Корибу
В мой
редакторский кабинет вошел, озираючись, бледный молодой человек. Он остановился
у дверей, и, дрожа всем телом, стал всматриваться в меня.
– Вы
редактор?
– Редактор.
– Ей-богу?
– Честное
слово!
Он
замолчал, пугливо посматривая на меня.
– Что
вам угодно?
– Кроме
шуток – вы редактор?
– Уверяю
вас! Вы хотели что-нибудь сообщить мне? Или принесли рукопись?
– Не
губите меня, – сказал молодой человек. – Если вы сболтнете – я
пропал!
Он
порылся в кармане, достал какую-то бумажку, бросил ее на мой стол и сделал
быстрое движение к дверям с явной целью – бежать.
Я
схватил его за руку, оттолкнул от дверей, оттащил к углу, повернул в дверях
ключ и сурово сказал:
– Э,
нет, голубчик! Не уйдешь… Мало ли какую бумажку мог ты бросить на мой стол!..
Молодой
человек упал на диван и залился горючими слезами.
Я
развернул брошенную на стол бумажку. Вот какое странное произведение было на
ней написано.
«Африканские неурядицы
Указания
благомыслящих людей на то, что на западном берегу Конго не все спокойно и что
туземные князьки позволяют себе злоупотребления властью и насилие над своими
подданными – все это имеет под собой реальную почву. Недавно в округе Дилибом
(селение Хухры-Мухры) имел место следующий случай, показывающий, как далеки
опаленные солнцем сыновья Далекого Конго от понятий европейской закономерности
и порядка…
Вождь племени
бери-бери Корибу, заседая в совете государственных деятелей, получил известие,
что его приближенный воин Музаки не был допущен в корраль, где веселились
подданные Корибу. Не разобрав дела, князек Корибу разлетелся в корраль, разнес
всех присутствующих в коррале, а корраль закрыл, заклеив его двери липким соком
алоэ. После оказалось, что виноват был его приближенный воин, но, в сущности,
дело не в этом! А дело в том, что до каких же пор несчастные, сожженные солнцем
туземцы, будут терпеть безграничное самовластие и безудержную вакханалию
произвола какого-то князька Корибу?! Вот на что следовало бы обратить Норвегии
серьезное внимание!»
Прочтя
эту заметку, я пожал плечами и строго обратился к обессилевшему от слез
молодому человеку, который все еще лежал на моем диване:
– Вы
хотите, чтобы мы это напечатали?
– Да… –
робко кивнул он головой.
– Никогда
мы не напечатаем подобного вздора! Кому из читателей нашего журнала интересны
какие-то обитатели Конго, коррали, сок алоэ и князьки Корибу. Подумаешь, как
это важно для нас, русских!
Он встал
с дивана, взял меня за руки, приблизил свое лицо к моему и пронзительным шепотом
сказал:
– Так
я вам признаюсь! Это написано об одесском Толмачеве и о закрытии им
благородного собрания.
– Какой
вздор и какая нелепость, – возмутился я. – К чему вы тогда ломались,
переносили дело в какое-то Конго, мазали двери глупейшим соком алоэ, когда так
было просто – описать одесский случай и прямо рассказать о поведении Толмачева!
И потом вы тут нагородили того, чего и не было… Откуда вы взяли, что Толмачев
был в каком-то «совете государственных деятелей»? Просто он приехал в три часа
ночи из кафешантана и закрыл благородное собрание, продержав под арестом
полковника, которого по закону арестовывать не имел права. При чем здесь «совет
государственных деятелей»?
– Я
думал, так безопаснее…
– А
что такое за дикая, дурного тона выдумка: заклеил двери липким соком алоэ?
Почему не просто – наложил печати?
– А
вдруг бы догадались, что это о Толмачеве? – прищурился молодой человек.
– Вы
меня извините, – сказал я. – Но тут у вас есть еще одно место – самое
чудовищное по ненужности и вздорности… Вот это: «Следовало бы Норвегии обратить
на это серьезное внимание»? Положа руку на сердце: при чем тут Норвегия?
Молодой
человек положил руку на сердце и простодушно сказал:
– А
вдруг бы все-таки догадались, что это о Толмачеве? Влетело бы тогда нам по
первое число. А так – нука – пусть догадаются! Ха-ха!
На мои
глаза навернулись слезы.
– Бедные
мы с вами… – прошептал я и заплакал, нежно обняв хитрого молодого
человека. И он обнял меня.
И так
долго мы с ним плакали.
И вошли
наши сотрудники и, узнав в чем дело, сказали:
– Бедный
редактор! Бедный автор! Бедные мы! И тоже плакали над своей горькой участью.
И
артельщик пришел, и кассир, и мальчик, обязанности которого заключались в
зализывании конвертов для заклейки – и даже этот мальчик не мог вынести вида
нашей обнявшейся группы и, открыв слипшийся рот, раздирательно заплакал… И так
плакали мы все.
Эй,
депутаты, чтоб вас!.. Да когда же вы сжалитесь над нами? Над теми, которые
плачут…
|