Володька
Завтракая
у одного приятеля, я обратил внимание на мальчишку лет одиннадцати,
прислонившегося у притолоки с самым беззаботным видом и следившего за нашей
беседой не только оживленными глазами, но и обоими на диво оттопыренными ушами.
– Что
это за фрукт? – осведомился я.
– Это?
Это мой камердинер, секретарь, конфидент и наперсник. Имя ему Володька. Ты чего
тут торчишь?
– Да
я уже все поделал.
– Ну,
черт с тобой. Стой себе. Да, так на чем я остановился?
– Вы
остановились на том, что между здешним курсом валюты и константинопольским –
ощутительная разница, – подсказал Володька, почесывая одной босой ногой
другую.
– Послушай!
Когда ты перестанешь ввязываться в чужие разговоры?!
Володька
вздернул кверху и без того вздернутый, усыпанный крупными веснушками нос и
мечтательно отвечал:
– Каркнул
ворон: «Никогда!»
– Ого! –
рассмеялся я. – Мы даже Эдгара По знаем… А ну дальше.
Володька
задумчиво взглянул на меня и продолжал:
Адский
дух или тварь земная, произнес я, замирая, –
Ты
– пророк! И раз уж Дьявол или вихрей буйный спор
Занесли
тебя, крылатый, в дом мой, ужасом объятый,
В
этот дом, куда проклятый Рок обрушил свой топор,
Говорит:
пройдет ли рана, что нанес его топор?
Каркнул
Ворон: «Never more».
– Оч-чень
хорошо, – подзадорил я. – А дальше?
– Дальше? –
удивился Володька. – Да дальше ничего нет.
– Как
нет? А это:
Если
так, то вон, Нечистый!
В
царство ночи вновь умчись ты!
– Это
вы мне говорите? – деловито спросил Володька. – Чтоб я ушел?
– Зачем
тебе. Это дальше По говорил ворону.
– Дальше
ничего нет, – упрямо повторил Володька.
– Он
у меня и историю знает, – сказал с своеобразной гордостью приятель.
– Ахни-ка,
Володька!
Володька
был мальчик покладистый. Не заставляя упрашивать, он поднял кверху носишко и
сказал:
–…Способствовал
тому, что мало-помалу она стала ученицей Монтескье, Вольтера и энциклопедистов.
Рождение великого князя Павла Петровича имело большое значение для всего двора…
– Постой;
постой! Почему ты с середки начинаешь? Что значит «способствовал»? Кто
способствовал?
– Я
не знаю кто. Там выше ничего нет.
– Какой
странный мальчик, – удивился я. – Еще какие-нибудь науки знаешь?
– Знаю.
Гипертрофия правого желудочка развивается при ненормально повышенных
сопротивлениях в малом кругу кровообращения: при эмфиземе, при сращивающих
плеврите и пневмонии, при ателектазе, при кифосколиозе…
– Черт
знает что такое! – даже закачался я на стуле, ошеломленный.
– Н-да-с, –
усмехнулся мой приятель, – но эта материя суховатая. Ахни, Володька,
что-нибудь из Шелли:
– Это
которое на обороте «Восточные облака»?
– Во-во.
И
Володька начал, ритмично покачиваясь:
Нам
были так сладко желанны они,
Мы
ждали еще, о, еще упоенья
В
минувшие дни.
Нам
грустно, нам больно, когда вспоминаем
Минувшие
дни.
И
как мы над трупом ребенка рыдаем,
И
муке сказать не умеем: «Усни».
Так
в скорбную мы красоту обращаем –
Минувшие…
Я не мог
выдержать больше. Я вскочил.
– Черт
вас подери – почему вы меня дурачите этим вундеркиндом! В чем дело, объясните
просто и честно?!
– В
чем дело? – хладнокровно усмехнулся приятель. – Дело в той рыбке, в
той скумбрии, от которой вы оставили хвост и голову. Не правда ли, вкусная
рыбка? А дело простое. Оберточной бумаги сейчас нет, и рыбник скупает у
букиниста старые книги, учебники – издания иногда огромной ценности. И букинист
отдает, потому что на завертку платят дороже. И каждый день Володька приносит
мне рыбу или в обрывке Шелли, или в «Истории государства Российского», или в
листке атласа клинических методов исследования. А память у него здоровая… Так и
пополняет Володька свои скудные познания. Володька! Что сегодня было?
Но
Кочубей богат и горд
Не
златом, данью крымских орд,
Не
родовыми хуторами. Прекрасной дочерью своей
Гордится
старый Кочубей!.. И то сказать…
Дальше
оторвано.
– Так-с.
Это, значит, Пушкин пошел в оборот.
У меня
больно-пребольно сжалось сердце, а приятель, беззаботно хохоча, хлопал Володьку
по плечу и говорил:
– А
знаешь, Володиссимус, скумбрия в «Докторе Паскале» Золя была гораздо нежнее,
чем в пушкинской «Полтаве»!
– То
не в Золя была, – деловито возразил Володька. – То была скумбрия в этом,
где артерия сосудистого сплетения мозга отходит вслед за предыдущей. Самая
замечательная рыба попалась!
Никто
тогда этому не удивился: ни приятель мой, ни я, ни Володька…
Может
быть, удивлен будет читатель? Его дело.
|
