «Первое:
вы прекращаете всякие преследования молодой особы, о которой мы говорим;
второе: вы перестаете упоминать ее имя в ваших разговорах». – «Только‑то –
думает спасаемый: – я думал, уж она черт знает чего потребует, и уж чорт знает
на что ни был бы готов». Он согласен, и на его лице восторг от легкости
условий, но Жюли не смягчается ничем, и все тянет, и все объясняет… «первое –
нужно для нее, второе – также для нее, но еще более для вас: я отложу ужин на
неделю, потом еще на неделю, и дело забудется; но вы поймете, что другие
забудут его только в том случае, когда вы не будете напоминать о нем каким бы
то ни было словом о молодой особе, о которой» и т. д. И все объясняется,
все доказывается, даже то, что письмо будет получено Жаном еще во –
время. – «Я справлялась, он обедает у Берты» и т. д., – «он
поедет к вам, когда докурит свою сигару» и т. д., и все в таком роде и,
например, в таком: «Итак, письмо отправляется, я очень рада. Потрудитесь
перечесть его, – я не имею и не требую доверия. Вы прочли, –
потрудитесь сам запечатать его, – вот конверт. – Я звоню. –
Полина, вы потрудитесь передать это письмо», и т. д. – «Полина, я не
виделась нынче с мсье Сторешником, он не был здесь, – вы понимаете?» –
Около часа тянулось это мучительное спасание. Наконец, письмо отправлено, и
спасенный дышит свободнее, но пот льет с него градом, и Жюли продолжает:
– Через четверть часа вы должны будете спешить домой,
чтобы Жан застал вас. Но четвертью часа вы еще можете располагать, и я
воспользуюсь ею, чтобы сказать вам несколько слов; вы последуете или не
последуете совету, в них заключающемуся, но вы зрело обдумаете его. Я не буду
говорить об обязанностях честного человека относительно девушки, имя которой он
компрометировал: я слишком хорошо знаю нашу светскую молодежь, чтобы ждать
пользы от рассмотрения этой стороны вопроса. Но я нахожу, что женитьба на
молодой особе, о которой мы говорим, была бы выгодна для вас. Как женщина
прямая, я изложу вам основания такого моего мнения с полною ясностью, хотя
некоторые из них и щекотливы для вашего слуха, – впрочем, малейшего вашего
слова будет достаточно, чтобы я остановилась. Вы человек слабого характера и
рискуете попасться в руки дурной женщины, которая будет мучить вас и играть
вами. Она добра и благородна, потому не стала бы обижать вас. Женитьба на ней
несмотря на низкость ее происхождения и, сравнительно с вами, бедность, очень
много двинула бы вперед вашу карьеру: она, будучи введена в большой свет, при
ваших денежных средствах, при своей красоте, уме и силе характера, заняла бы в
нем блестящее место; выгоды от этого для всякого мужа понятны. Но, кроме тех
выгод, которых получил бы всякий другой муж от такой жены, вы, по особенностям
вашей натуры, более, чем кто – либо, нуждаетесь в содействии, – скажу прямее:
в руководстве. Каждое мое слово было взвешено; каждое – основано на наблюдении
над нею. Я не требую доверия, но рекомендую вам обдумать мой совет. Я сильно
сомневаюсь, чтобы она приняла вашу руку; но если бы она приняла ее, это было бы
очень выгодно для вас. Я не удерживаю вас более, вам надобно спешить домой.
|