 Увеличить |
XVII
Через год новая мастерская уж совершенно устроилась,
установилась. Обе мастерские были тесно связаны между собою, передавали одна
другой заказы, когда одна была завалена ими, а другая имела время исполнить их.
Между ними был текущий счет. Размер их средств был уже достаточен, чтобы они
могли открыть магазин на Невском, если сблизятся между собою еще больше.
Устроить это стоило довольно много хлопот Вере Павловне и Мерцаловой. Хотя их
компании были дружны, хотя часто одна компания принимала у себя в гостях
другую, хотя часто они соединялись для поездок за город, но все‑таки мысль о
солидарности счетов двух разных предприятий была мысль новая, которую надобно
было долго и много разъяснять. Однако же, выгода иметь на Невском свой магазин
была очевидна, и после нескольких месяцев забот о слиянии двух счетоводств
прихода в одно Вере Павловне и Мерцаловой удалось достичь этого. На Невском
явилась новая вывеска: «Au bon travail. Magasin des Nouveautes» {121}. С открытием магазина дела стали
развиваться быстрее прежнего и становились все выгоднее. Мерцалова и Вера
Павловна уже мечтали в своих разговорах, что года через два вместо двух швейных
будет четыре, пять, а там скоро и десять, и двадцать.
Месяца через три по открытии магазина приехал к Кирсанову
один отчасти знакомый, а больше незнакомый собрат его по медицине, много
рассказывал о разных медицинских казусах, всего больше об удивительных успехах
своей методы врачевания, состоявшей в том, чтобы класть вдоль по груди и по
животу два узенькие и длинные мешочка, наполненные толченым льдом {122} и
завернутые каждый в четыре салфетки, а в заключение всего сказал, что один из
его знакомых желает познакомиться с Кирсановым.
Кирсанов исполнил желание; знакомство было приятное, был
разговор о многом, между прочим, о магазине. Объяснил, что магазин открыт,
собственно, с торговою целью; долго говорили о вывеске магазина, хорошо ли, что
на вывеске написано travail. Кирсанов говорил, что travail значит труд, Au bon
travail – магазин, хорошо исполняющий заказы; рассуждали о том, не лучше ли
было бы заменить такой девиз фамилиею. Кирсанов стал говорить, что русская
фамилия его жены наделает коммерческого убытка; наконец, придумал такое
средство: его жену зовут «Вера» – по – французски вера – foi; если бы на
вывеске можно было написать вместо Au bon travail – A la bonne foi, то не было
ли бы достаточно этого? – Это бы имело самый невинный смысл –
«добросовестный магазин», и имя хозяйки было бы на вывеске; рассудивши,
увидели, что это можно. Кирсанов с особенным усердием обращал разговор на такие
вопросы и вообще успевал в этом, так что возвратился домой очень довольный.
Но во всяком случае Мерцалова и Вера Павловна значительно
поурезали крылья своим мечтам и стали заботиться о том, чтобы хотя удержаться
на месте, а уж не о том, чтоб идти вперед.
Таким образом, по охлаждении лишнего жара в Вере Павловне и
Мерцаловой, швейные и магазин продолжали существовать, не развиваясь, но
радуясь уже и тому, что продолжают существовать. Новое знакомство Кирсанова
продолжалось и приносило ему много удовольствия. Так прошло еще года два или
больше, без всяких особенных происшествий.
XVIII
Письмо Катерины Васильевны Полозовой
С.‑Петербург, 17 августа 1860 г.
Милая Полина, мне так понравилась совершенно новая вещь,
которую я недавно узнала и которой теперь сама занимаюсь с большим усердием,
что я хочу описать ее тебе. Я уверена, что ты также заинтересуешься ею. Но
главное, ты сама, быть может, найдешь возможность заняться чем‑нибудь подобным.
Это так приятно, мой друг.
Вещь, которую я хочу описать для тебя – швейная; собственно
говоря, две швейные, обе устроенные по одному принципу женщиною, с которою
познакомилась я всего только две недели тому назад, но уж успела очень
подружиться. Я теперь помогаю ей, с тем условием, чтобы она потом помогла мне
устроить еще такую же швейную. Эта дама Вера Павловна Кирсанова, еще молодая,
добрая, веселая, совершенно в моем вкусе, то есть, больше похожа на тебя,
Полина, чем на твою Катю, такую смирную: она бойкая и живая госпожа. Случайно
услышав о ее мастерской, – мне сказывали только об одной, – я прямо
приехала к ней без всяких рекомендаций и предлогов, просто сказала, что я
заинтересовалась ее швейною. Мы сошлись с первого же раза, тем больше, что в
Кирсанове, ее муже, я нашла того самого доктора Кирсанова, который пять лет
тому назад оказал мне, помнишь, такую важную услугу.
Поговоривши со мною с полчаса и увидев, что я,
действительно, сочувствую таким вещам, Вера Павловна повела меня в свою
мастерскую, ту, которою она сама занимается (другую, которая была устроена
прежде, взяла на себя одна из ее близких знакомых, тоже очень хорошая молодая
дама), и я перескажу тебе впечатления моего первого посещения; они были так
новы и поразительны, что я тогда же внесла их в свой дневник, который был давно
брошен, но теперь возобновился по особенному обстоятельству, о котором, быть
может, я расскажу тебе через несколько времени. Я очень довольна, что эти
впечатления были тогда записаны мною: теперь я и забыла бы упомянуть о многом,
что поразило меня тогда, а нынче, только через две недели, уже кажется самым
обыкновенным делом, которое иначе и не должно быть. Но чем обыкновеннее
становится эта вещь, тем больше я привязываюсь к ней, потому что она очень
хороша. Итак, Полина, я начинаю выписку из моего дневника, дополняя
подробностями, которые узнала после.
Швейная мастерская, – что же такое увидела я, как ты
думаешь? Мы остановились у подъезда, Вера Павловна повела меня по очень хорошей
лестнице, знаешь, одной из тех лестниц, на которых нередко встречаются
швейцары. Мы вошли на третий этаж, Вера Павловна позвонила, и я увидела себя в
большом зале, с роялем, с порядочною мебелью, – словом, зал имел такой
вид, как будто мы вошли в квартиру семейства, проживающего 4 или 5 тысяч рублей
в год. – Это мастерская? И это одна из комнат, занимаемых швеями? «Да; это
приемная комната и зал для вечерних собраний; пойдемте по тем комнатам, в
которых, собственно, живут швеи, они теперь в рабочих комнатах, и мы никому не
помешаем». – Вот что увидела я, обходя комнаты, и что пояснила мне Вера
Павловна.
Помещение мастерской составилось из трех квартир, выходящих
на одну площадку и обратившихся в одну квартиру, когда пробили двери из одной в
другую. Квартиры эти прежде отдавались за 700, 550 и 425 руб. в год,
всего за 1675 руб. Но отдавая все вместе по контракту на 5 лет, хозяин
дома согласился уступить их за 1 250 руб. Всего в мастерской 21 комната,
из них 2 очень большие, по 4 окна, одна служит приемною, другая – столовою;
в двух других, тоже очень больших, работают; в остальных живут. Мы
прошли 6 или 7 комнат, в которых живут девушки (я все говорю про первое мое
посещение); меблировка этих комнат тоже очень порядочная, красного дерева или
ореховая; в некоторых есть стоячие зеркала, в других – очень хорошие
трюмо; много кресел, диванов хорошей работы. Мебель в разных комнатам разная,
почти вся она постепенно покупалась по случаям, за дешевую цену. Эти комнаты, в
которых живут, имеют такой вид, как в квартирах чиновничьих семейств средней
руки, в семействах старых начальников отделения или молодых столоначальников,
которые скоро будут начальниками отделения. В комнатах, которые побольше, живут
три девушки, в одной даже четыре, в других по две.
Мы вошли в рабочие комнаты, и девушки, занимавшиеся в них,
тоже показались мне одеты как дочери, сестры, молодые жены этих чиновников: на
одних были шелковые платья, из простеньких шелковых материй, на других
барежевые [39], кисейные. Лица имели ту
мягкость и нежность, которая развивается только от жизни в довольстве. Ты
можешь представить, как это все удивляло меня. В рабочих комнатах мы оставались
долго. Я тут же познакомилась с некоторыми из девушек; Вера Павловна сказала
цель моего посещения: степень их развития была неодинакова; одни говорили уже
совершенно языком образованного общества, были знакомы с литературою, как наши
барышни, имели порядочные понятия и об истории, и о чужих землях, и обо всем,
что составляет обыкновенный круг понятий барышень в нашем обществе; две были
даже очень начитаны. Другие, не так давно поступившие в мастерскую, были менее
развиты, но все‑таки с каждою из них можно было говорить, как с девушкою, уже
имеющею некоторое образование. Вообще степень развития соразмерна тому, как
давно которая из них живет в мастерской.
Вера Павловна занималась делами, иногда подходила ко мне, а
я говорила с девушками, и таким образом мы дождались обеда. Он состоит, по
будням, из трех блюд. В тот день был рисовый суп, разварная рыба и телятина.
После обеда на столе явились чай и кофе. Обед был настолько хорош, что я поела
со вкусом и не почла бы большим лишением жить на таком обеде.
А ты знаешь, что мой отец и теперь имеет хорошего повара.
Вот какое было общее впечатление моего первого посещения.
Мне сказали, и я знала, что я буду в мастерской, в которой живут швеи, что мне
покажут комнаты швей; что я буду видеть швей, что я буду сидеть за обедом швей;
вместо того я видела квартиры людей не бедного состояния, соединенные в одно
помещение, видела девушек среднего чиновничьего или бедного помещичьего круга,
была за обедом, небогатым, но удовлетворительным для меня; – что ж это
такое? и как же это возможно?
Когда мы возвратились к Вере Павловне, она и ее муж
объяснили мне, что это вовсе не удивительно. Между прочим, Кирсанов тогда
написал мне для примера небольшой расчет на лоскутке бумаги, который уцелел
между страниц моего дневника. Я перепишу тебе его; но прежде еще несколько
слов.
Вместо бедности – довольство; вместо грязи – не только
чистота, даже некоторая роскошь комнат; вместо грубости – порядочная
образованность; все это происходит от двух причин: с одной стороны,
увеличивается доход швей, с другой – достигается очень большая экономия в их
расходах.
Ты понимаешь, отчего они получают больше дохода: они
работают на свой собственный счет, они сами хозяйки; потому они получают ту
долю, которая оставалась бы в прибыли у хозяйки магазина. Но это не все:
работая в свою собственную пользу и на свой счет, они гораздо бережливее и на
материал работы и на время: работа идет быстрее, и расходов на нее меньше.
Понятно, что и в расходах на их жизнь много сбережений. Они
покупают все большими количествами, расплачиваются наличными деньгами, поэтому
вещи достаются им дешевле, чем при покупке в долг и по мелочи; вещи выбираются
внимательно, с знанием толку в них, со справками, поэтому все покупается не
только дешевле, но и лучше, нежели вообще приходится покупать бедным людям.
Кроме того, многие расходы или чрезвычайно уменьшаются, или
становятся вовсе ненужны. Подумай, например: каждый день ходить в магазин за 2,
за 3 версты – сколько изнашивается лишней обуви, лишнего платья от этого.
Приведу тебе самый мелочной пример, но который применяется ко всему в этом
отношении.
Если не иметь дождевого зонтика, это значит много терять от
порчи платья дождем. Теперь, слушай слова, сказанные мне Верой Павловною.
Простой холщевый зонтик стоит, положим, 2 рубля. В мастерской живет 25 швей. На
зонтик для каждой вышло бы 50 р., та, которая не имела бы зонтика, терпела
бы потери в платье больше, чем на 2 руб. Но они живут вместе; каждая
выходит из дому только, когда ей удобно; поэтому не бывает того, чтобы в дурную
погоду многие выходили из дому. Они нашли, что 5 дождевых зонтиков совершенно
довольно. Эти зонтики шелковые, хорошие; они стоят по 5 руб. Всего расхода
на дождевые зонтики – 25 руб., или у каждой швеи – по 1 руб. Ты
видишь, что каждая из них пользуется хорошею вещью вместо дрянной и все‑таки
имеет вдвое меньше расхода на эту вещь. Так с множеством мелочей, которые
вместе составляют большую важность. То же с квартирою, со столом. Например,
этот обед, который я тебе описала, обошелся в 5 руб. 50 коп. или
5 руб. 75 коп., с хлебом (но без чаю и кофе). А за столом было 37 человек
(не считая меня, гостьи, и Веры Павловны), правда, в том числе нескольких
детей. 5 руб. 75 коп. на 37 человек это составляет менее 16 коп.
на человека, менее 5 р. в месяц. А Вера Павловна говорит, что если человек
обедает один, он на эти деньги не может иметь почти ничего, кроме хлеба и той
дряни, которая продается в мелочных лавочках. В кухмистерской такой обед
(только менее чисто приготовленный) стоит, по словам Веры Павловны,
40 коп. сер., – за 30 коп. гораздо хуже. Понятна эта разница:
кухмистер, готовя обед на 20 человек или меньше, должен сам содержаться из этих
денег, иметь квартиру, иметь прислугу. Здесь этих лишних расходов почти вовсе
нет, или они гораздо меньше. Жалованье двум старушкам, родственницам двух швей,
вот и весь расход по содержанию их кухонного штата. Теперь тебе понятен будет
расчет, который сделал мне для примера Кирсанов, когда я была у них в первый
раз. Написавши его, он сказал мне:
– Конечно, я не могу сказать вам точных цифр, да и
трудно было бы найти их, потому что, вы знаете, у каждого коммерческого дела, у
каждого магазина, каждой мастерской свои собственные пропорции между разными
статьями дохода и расхода, в каждом семействе также свои особенные степени
экономности в делании расходов и особенные пропорции между разными статьями их.
Я ставлю цифры только для примера: но чтобы счет был убедительнее, я ставлю
цифры, которые менее действительной выгодности нашего порядка, сравнительно с
настоящими расходами почти всякого коммерческого дела и почти всякого мелкого,
бедного хозяйства.
– Доход коммерческого предприятия от продажи
товаров, – продолжал Кирсанов, – распадается на три главные части:
одна идет на жалованье рабочим; другая – на остальные расходы предприятия: наем
помещения, освещение, материалы для работы; третья остается в прибыль хозяину.
Положим, выручка разделяется между этими частями так: на жалованье рабочим –
половина выручки, на другие расходы – четвертая часть; остальная четверть –
прибыль. Это значит, что если рабочие получают 100 руб., то на другие
расходы идет 50 руб., у хозяина остается также 50. Посмотрим, сколько
получают рабочие при нашем порядке, – Кирсанов стал читать свой билетик с
цифрами.
Они получают свою плату …. 100 р.
Они сами хозяева, потому получают и
хозяйскую прибыль……………….50 р.
У них рабочие комнаты помещаются при их
квартире, поэтому обходятся дешевле особой мастерской: они бережливы на
материал; в этом очень большая пропорция сбережения, я думаю наполовину,
но мы положим только на третью долю; из 50 руб., которые шли бы на эти
расходы, они сберегают в прибыль себе еще……. 16 р. 67 к
166 р. 67 к
– Вот мы уж набрали, – продолжал Кирсанов: – что
наши рабочие получают 166 р. 67 к., когда при другом порядке они имеют только
100 р. Но они получают еще больше: работая в свою пользу, они трудятся
усерднее, потому успешнее, быстрее; положим, когда, при обыкновенном плохом
усердии, они успели бы сделать 5 вещей, в нашем примере 5 платьев, они теперь
успевают сделать 6, – эта пропорция слишком мала, но положим ее; значит, в
то время когда другое предприятие зарабатывает 5 руб., наше зарабатывает
6 руб.
От быстроты и усердной работы выручка и
доход увеличиваются на одну пятую долю: от 166 руб. 67 коп.
пятая доля 33 р. 33 коп.
– и так, еще …………………………. 33 р. 33 к.
с прежним…………………. 166 р. 67 к.
200 р.
– Поэтому у наших вдвое больше дохода, чем у
других, – продолжал Кирсанов. – Теперь, как употребляется этот доход.
Имея вдвое выгоднее. Тут выгода двойная, как вы знаете: во – первых, оттого,
что все покупается оптом; положим, от этого выигрывается третья доля, вещи, которые
при мелочной покупке и долгах обошлись бы в З р., обходятся в 2 руб. На
самом деле, выгода больше: возьмем в пример квартиру; если б эти комнаты
отдавать в наем углами, тут жило бы: в 17 комнатах с 2 окнами по 3 и по 4
человека, – всего, положим, 55 человек; в 2 комнатах с 3 окнами по б
человек и в 2 с 4 окнами по 9 человек, 12 и 18, всего 30 человек, и 55 в
маленьких комнатах, – в целой квартире 85 человек; каждый платил бы по З
р. 50 к. в месяц, это значит 42 р. в год; итак, мелкие хозяева,
промышляющие отдачею углов внаймы, берут за такое помещение – 42 руб, на
85, – 3 570 руб. Наши имеют эту квартиру за 1 250 рублей, почти втрое
дешевле. Так в очень многом, почти так, почти во всем. Вероятно, я еще не дошел
бы до истинной пропорции, если бы положил сбережение наполовину; но я положу
его тоже только в третью долю. Это еще не все. При таком устройстве жизни они
не имеют нужды делать многих расходов, или нужно гораздо меньшее количество
вещей, – Верочка приводила вам пример обувь, платье. Положим, что от этого
количество покупаемых вещей сокращается на одну четвертую долю, вместо 4 пар
башмаков достаточно 3, или З платья носятся столько времени, как носились бы
4, – эта пропорция опять слишком мала. Но посмотрите, что выходит из этих
пропорций.
Дешевизна покупки делает, что вещи
достаются на одну третью долю сходнее‑то есть, положим за три вещи платится
вместо 3 руб. только 2 руб.; но при нашем порядке этими 3 вещами
удовлетворяется столько надобностей, сколько при другом удовлетворялось бы не
менее как 4 вещами; это значит, что за свои 200 руб. наши швеи имеют
столько вещей, сколько при другом порядке имели бы не менее, как за
300 руб., и что эти вещи при нашем порядке доставляют их жизни столько
удобств, сколько при другом доставлялось бы суммою не меньше, как
400 р.
– Сравните жизнь семейства, расходующего 1
000 руб. в год, с жизнью такого же семейства, расходующего 4
000 руб., неправда ли, вы найдете громадную разницу? – продолжал
Кирсанов. – При нашем порядке точно такая же пропорция, если не больше:
при нем получается вдвое больше дохода, и доход употребляется вдвое выгоднее.
Удивительно ли, что вы нашли жизнь наших швей вовсе непохожею на ту, какую
ведут швеи при обыкновенном порядке?
Вот какое чудо я увидела, друг мой Полина, и вот как просто
оно объясняется. И я теперь так привыкла к нему, что мне уж кажется странно:
как же я тогда удивлялась ему, как же не ожидала, что найду все именно таким,
каким нашла. Напиши, имеешь ли ты возможность заняться тем, к чему я теперь
готовлюсь: устройством швейной или другой мастерской по этому порядку. Это так
приятно, Полина.
Твоя К. Полозова.
P.S. Я совсем забыла говорить о другой мастерской, – но
уж так и быть, в другой раз. Теперь скажу только, что старшая швейная развилась
больше и потому во всех отношениях выше той, которую я тебе описывала. В
подробностях устройства между ними много разницы, потому что все применяется к
обстоятельствам.
|
