VIII
А как же прикажете ей не дрожать, когда через нее сочинилась
вся эта беда? Как только она позвала Верочку к папеньке и маменьке, тотчас же
побежала сказать жене хозяйкина повара, что «ваш барин сосватал нашу барышню»;
призвали младшую горничную хозяйки, стали упрекать, что она не по – приятельски
себя ведет, ничего им до сих пор не сказала; младшая горничная не могла взять в
толк, за какую скрытность порицают ее – она никогда ничего не скрывала; ей
сказали – «я сама ничего не слышала», – перед нею извинились, что напрасно
ее поклепали в скрытности, она побежала сообщить новость старшей горничной,
старшая горничная сказала: «значит, это он сделал потихоньку от матери, коли я
ничего не слыхала, уж я все то должна знать, что Анна Петровна знает», и пошла
сообщить барыне. Вот какую историю наделала Матрена! «Язычок мой проклятый,
много он меня губил!» – думала она. Ведь доследует Марья Алексевна, через кого
вышло наружу. Но дело пошло так, что Марья Алексевна забыла доследовать, через
кого оно вышло.
Анна Петровна ахала, охала, два раза упала в обморок, –
наедине со старшею горничною; значит, сильно была огорчена, и послала за сыном.
Сын явился.
– Мишель, справедливо ли то, что я слышу? (тоном
гневного страдания.)
– Что вы слышали, maman?
– То, что ты сделал предложение этой… этой… этой…
дочери нашего управляющего?
– Сделал, maman.
– Не спросив мнения матери?
– Я хотел спросить вашего согласия, когда получу ее.
– Я полагаю, что в ее согласии ты мог быть более
уверен, чем в моем.
– Maman, так нынче принято, что прежде узнают о
согласии девушки, потом уже говорят родственникам.
– Это по – твоему принято? быть может, по – твоему
также принято: сыновьям хороших фамилий жениться бог знает на ком, а матерям
соглашаться на это?
– Она, maman, не бог знает кто; когда вы узнаете ее, вы
одобрите мой выбор.
– «Когда я узнаю ee!» – я никогда не узнаю ee! «одобрю
твой выбор!» – я запрещаю тебе всякую мысль об этом выборе! слышишь, запрещаю!
– Maman, это не принято нынче; я не маленький
мальчик, чтоб вам нужно было водить меня за руку. Я сам знаю, куда иду.
– Ах! – Анна Петровна закрыла глаза.
Перед Марьею Алексевною, Жюли, Верочкою Михаил Иваныч
пасовал, но ведь они были женщины с умом и характером; а тут по части ума
бой был равный, и если по характеру был небольшой перевес на стороне матери, то
у сына была под ногами надежная почва; он до сих пор боялся матери по привычке,
но они оба твердо помнили, что ведь по настоящему‑то, хозяйка‑то не хозяйка, а
хозяинова мать, не больше, что хозяйкин сын не хозяйкин сын, а хозяин. Потому‑то
хозяйка и медлила решительным словом «запрещаю», тянула разговор, надеясь сбить
и утомить сына прежде, чем дойдет до настоящей схватки. Но сын зашел уже так
далеко, что нельзя было вернуться, и он по необходимости должен был держаться.
– Maman, уверяю вас, что лучшей дочери вы не могли бы
иметь.
– Изверг! Убийца матери!
– Maman, будемте рассуждать хладнокровно. Раньше или
позже жениться надобно, а женатому человеку нужно больше расходов, чем
холостому. Я бы мог, пожалуй, жениться на такой, что все доходы с дома
понадобились бы на мое хозяйство. А она будет почтительною дочерью, и мы могли
бы жить с вами, как до сих пор.
– Изверг! Убийца мой! Уйди с моих глаз!
– Maman, не сердитесь: я ничем не виноват.
– Женится на какой‑то дряни, и не виноват.
– Ну, теперь, maman, я сам уйду. Я не хочу, чтобы при
мне называли ее такими именами.
– Убийца мой! – Анна Петровна упала в обморок, а
Мишель ушел, довольный тем, что бодро выдержал первую сцену, которая важнее
всего.
Видя, что сын ушел, Анна Петровна прекратила обморок. Сын
решительно отбивается от рук! В ответ на «запрещаю!» он объясняет, что дом
принадлежит ему! – Анна Петровна подумала, подумала, излила свою скорбь
старшей горничной, которая в этом случае совершенно разделяла чувства хозяйки
по презрению к дочери управляющего, посоветовалась с нею и послала за
управляющим.
– Я была до сих пор очень довольна вами, Павел
Константиныч: но теперь интриги, в которых вы, может быть, и не участвовали,
могут заставить меня поссориться с вами.
– Ваше превосходительство, я ни в чем тут не виноват,
бог свидетель.
– Мне давно было известно, что Мишель волочится за
вашей дочерью. Я не мешала этому, потому что молодому человеку нельзя же жить
без развлечений. Я снисходительна к шалостям молодых людей. Но я не потерплю
унижения своей фамилии. Как ваша дочь осмелилась забрать себе в голову такие виды?
– Ваше превосходительство, она не осмеливалась иметь
таких видов. Она почтительная девушка, мы ее воспитали в уважении.
– То есть, что это значит?
– Она, ваше превосходительство, против вашей воли
никогда не посмеет.
Анна Петровна ушам своим не верила. Неужели, в самом деле,
такое благополучие?
– Вам должна быть известна моя воля… Я не могу
согласиться на такой странный, можно сказать, неприличный брак.
– Мы это чувствуем, ваше превосходительство, и Верочка
чувствует. Она так к сказала: я не смею, говорит, прогневать их
превосходительство.
– Как же это было?
– Так было, ваше превосходительство, что Михаил
Иванович выразили свое намерение моей жене, а жена сказала им, что я вам,
Михаил Иванович, ничего не скажу до завтрего утра, а мы с женою были намерены, ваше
превосходительство, явиться к вам и доложить обо всем, потому что как в
теперешнее позднее время не осмеливались тревожить ваше превосходительство. А
когда Михаил Иванович ушли, мы сказали Верочке, и она говорит: я с вами,
папенька и маменька, совершенно согласна, что нам об этом думать не следует.
– Так она благоразумная и честная девушка?
– Как же, ваше превосходительство, почтительная
девушка!
– Ну, я этому очень рада, что мы можем остаться с вами
в дружбе. Я награжу вас за это. Теперь же готова наградить. По парадной
лестнице, где живет портной, квартира во 2‑м этаже ведь свободна?
– Через три дня освободится, ваше превосходительство.
– Возьмите ее себе. Можете израсходовать до 100 рублей
на отделку. Прибавляю вам и жалованья 240 р. в год.
– Позвольте попросить ручку у вашего
превосходительства!
– Хорошо, хорошо. Татьяна! – Вошла старшая
горничная. – Найди мое синее бархатное пальто. Это я дарю вашей жене. Оно
стоит 150 р. (85 р.), я его только 2 раза (гораздо более 20) надевала. Это я
дарю вашей дочери, Анна Петровна подала управляющему очень маленькие дамские
часы, – я за них заплатила 300 р. (120 р.). Я умею награждать, и вперед не
забуду. Я снисходительна к шалостям молодых людей.
Отпустив управляющего, Анна Петровна опять кликнула Татьяну.
– Попросить ко мне Михаила Ивановича, – или нет,
лучше я сама пойду к нему. – Она побоялась, что посланница передаст лакею
сына, а лакей сыну содержание известий, сообщенных управляющим, и букет
выдохнется, не так шибнет сыну в нос от ее слов.
Михаил Иваныч лежал, и не без некоторого довольства
покручивал усы. – «Это еще зачем пожаловала сюда‑то? Ведь у меня нет
нюхательных спиртов от обмороков», думал он, вставая при появлении матери. Но
он увидел на ее лице презрительное торжество.
Она села, сказала:
– Садитесь, Михаил Иваныч, и мы поговорим, – и
долго смотрела за него с улыбкою; наконец, произнесла: – Я очень довольна,
Михаил Иваныч; отгадайте, чем я довольна?
– Я не знаю, что и подумать, maman; вы так странно…
– Вы увидите, что нисколько не странно; подумайте,
может быть, и отгадаете.
Опять долгое молчание. Он теряется в недоумениях, она
наслаждается торжеством.
– Вы не можете отгадать, – я вам скажу. Это очень
просто и натурально; если бы в вас была искра благородного чувства, вы отгадали
бы. Ваша любовница, – в прежнем разговоре Анна Петровна лавировала, теперь
уж нечего было лавировать: у неприятеля отнято средство победить ее, –
ваша любовница, – не возражайте, Михаил Иваныч, вы сами повсюду
разглашали, что она ваша любовница, – это существо низкого происхождения,
низкого воспитания, низкого поведения, – даже это презренное существо…
– Maman, я не хочу слушать таких выражений о девушке,
которая будет моею женою.
– Я и не употребляла б их, если бы полагала, что она
будет вашею женою. Но я и начала с тою целью, чтобы объяснить вам, что этого не
будет и почему не будет. Дайте же мне докончить. Тогда вы можете свободно
порицать меня за те выражения, которые тогда останутся неуместны по вашему
мнению, но теперь дайте мне докончить. Я хочу сказать, что ваша любовница, это
существо без имени, без воспитания, без поведения, без чувства, – даже она
пристыдила вас, даже она поняла все неприличие вашего намерения…
– Что? Что такое, maman? говорите же!
– Вы сами задерживаете меня. Я хотела сказать, что даже
она, – понимаете ли, даже она! – умела понять и оценить мои чувства,
даже она, узнавши от матери о вашем предложении, прислала своего отца сказать
мне, что не восстанет против моей воли и не обесчестит нашей фамилии своим
замаранным именем.
– Maman, вы обманываете?
– К моему и вашему счастью, нет. Она говорит, что…
Но Михаила Иваныча уже не было в комнате, он уже накидывал
шинель.
– Держи его, Петр, держи его! – закричала Анна
Петровна, Петр разинул рот от такого чрезвычайного распоряжения, а Михаил
Иваныч уже сбегал по лестнице.
|