Роковой выигрыш
Больше
всего меня злит то, что какой-нибудь читательбрюзга, прочтя нижеизложенное,
сделает отталкивающую гримасу на лице и скажет противным, безапелляционным
тоном:
– Не
может быть такого случая в жизни! Читатель, конечно, способен спросить:
– А
чем вы это докажете?
Чем я
докажу? Чем я докажу, что такой случай возможен? О Боже мой! Да очень просто:
такой случай возможен потому, что он был в действительности.
Надеюсь,
другого доказательства не потребуется?
Прямо и
честно глядя в читательские глаза, я категорически утверждаю: такой случай был
в действительности, в августе месяце в одном из маленьких южных городков! Ну-с?
Да и что
здесь такого необычного?.. Устраиваются на общедоступных гуляньях в городских
садах лотереи? Устраиваются. Разыгрывается в этих лотереях в виде главной
приманки живая корова? Разыгрывается. Может любой человек, купивший за
четвертак билет, выиграть эту корову?
Может!
Ну вот и
все. Корова – это ключ к музыкальной пьесе. Понятно, что в этом ключе и должна
разыгрываться вся пьеса, или ни я, ни читатель ничего не понимаем в музыке.
* * *
В
городском саду, раскинувшемся над широкой рекой, было устроено, по случаю
престольного праздника, «большое народное гулянье с двумя оркестрами музыки,
состязаниями на ловкость (бег в мешках, бег с яйцом и пр.), а также вниманию
отзывчивой публики будет предложена лотерея-аллегри с множеством грандиозных
призов, среди которых – живая корова, граммофон и мельхиоровый самовар».
Гулянье
имело шумный успех, и лотерея торговала вовсю.
Писец конторы
крахмальной фабрики Еня Плинтусов и мечта его полуголодной убогой жизни Настя
Семерых пришли в сад в самый разгар веселья. Уже пробежали мимо них несколько
городских дураков, путаясь ногами в мучных мешках, завязанных выше талии, что,
в общем, должно было знаменовать собой увлечение отраслью благородного спорта –
«бега в мешках». Уже пронеслась мимо них партия других городских дураков, с
завязанными глазами, держа на вытянутой руке ложку с сырым яйцом (другая
отрасль спорта: «бег с яйцом»); уже был сожжен блестящий фейерверк; уже
половина лотерейных билетов была раскуплена…
И вдруг
Настя прижала локоть своего спутника к своему локтю и сказала:
– А
что, Еня, не попробовать ли нам в лотерею… Вдруг да что-нибудь выиграем!
Рыцарь
Еня не прекословил.
– Настя! –
сказал он. – Ваше желание – форменный закон для меня!
И
ринулся к лотерейному колесу.
С видом
Ротшильда бросил предпоследний полтинник, вернулся и, протягивая два билетика,
свернутых в трубочку, предложил:
– Выбирайте.
Один из них мой, другой ваш.
Настя,
после долгого раздумья, выбрала один, развернула, пробормотала разочарованно:
«Пустой!» – и бросила его на землю, а Еня Плинтусов, наоборот, издал радостный
крик:
– Выиграл! –
И тут же шепнул, глядя на Настю влюбленными глазами: – Если зеркало или духи –
дарю их вам.
Вслед за
тем он обернулся к киоску и спросил:
– Барышня!
Номер 14 – что такое?
– 14?
Позвольте… Это корова! Вы корову выиграли.
И все
стали поздравлять счастливого Еню, и почувствовал Еня тут, что действительно
бывают в жизни каждого человека моменты, которые не забываются, которые светят
потом долго-долго ярким, прекрасным маяком, скрашивая темный, унылый
человеческий путь.
И –
таково страшное действие богатства и славы – даже Настя потускнела в глазах
Ени, и пришло ему в голову, что другая девушка – не чета Насте – могла бы
украсить его пышную жизнь.
– Скажите, –
спросил Еня, когда буря восторгов и всеобщей зависти улеглась. – Я могу
сейчас забрать свою корову?
– Пожалуйста.
Может быть, продать ее хотите? Мы бы ее взяли обратно за 25 рублей.
Бешено
засмеялся Еня.
– Так,
так! Сами пишете, что «корова стоимостью свыше 150 рублей», а сами предлагаете
25?.. Нет-с, знаете… Позвольте мне мою корову, и больше никаких!
В одну
руку он взял веревку, тянувшуюся от рогов коровы, другой рукой схватил Настю за
локоть и, сияя и дрожа от восторга, сказал:
– Пойдемте,
Настенька, домой, больше нам здесь нечего делать…
Общество
задумчивой коровы немного шокировало Настю, и она заметила несмело:
– Неужели
вы с ней будете так… таскаться?
– А
почему же? Животное как животное, да и не на кого ее же здесь оставить!
* * *
Еня
Плинтусов даже в слабой степени не обладал чувством юмора. Поэтому он ни на
одну минуту не почувствовал всей нелепости вышедшей из ворот городского сада
группы: Еня, Настя, корова.
Наоборот,
широкие, заманчивые перспективы богатства рисовались ему, а образ Насти все
тускнел и тускнел…
Настя,
нахмурив брови, пытливо взглянула на Еню, и ее нижняя губа задрожала…
– Слушайте,
Еня… Значит, вы меня домой не проводите?
– Провожу.
Отчего же вас не проводить?
– А…
корова?
– Чем
же корова вам мешает?
– И
вы воображаете, что я через весь город пойду с такой погребальной процессией?
Да меня подруги засмеют, мальчишки на нашей улице проходу не дадут!!
– Ну,
хорошо… – после некоторого раздумья сказал Еня. – Сядем на извозчика.
У меня еще осталось тридцать копеек.
– А…
корова?
– А
корову привяжем сзади. Настя вспыхнула.
– Я
совершенно не знаю: за кого вы меня принимаете? Вы бы еще предложили мне сесть
верхом на вашу корову!
– Вы
думаете, это очень остроумно? – надменно спросил Еня. – Вообще, меня
удивляет: у вашего отца четыре коровы, а вы одной даже боитесь, как черта.
– А
вы не могли ее в саду до завтра оставить, что ли? Украли бы ее, что ли?
Сокровище какое, подумаешь…
– Как
угодно, – пожал плечами Еня, втайне чрезвычайно уязвленный. – Если
вам моя корова не нравится…
– Значит,
вы меня не провожаете?
– Куда
ж я корову дену? Не в карман же спрятать!..
– Ах,
так? И не надо. И одна дойду. Не смейте завтра к нам приходить.
– Пожалуйста, –
расшаркался обиженный Еня. – И послезавтра к вам не приду, и вообще могу
не ходить, если так…
– Благо
нашли себе подходящее общество!
И,
сразив Еню этим убийственным сарказмом, бедная девушка зашагала по улице, низко
опустив голову и чувствуя, что сердце ее разбито навсегда.
Еня несколько
мгновений глядел вслед удаляющейся Насте.
Потом
очнулся.
– Эй,
ты, корова… Ну, пойдем, брат.
Пока Еня
и корова шли по темной, прилегающей к саду улице, все было сносно, но едва они
вышли на освещенную многолюдную Дворянскую, как Еня почувствовал некоторую
неловкость. Прохожие оглядывали его с некоторым изумлением, а один мальчишка
пришел в такой восторг, что дико взвизгнул и провозгласил на всю улицу:
– Коровичий
сын свою маму спать ведет.
– Вот
я тебе дам по морде, так будешь знать, – сурово сказал Еня.
– А
ну дай! Такой сдачи получишь, что кто тебя от меня отнимать будет?
Это была
чистейшая бравада, но мальчишка ничем не рисковал, ибо Еня не мог выпустить из
рук веревки, а корова передвигалась с крайней медленностью.
На
половине Дворянской улицы Еня не мог больше выносить остолбенелого вида
прохожих. Он придумал следующее: бросил веревку и, отвесив пинка корове, придал
ей этим самым поступательное движение. Корова зашагала сама по себе, а Еня, с
рассеянной миной, пошел сбоку, приняв вид обыкновенного прохожего, не имеющего
с коровой ничего общего…
Когда же
поступательное движение коровы ослабевало и она мирно застывала у чьих-нибудь
окон, Еня снова исподтишка давал ей пинка, и корова покорно брела дальше…
Вот
Енина улица. Вот и домик, в котором Еня снимал у столяра комнату… И вдруг, как
молния во тьме, голову Ени осветила мысль:
«А куда
я сейчас дену корову?»
Сарая
для нее не было. Привязать во дворе – могут украсть, тем более что калитка не
запирается.
«Вот что
я сделаю, – решил Еня после долгого и напряженного раздумья. – Я ее
потихоньку введу в свою комнату, а завтра все это устроим. Может же она одну
ночь простоять в комнате…»
Потихоньку
открыл дверь в сени счастливый обладатель коровы и осторожно потянул
меланхолическое животное за собой:
– Эй,
ты. Иди сюда, что ли… Да тиш-ше! Ч-черт! Хозяева спят, а она копытами стучит,
как лошадь.
Может
быть, весь мир нашел бы этот поступок Ени удивительным, вздорным и ни на что не
похожим. Весь мир, кроме самого Ени да, пожалуй, коровы: потому что Еня
чувствовал, что другого выхода не представлялось, а корова была совершенно
равнодушна к перемене своей службы и к своему новому месту жительства.
Введенная
в комнату, она апатично остановилась у Ениной кровати и тотчас же стала жевать
угол подушки.
– Кш!!
Ишь ты, проклятая, – подушку грызет! Ты что… есть, может, хочешь? или
пить?
Еня
налил в тазик воды и подсунул его под самую морду коровы. Потом крадучись вышел
во двор, обломал несколько веток с деревьев и, вернувшись, заботливо сунул их в
тазик же…
– На,
ты! Как тебя… Васька! Ешь! Тубо!
Корова
сунула морду в тазик, лизнула языком ветку и вдруг, подняв голову, замычала
довольно густо и громко.
– Цыц
ты, проклятая! – ахнул растерявшийся Еня. – Молчи, чтоб тебя… Вот
анафема!..
За
спиной Ени тихо скрипнула дверь. В комнату заглянул раздетый человек,
закутанный в одеяло, и, увидев все происходящее в комнате, с тихим криком ужаса
отступил назад.
– Это
вы, Иван Назарыч? – шепотом спросил Еня. – Входите, не бойтесь… У
меня корова.
– Еня,
с ума вы сошли, что ли? Откуда она у вас?
– Выиграл
в лотерею. Ешь, Васька, ешь!.. Тубо!
– Да
как же можно корову в комнате держать? – недовольно заметил жилец,
усаживаясь на кровать. – Узнают хозяева – из квартиры выгонят.
– Так
это до завтра только. Переночует, а потом сделаем что-нибудь с ней.
«М-м-му-у!»
– заревела корова, будто соглашаясь с хозяином.
– А,
нету на тебя угомону, проклятая!! Цыц! Дайте одеяло, Иван Назарыч, я ей голову
закутаю. Постой. Ну, ты! Что я с ней сделаю – одеяло жует! У-у, черт!
Еня
отбросил одеяло и хватил изо всей силы кулаком корову между глаз…
«М-мму-у-у!..»
– Ей-богу, –
сказал жилец, – сейчас явится хозяин и прогонит вас вместе с коровой.
– Так
что же мне делать?! – простонал Еня, приходя в некоторое отчаяние. –
Ну, посоветуйте.
– Да
что ж тут советовать… А вдруг она будет кричать целую ночь. Знаете что?
Зарежьте ее.
– То
есть… как это зарезать?
– Да
очень просто. А завтра мясо можно продать мясникам.
Можно
было сказать с уверенностью, что мыслительные способности гостя в лучшем случае
стояли на одном уровне с мыслительными способностями хозяина.
Еня тупо
поглядел на жильца и сказал, после некоторого колебания:
– А
что же мне за расчет?
– Ну
как же! В ней мяса пудов двадцать… По пяти рублей пуд продадите – и то сто
рублей. Да шкура, да то, да се… А за живую вам все равно не больше дадут.
– Серьезно?
А чем же я ее зарежу? Есть столовый нож и тот тупой. Ножницы еще есть – больше
ничего.
– Что
ж, если ножницы вонзить ей в глаз, чтобы дошло до мозга…
– А
вдруг она… станет защищаться… Подымет крик…
– Положим,
это верно. Может, отравить ее, если…
– Ну,
вы тоже скажете… Сонного порошка ей вкатить бы, чтоб заснула, да откуда его
сейчас возьмешь?..
«Му-у-у-у!..»
– заревела корова, поглядывая глупыми круглыми глазами на потолок.
За
стеной послышалась возня. Кто-то рычал, ругался, отплевывался от сна. Потом
послышалось шарканье босых ног, дверь в Енину комнату распахнулась, и перед
смятенным Еней предстал сонный, растрепанный хозяин.
Он
взглянул на корову, на Еню, заскрипел зубами и, не вдаваясь ни в какие
расспросы, уронил сильное и краткое:
– Вон!
– Позвольте
вам объяснить, Алексей Фомич…
– Вон!
Чтобы духу твоего сейчас же не было. Я покажу вам, как безобразие заводить!
– То,
что я вам и говорил, – сказал жилец таким тоном, будто все устроилось как
нужно; закутался в свое одеяло и пошел спать.
* * *
Была
глухая, темная летняя ночь, когда Еня очутился на улице с коровой, чемоданом и
одеялом с подушкой, навьюченными на корову (первая осязательная польза,
приносимая Ене этим неудачным выигрышем).
– Ну,
ты, проклятая! – сказал Еня сонным голосом. – Иди, что ли! Не стоять
же тут…
Тихо
побрели…
Маленькие
окраинные домики кончились, раскинулась пустынная степь, ограниченная с одной
стороны каким-то плетеным забором.
– Тепло,
в сущности, – пробормотал Еня, чувствуя, что он падает от усталости. –
Посплю здесь у изгороди, а корову к руке привяжу.
И заснул
Еня – это удивительное игралище замысловатой судьбы.
* * *
– Эй,
господин! – раздался над ним чей-то голос. Было яркое, солнечное утро.
Еня
открыл глаза и потянулся.
– Господин! –
сказал мужичонка, пошевелив его носком сапога. – Как же это возможно,
чтобы руку к дереву привязывать. Это к чему ж такое?
Вздрогнув
как ужаленный, вскочил Еня на ноги и издал болезненный крик: другой конец
привязанной к руке веревки был наглухо прикреплен к низкорослому, корявому
дереву.
Суеверный
человек предположил бы, что за ночь корова чудесной силой превратилась в
дерево, но Еня был просто глупо-практичным юношей.
Всхлипнул
и завопил:
– Украли!!
…………………………………………………………………
– Постойте, –
сказал участковый пристав. – Что вы мне все говорите – украли да украли,
корова да корова!.. А какая корова?
– Как
какая? Обыкновенная.
– Да
какой масти-то?
– Такая,
знаете… Коричневая. Но есть, конечно, и белые места.
– Где?
– Морда,
кажется, белая. Или нет! Сбоку белое… На спине тоже… Хвост такой же тоже…
бледный. Вообще, знаете, как обыкновенно бывают коровы.
– Нет-с! –
решительно сказал пристав, отодвигая бумагу. – По таким спутанным приметам
я разыскивать не могу. Мало ли коров на свете!
И побрел
бедный Еня на свой крахмальный завод… Все тело ломило от неудобного ночлега, а
впереди предстоял от бухгалтера выговор, так как был уже первый час дня…
И
призадумался Еня над тщетой всего земного: вчера у Ени было все: корова, жилище
и любимая девушка, а сегодня все потеряно: и корова, и жилище, и любимая
девушка.
Странные
шутки шутит над нами жизнь, а мы все – ее слепые, покорные рабы.
|
