Спиртная посуда
I
крушение надежд
– Знаете,
Илья Ильич, гляжу я на вас – и удивляюсь. Как вы это, доживши до сорока лет…
– Что
вы! Мне пятьдесят восемь.
– Пятьдесят
восемь?!! Это неслыханно! Никогда бы я не мог поверить – такой молоденький!..
Так вот я и говорю: как это вы, доживши до… сорока восьми лет, сумели сохранить
такую красоту души, такую юность порывов и широту взглядов? В вас есть что-то
такое рыцарское, такое благородное и мощное…
– Вы
меня смущаете, право…
– О,
какое это красивое смущение – признак скромной девичьей души! И потом, вы
знаете, ваше уменье говорить образными, надолго западающими в сердце фразами –
как оно редко в наше время!
– Ну
что вы, право!
– Ну
вот, например, эта краткая, но отчеканенная, отшлифованная, как бриллиант,
фразочка: «Ну, что вы, право». Сколько здесь рыцарской застенчивости, игривого
глубокомыслия, детской скромности и умаления себя! А ведь фразочка – короче
воробьиного носа. «В немногом многое», как говорил еще Герострат.
Неудивительно, что беседа с вами освежает. Потом, что мне нравится – так это
ваши детки, умные, скромные и такие способные-преспособные. Например,
старшенький – Володя. Помилуйте! Ведь это образец! Кстати, что это его не
видно…
– В
тюрьме сидит, за растрату.
– Ага…
Так, так… Ну, дай Бог, как говорится. Младшенький тоже достоин всякого удивления.
Вся гимназия, как говорят, не могла на него надышаться…
– Теперь
уже она может надышаться. Вчера его только выгнали из гимназии, за дебош.
– Ага…
Ну, так о чем я бишь говорил? Да! Какая черта вашего характера кажется мне преобладающей?
А такая: что вы готовы последним поделиться с ближним. Например: на прошлой неделе
вы как-то вскользь сказали мне, что у вас есть бутылка водки. И что же! Приди я
к вам сейчас и скажи вам: «Илья Ильич! У меня завтра обручение дочери и именины
жены – уступите мне свою бутылочку» – да ведь вы и слова не возразите. Молча
пойдете в свое заветное местечко…
– Нет,
простите, водки я вам дать не могу.
– Это
еще почему?
– Не
такой это теперь продукт. Отец родной если будет умирать – и тому не дам. Так
что уж вы того… Извините… Жену могу отдать, детей, а с бутылочкой этой самой не
расстанусь.
– Очень
мне нужен этот хлам – ваша жена и дети! А ято, дурак, перед ним, перед
сквалыгой, скалдырником, разливаюсь. Только время даром потерял. И что это за
преподлый народишко пошел!! Что? Руку на прощанье? Ногу не хочешь ли? Отойди, пока
я тебя не треснул!..
II
великосветский роман
– Баронесса!
Вы знаете, что мое сердце…
– Довольно,
князь! Ни слова об этом. Я люблю своего мужа и останусь ему верна.
– Ваш
муж вам изменяет.
– Все
равно! А я его люблю.
– Но
если вы откажетесь быть моею, я застрелюсь!
– Стреляйтесь.
– А
перед этим убью вас!
– От
смерти не уйдешь.
– Имейте
в виду, что вашим детям грозит опасность.
– Именно?
– Если
вы не поедете сейчас ко мне, я принесу когданибудь вашим детям отравленных конфет
– и малютки, покушав их, протянут ноги.
– О,
как этот изверг меня мучает!.. Но…. будь что будет. Лучше лишиться горячо
любимых детей, чем преступить супружеский долг.
– Ты
поедешь ко мне, гадина!
– Никогда!
– А
если я тебе скажу, что у меня в роскошной шифоньерке с инкрустациями стоит полбутылки
водки с белой головкой?!!
– Князь!
Замолчите! Я не имею права вас слушать…
– Настоящая,
казенная водка! Подумайте: мы нальем ее в стаканчики толстого зеленого стекла
и… С куском огурца на черном хлебе…
– Князь,
поддержите меня, я слабею… О, я несчастная, горе мне! Едем!!
Через
две недели весь большой свет был изумлен и взбудоражен слухом о связи баронессы
с распутным князем…
………………………………………….
О
проклятое зелье!
III
за столом богатого
хлебосола в – будущем
– Рюмочку
политуры!
– Что
вы, я уже три выпил.
– Ну,
еще одну. У меня ведь Козихинская, высший сорт… Некоторые, впрочем, предпочитают
Синюхина и K°.
– К
рыбе хорошо подавать темный столярный лак Кноля.
– Простите,
не согласен. Рыба любит что-нибудь легонькое.
– Вы
говорите о денатурате? Позвольте, я вам налью стаканчик.
– Не
откажусь. А это что у вас в пузатой бутылочке?
– Младенцовка.
Это я купил у одного доктора, который держал в банках разных младенцев –
двухголовых и прочего фасона. Вот это вот – двухголовка, это – близнецовка. Это
– сердценьянцевка. Хотите?
– Нет,
я специальных не уважаю. Если позволите, простого выпью.
– Вам
какого? Цветочного, тройного? Я, признаться, своими одеколонами славлюсь.
Гость
задумчиво:
– А
ведь было время, когда одеколоном вытирали тело и душили платки.
– Дикари!
Мало ли что раньше было… Вон говорят, что раньше политуру и лак не пили, а
каким-то образом натирали ими деревянные вещи…
– Господи
помилуй! Для чего ж это?
– Для
блеску. Чтобы блестели вещи.
– Черт
знает, что такое. И при этом, вероятно, носили в ноздре рыбью кость?
– Хуже!
Вы знаете, что они делали с вежеталем, который мы пьем с кофе?
– Ну,
ну?
– Им
мазали голову.
– Тьфу!
|