Неизлечимые
«Спрос на
порнографическую литературу упал. Публика начинает интересоваться сочинениями
по истории и естествознанию».
(Книжн.
Известия)
Писатель
Кукушкин вошел, веселый, радостный, к издателю Залежалову и, усмехнувшись,
ткнул его игриво кулаком в бок.
– В
чем дело?
– Вещь!
– Которая?
– Ага!
Разгорелись глазки? Вот тут у меня лежит в кармане. Если будете паинькой в
рассуждении аванса – так и быть, отдам!
Издатель
нахмурил брови.
– Повесть?
– Она.
Ха-ха! То есть такую машину закрутил, такую, что небо содрогнется! Вот вам наудачу,
две-три выдержки.
Писатель
развернул рукопись.
«…Темная
мрачная шахта поглотила их. При свете лампочки была видна полная, волнующаяся
грудь Лидии и ее упругие бедра, на которые Гремин смотрел жадным взглядом. Не
помня себя, он судорожно прижал ее к груди, и все заверте…»
– Еще
что? – сухо спросил издатель.
– Еще
я такую штучку вывернул: «Дирижабль плавно взмахнул крыльями и взлетел… На руле
сидел Маевич и жадным взором смотрел на Лидию, полная грудь которой волновалась
и упругие выпуклые бедра дразнили своей близостью. Не помня себя, Маевич бросил
руль, остановил пружину, прижал ее к груди и все заверте…»
– Еще
что? – спросил издатель так сухо, что писатель Кукушкин в ужасе и смятении
посмотрел на него и опустил глаза.
– А…
еще… вот… Зззаб… бавно! «Линевич и Лидия, стесненные тяжестью водолазных костюмов,
жадно смотрели друг на друга сквозь круглые стеклянные окошечки в головных шлемах…
Над их головами шмыгали пароходы и броненосцы, но они не чувствовали этого.
Сквозь неуклюжую, мешковатую одежду водолаза Линевич угадывал полную
волнующуюся грудь Лидии и ее упругие выпуклые бедра. Не помня себя, Линевич
взмахнул в воде руками, бросился к Лидии, и все заверте…»
– Не
надо, – сказал издатель.
– Что
не надо? – вздрогнул писатель Кукушкин.
– Не
надо. Идите, идите с богом.
– В-вам…
не нравится? У… У меня другие места есть… Внучек увидел бабушку в купальне… А
она еще была молодая…
– Ладно,
ладно. Знаем! «Не помня себя он бросился к ней, схватил ее в объятия и все заверте…»
– Откуда
вы узнали? – ахнул, удивившись, писатель Кукушкин. – Действительно,
так и есть у меня.
– Штука
не хитрая. Младенец догадается! Теперь это, брат Кукушкин, уже не читается. Ау!
Ищи, брат Кукушкин, новых путей.
Писатель
Кукушкин с отчаянием в глазах почесал затылок и огляделся:
– А
где тут у вас корзина?
– Вот
она, – указал издатель.
Писатель
Кукушкин бросил свою рукопись в корзину, вытер носовым платком мокрое лицо и
лаконично спросил:
– О
чем нужно?
– Первее
всего теперь читается естествознание и исторические книги. Пиши, брат Кукушкин,
что-нибудь там о боярах, о жизни мух разных…
– А
аванс дадите?
– Под
боярина дам. Под муху дам. А под упругие бедра не дам! И под «все завертелось»
не дам!!!
– Давайте
под муху, – вздохнул писатель Кукушкин.
* * *
Через
неделю издатель Залежалов получил две рукописи. Были они такие:
I
боярская проруха
Боярышня
Лидия, сидя в своем тереме старинной архитектуры, решила ложиться спать. Сняв с
высокой волнующейся груди кокошник, она стала стягивать с красивой полной ноги
сарафан, но в это время распахнулась старинная дверь и вошел молодой князь
Курбский.
Затуманенным
взором, молча, смотрел он на высокую волнующуюся грудь девушки и ее упругие
выпуклые бедра.
– Ой,
ты, гой, еси, – воскликнул он на старинном языке того времени.
– Ой,
ты, гой, еси, исполать тебе, добрый молодец! – воскликнула боярышня, падая
князю на грудь, и – все заверте…
II
мухи и их привычки
(Очерки из жизни
насекомых)
Небольшая
стройная муха с высокой грудью и упругими бедрами ползла по откосу запыленного
окна. Звали ее по-мушиному – Лидия.
Из-за
угла вылетела большая черная муха, села против первой и с еле сдерживаемым порывом
страсти стала потирать над головой стройными мускулистыми лапками. Высокая
волнующаяся грудь Лидии ударила в голову черной мухи чем-то пьянящим… Простерши
лапки, она крепко прижала Лидию к своей груди, и все заверте…
|
