Рассказ о колоколе
На
случай, который я расскажу ниже, могут существовать только две точки зрения:
автору можно поверить или не верить.
Автору
очень хочется, чтобы ему поверили. Автор думает, что читателя тронет это
желание, потому что обыкновенно всякому автору в глубокой степени безразлично –
верит ему читатель или нет. Писатель палец о палец не ударит, чтобы заслужить
безусловное доверие читателя.
Автор же
нижеописанного – в отдельном абзаце постарается привести некоторые доказательства
тому, что весь рассказ не выдумка, а действительный случай.
Именно –
автор дает честное слово.
Глава I
Однажды,
в конце великого поста, в наш город привезли новый медный колокол и повесили
его на самом почетном месте в соборной колокольне.
О
колоколе говорили, что он невелик, но звучит так прекрасно, что всякий
слышавший умиляется душой и плачет от раскаяния, если совершил что-нибудь
скверное.
Впрочем,
и не удивительно, что про колокол ходили такие слухи: он был отлит на заводе по
предсмертному завещанию и на средства одного маститого верующего беллетриста,
весь век писавшего пасхальные и рождественские рассказы, герои которых
раскаивались в своих преступлениях при первом звуке праздничных колоколов.
Таким образом, писатель как бы воздвиг памятник своему кормильцу и поильцу – и
отблагодарил его.
Глава II
Едва
запели певчие в Великую ночь: «Христос воскресе из мертвых…», как колокол, управляемый
опытной рукой пономаря, вздрогнул и залился негромким радостным звоном.
Семейство
инспектора страхового общества Холмушина сидело в столовой в ожидании свяченого
кулича, потому что погода была дождливая и никто, кроме прислуги, не рискнул
пойти в церковь.
Услышав
звук колокола, инспектор поднял голову и сказал, обращаясь к жене:
– Да!
Забыл совсем тебе сказать: ведь я нахожусь в незаконной связи с гувернанткой
наших детей, девицей Верой Кознаковой. Ты уж извини меня, пожалуйста!
Сидевшая
тут же гувернантка прислушалась к звону колокола, вспыхнула до корней волос и
возразила:
– Хотя
это, конечно, и правда, но я должна сознаться, что, в сущности, не люблю вас,
потому что вы старый и ваши уши поросли противным мохом. А вступила с вами в
близкие отношения благодаря деньгам. Должна сознаться, что мне больше нравится
ваш делопроизводитель Облаков, Василий Петрович. О, пощадите меня!
– Могу
ли я вас обвинять, – пожала плечами жена Холмушина, – когда мой
средний сын Петичка не мужний, а от доктора Верхоносова, с которым я
встречалась во время оно в Москве.
– Очевидно,
доктор Верхоносов был большой мошенник? – прислушиваясь к звуку колокола и
покачивая головой, прошептал Петенька, гимназист четвертого класса.
– Почему?
– Вероятно,
я в него удался: можете представить, в третьей четверти у меня поставлены две
единицы, а я переправил их на четыре да и показал отцу.
– Дитё! –
снисходительно улыбнулась старая нянька. – Сколько я у вас, господа вы
мои, сахару перетаскала за все время, так это и пудами не сосчитать. Анадысь
банку с вареньем выела, а потом разбила да на Анюточку и свалила: будто она
разбила.
– Ничего! –
махнула рукой маленькая Аня. – За банку мне только два подзатыльника и попало,
а того, что я вчера в папином кабинете фарфорового медведя разбила, –
никто и не знает.
Инспектор
встал, потянулся и сказал:
– Пойти
разве в кабинете написать в правление нашего общества заявление, что я третьего
дня застраховал безнадежно чахоточного, подсунув вместо него доктору для
осмотра здоровяка, кондуктора конки.
– Как
же вы пошлете это заявление, – возразила горничная Нюша, – если я
вчера из коробки на вашем письменном столе все почтовые марки покрала.
– Жаль, –
сказал инспектор. – Ну, все равно – поеду к полицейскому, заявлю ему,
потому что это дело – уголовное.
Глава III
Инспектор
оделся и вышел на улицу. Колокол звонил… Нищий подошел к нему и укоризненно
сказал:
– Вы
мне уже третий год даете то две, то три копейки при каждой встрече. Где у вас
глаза-то были?
– А
что?
– Да
я в сто раз, может быть, богаче вас: у меня есть два дома на Московской улице.
Какой-то
запыхавшийся человек с размаху налетел на них и торопливо спросил:
– Где
тут принимают заявления о побеге с каторги?
– Пойдем
вместе, – сказал инспектор. – Мне нужно заявить тоже об уголовном
дельце.
– И
я с вами, – привязался нищий. – Ведь я один-то дом нажил неправильным
путем – обошел сиротку одну. Лет двадцать как это было – да уж теперь заодно
заявить, что ли?
Все трое
зашагали по оживленной многолюдной улице, по которой сновала одинаково
настроенная публика. Кто шел на участок, кто к прокурору, а один спешил даже к
любовнице, чтобы признаться ей, что любит жену больше, чем ее.
Все
старательно обходили купца, стоявшего на коленях без шапки посреди улицы. Купец
вопил:
– Покупатели!
Ничего нет настоящего у меня в магазине – все фальшивое! Мыло, масло, табак,
икра – даже хлеб! Как это вы терпели до сих пор – удивляюсь.
– Каяться
вы все мастера, – возразил шедший мимо покупатель, – а того, что я
тебе вчера фальшивую сторублевку подсунул, – этого ты небось не знаешь.
Эй, господин, не знаете, какой адрес прокурора?
Глава IV
В
участке было шумно и людно.
Пристав
и несколько околоточных сортировали посетителей по группам – мошенников отдельно,
грабителей отдельно, а мелких жуликов просто отпускали.
– Вы
что? Ограбление? Что? Вексель подделали! Так чего же вы лезете? Ступайте домой,
и без вас есть много поважнее. Это кто? Убийца? Ты, может, врешь! Свидетели
есть? Господа! Ради Бога, не все сразу – всем будет место. Сударыня, куда вы
лезете с вашим тайным притоном разврата?! Не держите его больше – и конец. Ты
кто? Конокрад, говоришь? Паспорт! Вы что? Я сказал вам уже – уходите!
– Господин
пристав! Как же так уходите? А что у меня два года фабрика фальшивых полтинников
работает – это, по-вашему, пустяки?
– Ах
ты, Господи! Сейчас только гравера со сторублевками выгнал, а тут с вашими
полтинниками буду возиться.
– Да
ведь то бумага, дрянь – вы сами рассудите. А тут металл! Работа по металлу!
Уважьте!
– Ступайте,
ступайте. Это что? Что это такое в конвертике? Больше не беру. Ни-ни!
Полицмейстер
вышел из своего кабинета и крикнул:
– Это
еще что за шум! Вы мешаете работать. Я как раз подсчитывал полученные от… Эй,
гм! Кто там есть! Ковальченко, Седых! Это, наконец, невозможно! Бегите скорее к
собору, возьмите товарищей, остановите звонаря и снимите этот несносный
колокол. Да остерегайтесь, чтобы он не звякнул как-нибудь нечаянно.
Глава V
Колокол
сняли…
Он долго
лежал у задней стены соборной ограды; дожди его мочили, и от собственной тяжести
он уже наполовину ушел в землю. Изредка мальчишки, ученики приходского училища,
собирались около него поиграть, тщетно совали внутрь колокола ручонки с целью
найти язык – язык давно уже, по распоряжению полицмейстера, был снят и
употреблен на гнет для одной из бочек с кислой капустой, которую полицмейстер
ежегодно изготовлял хозяйственным способом для надобностей нижних чинов
пожарной команды.
Долго бы
пришлось колоколу лежать в бездействии, уходя постепенно в мягкую землю, –
но приехали однажды какие-то люди, взвалили его на ломовика, увезли и продали
на завод, выделывавший медные пуговицы для форменных мундиров.
* * *
Теперь,
если вы увидите чиновничий или полицейский мундир, плотно застегнутый на пуговицы, –
блестящие серебряные пуговицы, – знайте, что под тонким слоем серебра
скрывается медь.
Пуговицы
хорошие, никогда сами собою не расстегиваются, а если об одну из них нечаянно
звякнет орденок на груди, то звук получается такой тихий, что его даже владелец
ордена не расслышит.
|
