Белая ворона
Он
занимался кристаллографией. Ни до него, ни после него я не видел ни одного
живого человека, который бы занимался кристаллографией. Поэтому мне трудно
судить – имелась ли какая-нибудь внутренняя связь между свойствами его
характера и кристаллографией, или свойства эти не находились под влиянием
избранной им профессии.
Он был
плечистый молодой человек с белокурыми волосами, розовыми полными губами и
такими ясными прозрачными глазами, что в них даже неловко было заглядывать:
будто подсматриваешь в открытые окна чужой квартиры, в которой все жизненные
эмоции происходят при полном освещении.
Его
можно было расспрашивать о чем угодно – он не имел ни тайн, ни темных пятен в
своей жизни, пятен, которые, как леопардовая шкура, украшают все грешное
человечество.
Я считаю
его дураком, и поэтому все наше знакомство произошло по-дурацки: сидел я
однажды вечером в своей комнате (квартира состояла из ряда комнат, сдаваемых
плутоватым хозяином), сидел мирно, занимался, – вдруг слышу за стеной
топот ног, какие-то крики, рев и стоны…
Я
почувствовал, что за стеной происходит что-то ужасное. Сердце мое дрогнуло, я
вскочил, выбежал из комнаты и распахнул соседнюю дверь.
Посредине
комнаты стоял плечистый молодец, задрапированный красным одеялом, с диванной
подушкой, нахлобученной на голову, и топал ногами, издавая ревущие звуки,
приплясывая и изгибаясь самым странным образом.
При
стуке отворенной двери он обернулся ко мне и, сделав таинственное лицо,
предостерег:
– Не
подходите близко. Оно ко мне привыкло, а вас может испугаться. Оно всю дорогу
плакало, а теперь утихло… – И добавил с гордой самонадеянностью: – Это
потому, что я нашел верное средство, как его развлечь. Оно смотрит и молчит.
– Кто
«оно»? – испуганно спросил я.
– Оно,
ребенок. Я нашел его на улице и притащил домой.
Действительно,
на диване, обложенное подушками, лежало крохотное существо и большими,
остановившимися глазами разглядывало своего увеселителя…
– Что
за вздор? Где вы его нашли? Почему вы обыкновенного человеческого ребенка
называете «оно»?!
– А
я не знаю еще – мальчик оно или девочка. А нашел я его тут в переулке, где ни
одной живой души. Орало оно, будто его режут. Я и взял.
– Так
вы бы его лучше в полицейский участок доставили.
– Ну,
вот! Что он, убил кого, что ли? Прехорошенький ребеночек! А? Вы не находите?
Он с
беспокойством любящего отца посмотрел на меня.
В это
время ребенок открыл рот и во всю мочь легких заорал.
Его
покровитель снова затопал ногами, заплясал, помахивая одеялом и выкидывая самые
причудливые коленца.
Наконец,
усталый, приостановился и, отдышавшись, спросил:
– Не
думаете ли вы, что он голоден? Что «такие» едят?
– Вот
«такие»? Я думаю, все их меню заключается в материнском молоке.
– Гм!
История. А где его, спрашивается, достать, молока этого?
Мы
недоумевающе посмотрели друг на друга, но наши размышления немедленно же были
прерваны стуком в дверь.
Вошла
прехорошенькая девушка и, бросив на меня косой взгляд, сказала:
– Алеша,
я принесла вам взятую у вас книгу лекций профес… Это еще что такое?
– Ребеночек.
На улице нашел. Правда, милый?
Девушка
приняла в ребенке деятельное участие: поцеловала его, поправила пеленки и
обратила вопросительный взгляд на Алешу.
– Почему
он кричит? – строго спросила она.
– Не
знаю. Я его ничем не обидел. Вероятно, он голоден.
– Почему
же вы ничего не предпринимаете?
– Что
же я могу предпринять?! Вот этот господин – он, кажется, понимает толк в этих
делах – советует покормить грудью. Не можем же мы с ним, согласитесь сами…
В это
время его взор упал на юную, очевидно, только этой весной расцветшую грудь
девушки, и лицо его озарилось радостью.
– Послушайте,
Наташа… Не могли бы вы… А?
– Что
такое? – удивленно спросила девушка.
– Не
могли бы вы… покормить его грудью? А мы пока вышли бы в соседнюю комнату… Мы не
будем смотреть.
Наташа
вспыхнула до корней волос и сердито сказала:
– Послушайте…
Всяким шуткам есть границы… Я не ожидала от вас…
– Я
не понимаю, что тут обидного? – удивился Алеша. – Ребенку нужна
женская грудь, я и подумал…
– Вы
или дурак, или нахал, – чуть не плача, сказала девушка, отошла к стене и
уткнулась лицом в угол.
– Чего
она ругается? – изумленно спросил меня Алеша. – Вот вы – человек
опытный… Что тут обидного, если девушка покормит…
Я
отскочил в другой угол и, пряча лицо в платок, затрясся.
Потом
позвал его:
– Пойдите-ка
сюда… Скажите, сколько вам лет?
– Двадцать
два. А что?
– Чем
вы занимаетесь?
– Кристаллографией…
– И
вы думаете, что эта девушка может покормить ребенка?..
– Да
что ж ей… жалко, что ли?
Содрогание
моих плеч сделалось до того явным, что юная парочка могла обидеться. Я махнул
рукой, выскочил из комнаты, побежал к себе, упал на кровать, уткнул лицо в
подушку и поспешно открыл все клапаны своей смешливости. Иначе меня бы
разорвало, как детский воздушный шар, к которому приложили горящую папироску…
За
стеной был слышен крупный разговор. Потом все утихло, хлопнула дверь, и по
коридору раздались шаги двух пар ног.
Очевидно,
хозяин и гостья, помирившись, пошли пристраивать куда-нибудь в более надежные
руки свое сокровище.
* * *
Вторично
я увидел Алешу недели через две. Он зашел ко мне очень расстроенный.
– Я
пришел к вам посоветоваться.
– Что-нибудь
случилось? – спросил я, заражаясь его озабоченным видом.
– Да!
Скажите, что бы вы сделали, если бы вас поцеловала чужая дама?
– Красивая? –
с цинизмом, присущим опытности, спросил я.
– Она
красивая, но я не думаю, чтобы это в данном случае играло роль.
– Конечно,
это деталь, – сдерживая улыбку, согласился я. – Но в таких делах иногда
подобная пустяковая деталь важнее главного!
– Ну
да! А в случае со мной главное-то и есть самое ужасное. Она оказалась –
замужем!
Я
присвистнул:
– Значит,
вы целовались, а муж увидел?!
– Не
то. Во-первых, не «мы целовались», а она меня поцеловала. Во-вторых, муж ничего
и не знает.
– Так
что же вас тревожит?
– Видите
ли… Это в моей жизни первый случай. И я не знаю, как поступить? Жениться на ней
– невозможно. Вызвать на дуэль мужа – за что? Чем же он виноват? Ах! Это
случилось со мной в первый раз в жизни. Запутанно и неприятно. И потом – если
она замужем – чего ради ей целоваться с чужими?!
– Алеша!
– Ну?..
– Чем
вы занимались всю вашу жизнь?
– Я
же говорил вам: кристаллографией.
– Мой
вам дружеский совет: займитесь хоть ботаникой… Все-таки это хоть немного
расширит ваш кругозор. А то – кристаллография… она действительно…
– Вы
шутите, а мне вся эта история так неприятна, так неприятна…
– Гм…
А с Наташей помирились?
– Да, –
пробормотал он, вспыхнув. – Она мне объяснила, и я понял, какой я дурак.
– Алешенька,
милый!.. – завопил я. – Можно вас поцеловать?
Он
застенчиво улыбнулся и, вероятно, вспомнив по ассоциации о предприимчивой даме,
сказал:
– Вам
– можно.
Я
поцеловал его, успокоил, как мог, и отпустил с миром.
* * *
Через
несколько дней после этого разговора он робко вошел ко мне, поглядел в угол и
осведомился:
– Скажите
мне: как на вас действует сирень?
Я уже
привык к таинственным извивам его свежей, благоухающей мысли. Поэтому, не
удивляясь, ответил:
– Я
люблю сирень. Это растение из семейства многолетних действует на меня
благотворно.
– Если
бы не сирень – ничего бы этого не случилось, – опустив глаза вниз,
пробормотал он. – Это «многолетнее» растение, как вы называете его –
ужасно!
– А
что?
– Мы
сидели на скамейке в саду. Разговаривали. Я объяснял ей разницу между
сталактитом и сталагмитом – да вдруг – поцеловал!!
– Алеша!
Опомнитесь! Вы? Поцеловали? Кого?
– Ее.
Наташу. – И, извиняясь, добавил: – Очень сирень пахла. Голова кружилась.
Не зная свойств этого многолетнего растения – не могу даже разобраться: виноват
я или нет… Вот я и хотел знать ваше мнение…
– Когда
свадьба? – лаконически осведомился я.
– Через
месяц. Однако как вы догадались?! Она меня… любит!..
– Да
что вы говорите?! Какое совпадение! А помните, я прошлый раз говорил вам, что
ботаника все-таки выше вашей кристаллографии? О зоологии и физиологии я уже не
говорю.
– Да… –
задумчиво проговорил он, глядя в окно светлым, чистым взглядом. – Если бы
не сирень – я бы так никогда и не узнал, что она меня любит.
* * *
Он сидел
задумчивый, углубленный в свои новые, такие странные и сладкие переживания, а я
глядел на него, и мысли – мысли мудрого циника – копошились в моей голове.
«Да,
братец… Теперь ты узнаешь жизнь… Узнаешь, как и зачем целуются женщины… Узнаешь
на собственных детях, каким способом их кормить, а впоследствии узнаешь, может
быть, почему жены целуют не только своих мужей, но и чужих молодых человеков.
Мир твоему праху, белая ворона!..»
|