Четверо
I
В купе
второго класса курьерского поезда ехало трое: чиновник казенной палаты Четвероруков,
его молодая жена – Симочка и представитель фирмы Эванс и Крумбель – Василий
Абрамович Сандомирский…
А на
одной из остановок к ним в купе подсел незнакомец в косматом пальто и дорожной
шапочке. Он внимательно оглядел супругов Четвероруковых, представителя фирмы
Эванс и Крумбель и, вынув газету, погрузился в чтение.
Особенная
– дорожная – скука повисла над всеми. Четвероруков вертел в руках портсигар,
Симочка постукивала каблучками и переводила рассеянный взгляд с незначительной
физиономии Сандомирского на подсевшего к ним незнакомца, а Сандомирский в
десятый раз перелистывал скверный юмористический журнал, в котором он прочел все,
вплоть до фамилии типографщика и приема подписки.
– Нам
еще ехать пять часов, – сказала Симочка, сладко зевая. – Пять часов
отчаянной скуки!
– Езда
на железных дорогах однообразна, чем и утомляет пассажиров, –
наставительно отвечал муж.
А
Сандомирский сказал:
– И
железные дороги невыносимо дорого стоят. Вы подумайте: какой-нибудь билет стоит
двенадцать рублей.
И,
пересмотрев еще раз свой юмористический журнал, добавил:
– Уже
я не говорю о плацкарте!
– Главное,
что скучно! – стукнула ботинком Симочка.
Сидевший
у дверей незнакомец сложил газету, обвел снова всю компанию странным взглядом и
засмеялся.
И смех
его был странный, клокочущий, придушенный, и последующие слова его несказанно
всех удивили:
– Вам
скучно? Я знаю, отчего происходит скука… Оттого, что все вы – не те, которыми
притворяетесь, а это ужасно скучно.
– То
есть как мы не те? – обиженно возразил Сандомирский. – Мы вовсе – те.
Я, как человек интеллигентный…
Незнакомец
улыбнулся и сказал:
– Мы
все не те, которыми притворяемся. Вот вы – кто вы такой?
– Я? –
поднял брови Сандомирский. – Я представитель фирмы Эванс и Крумбель,
сукна, трико и бумазеи.
– Ах-ха-ха-ха! –
закатился смехом незнакомец. – Так я и знал, что вы придумаете самое
нелепое! Ну зачем же вы лжете себе и другим? Ведь вы кардинал при папском дворе
в Ватикане и нарочно прячетесь под личиной какого-то Крумбеля!
– Ватикан? –
пролепетал испуганный и удивленный Сандомирский. – Я Ватикан?
– Не
Ватикан, а кардинал! Не притворяйтесь дураком. Я знаю, что вы одна из умнейших
и хитрейших личностей современности! Я слышал кое-что о вас!
– Извините, –
сказал Сандомирский. – Но эти шутки мне не надо!
II
– Джузеппе! –
серьезно проворчал незнакомец, кладя обе руки на плечи представителя фирмы
Эванс и Крумбель. – Ты меня не обманешь! Вместо глупых разговоров я бы
хотел послушать от тебя что-нибудь о Ватикане, о тамошних порядках и о твоих
успехах среди набожных знатных итальянок…
– Пустите
меня! – в ужасе закричал Сандомирский. – Что это такое?!
– Тссс! –
зашипел незнакомец, закрывая ладонью рот коммивояжера. – Не надо кричать.
Здесь дама.
Он сел
на свое место у дверей, потом засунул руку в карман и, вынув револьвер, навел
его на Сандомирского.
– Джузеппе!
Я человек предобрый, но если около меня сидит притворщик, я этого не переношу!
Симочка
ахнула и откинулась в самый угол. Четвероруков поерзал на диване, попытался
встать, но решительный жест незнакомца пригвоздил его к месту.
– Господа! –
сказал странный пассажир. – Я вам ничего дурного не делаю. Будьте
спокойны. Я только требую от этого человека, чтобы он признался – кто он такой?
– Я
Сандомирский! – прошептал белыми губами коммивояжер.
– Лжешь,
Джузеппе! Ты кардинал.
Дуло
револьвера смотрело на Сандомирского одиноким черным глазом.
Четвероруков
испуганно покосился на незнакомца и шепнул Сандомирскому:
– Вы
видите, с кем вы имеете дело… Скажите ему, что вы кардинал. Что вам стоит?
– Я
же не кардинал!! – в отчаянии прошептал Сандомирский.
– Он
стесняется сказать вам, что он кардинал, – заискивающе обратился к
незнакомому господину Четвероруков. – Но, вероятно, он кардинал.
– Не
правда ли?! – подхватил незнакомец. – Вы не находите, что в его лице
есть что-то кардинальное?
– Есть! –
с готовностью отвечал Четвероруков. – Но… стоит ли вам так волноваться
из-за этого?..
– Пусть
он скажет! – капризно потребовал пассажир, играя револьвером.
– Ну
хорошо! – закричал Сандомирский. – Хорошо! Ну, я кардинал.
III
– Видите! –
сделал незнакомец торжествующий жест. – Я вам говорил… Все люди не те, кем
они кажутся! Благословите меня, ваше преподобие!
Коммивояжер
нерешительно пожал плечами, протянул обе руки и помахал ими над головой
незнакомца. Симочка фыркнула.
– При
чем тут смех? – обиделся Сандомирский. – Позвольте мне, господин, на
минутку выйти.
– Нет,
я вас не пущу, – сказал пассажир. – Я хочу, чтобы вы нам рассказали о
какой-нибудь забавной интрижке с вашими прихожанками.
– Какие
прихожанки? Какая может быть интриж… При взгляде на револьвер коммивояжер
понизил голос и уныло сказал:
– Ну,
были интрижки, – стоит об этом говорить…
– Говорите!! –
бешено закричал незнакомец.
– Уберите
ваш пистолет – тогда расскажу. Ну, что вам рассказать… Однажды в меня влюбилась
одна итальянская дама…
– Графиня? –
спросил пассажир.
– Ну,
графиня. Вася, говорит, я тебя так люблю, что ужас. Целовались.
– Нет,
вы подробнее… Где вы с ней встретились и как впервые возникло в вас это
чувство?..
Представитель
фирмы Эванс и Крумбель наморщил лоб и, взглянув с тоской на Четверорукова,
продолжал:
– Она
была на балу. Такое белое платье с розами. Нас познакомил посланник какой-то. Я
говорю: «Ой, графиня, какая вы хорошень…»
– Что
вы путаете, – сурово перебил пассажир. – Разве можно вам, духовному
лицу, быть на балу?
– Ну
какой это бал! Маленькая домашняя вечеринка. Она мне говорит: «Джузеппе, я
несчастна! Я хотела бы перед вами причаститься».
– Исповедаться! –
поправил незнакомец.
– Ну
исповедаться. Хорошо, говорю я. Приезжайте. А она приехала и говорит:
«Джузеппе, извините меня, но я вас люблю».
– Ужасно
глупый роман! – бесцеремонно заявил незнакомец. – Ваши соседи
выслушали его без всякого интереса. Если у папы все такие кардиналы, я ему не
завидую!
IV
Он
благосклонно взглянул на Четверорукова и вежливо сказал:
– Я
не понимаю, как вы можете оставлять вашу жену скучающей, когда у вас есть такой
прекрасный дар…
Четвероруков
побледнел и робко спросил:
– Ка…
кой ддар?
– Господи!
Да пение же! Ведь вы хитрец! Думаете, если около вас висит форменная фуражка,
так уж никто и не догадается, что вы знаменитый баритон, пожинавший такие лавры
в столицах?..
– Вы
ошиблись, – насильственно улыбнулся Четвероруков. – Я чиновник
Четвероруков, а это моя жена Симочка…
– Кардинал! –
воскликнул незнакомец, переведя дуло револьвера на чиновника. – Как ты думаешь,
кто он: чиновник или знаменитый баритон?
Сандомирский
злорадно взглянул на Четверорукова и, пожав плечами, сказал:
– Наверное,
баритон!
– Видите!
Устами кардиналов глаголет истина. Спойте что-нибудь, маэстро! Я вас умоляю.
– Я
не умею! – беспомощно пролепетал Четвероруков. – Уверяю вас, у меня
голос противный, скрипучий!
– Ах-хах-ха! –
засмеялся незнакомец. – Скромность истинного таланта! Прошу вас – пойте!
– Уверяю
вас…
– Пойте!
Пойте, черт возьми!!!
Четвероруков
конфузливо взглянул на нахмуренное лицо жены и, спрятав руки в карманы, робко и
фальшиво запел:
По
синим волнам океана,
Лишь
звезды блеснут в небесах…
Подперев
голову рукой, незнакомец внимательно, с интересом слушал пение. Время от времени
он подщелкивал пальцами и подпевал.
– Хорошо
поете! Тысяч шесть получаете? Наверное, больше! Знаете, что там ни говори, а
музыка смягчает нравы. Не правда ли, кардинал?
– Еще
как! – нерешительно сказал Сандомирский.
– Вот
видите, господа! Едва вы перестали притворяться, стали сами собою, как
настроение ваше улучшилось и скуки как не бывало. Ведь вы не скучаете?
– Какая
тут скука! – вздохнул представитель фирмы Эванс и Крумбель. –
Сплошное веселье.
– Я
очень рад. Я замечаю, сударыня, что и ваше личико изменило свое выражение.
Самое ужасное в жизни, господа, это фальшь, притворство. И если смело,
энергично за это взяться – все фальшивое и притворное рассеется. Ведь вы раньше
считали, вероятно, этого господина коммивояжером, а вашего мужа чиновником.
Считали, может быть, всю жизнь… А я в два приема снял с них личину. Один
оказался кардиналом, другой – баритоном. Не правда ли, кардинал?
– Вы
говорите, как какая-нибудь книга, – печально сказал Сандомирский.
– И
самое ужасное, что ложь – во всем. Она окружает нас с пеленок, сопровождает на
каждом шагу, мы ею дышим, носим ее на своем лице, на теле. Вот, сударыня, вы
одеты в светлое платье, корсет и ботинки с высокими каблуками. Я ненавижу все
лживое, обманчивое. Сударыня! Осмелюсь почтительнейше попросить вас – снимите
платье! Оно скрывает прекраснейшее, что есть в природе – тело!
Странный
пассажир галантно направил револьвер на мужа Симочки и, глядя на нее в упор,
мягко продолжал:
– Будьте
добры раздеться… Ведь ваш супруг ничего не будет иметь против этого?..
Супруг
Симочки взглянул потускневшими глазами на дуло револьвера и, стуча зубами, отвечал:
– Я…
нич… чего… Я сам любблю красоту. Немножко раздеться можно, хе… хе…
Глаза
Симочки метали молнии. Она с отвращением посмотрела на бледного Четверорукова,
на притихшего Сандомирского, энергично вскочила и сказала, истерически смеясь:
– Я
тоже люблю красоту и ненавижу трусость. Я для вас разденусь! Прикажите только вашему
кардиналу отвернуться.
– Кардинал! –
строго сказал незнакомец. – Вам, как духовному лицу, нельзя смотреть на
сцену сцен. Закройтесь газетой!
– Симочка… –
пролепетал Четвероруков. – Ты… немножко.
– Отстань,
без тебя знаю!
Она
расстегнула лиф, спустила юбку и, ни на кого не смотря, продолжала раздеваться,
бледная, с нахмуренными бровями.
– Не
правда ли, я интересная? – задорно сказала она, улыбаясь углами
рта. – Если вы желаете меня поцеловать, можете попросить разрешения у мужа
– он, вероятно, позволит.
– Баритон!
Разреши мне почтительнейше прикоснуться к одной из лучших женщин, которых я
знал. Многие считают меня ненормальным, но я разбираюсь в людях!
Четвероруков
молча, с прыгающей нижней челюстью и ужасом в глазах смотрел на страшного
пассажира.
– Сударыня!
Он, очевидно, ничего не имеет против. Я почтительнейше поцелую вашу руку…
Поезд
замедлял ход, подходя к вокзалу большого губернского города.
– Зачем
же руку? – болезненно улыбнулась Симочка. – Мы просто поцелуемся!
Ведь я вам нравлюсь?
Незнакомец
посмотрел на ее стройные ноги в черных чулках, обнаженные руки и воскликнул:
– Я
буду счастлив!
Не сводя
с мужа пылающего взгляда, Симочка обняла голыми руками незнакомца и крепко его
поцеловала. Поезд остановился.
Незнакомец
поцеловал Симочкину руку, забрал свои вещи и сказал:
– Вы,
кардинал, и вы, баритон! Поезд стоит здесь пять минут. Эти пять минут я тоже
буду стоять на перроне с револьвером в кармане. Если кто-нибудь из вас выйдет –
я застрелю того. Ладно?
– Идите
уж себе! – простонал Сандомирский. Когда поезд двинулся, дверцы купе
приоткрылись, и в отверстие просунулась рука кондуктора с запиской.
Четвероруков взял ее и с недоумением прочел: «Сознайтесь, что мы не проскучали…
Этот оригинальный, но действительный способ сокращать дорожное время имеет еще
то преимущество, что всякий показывает себя в натуральную величину. Нас было
четверо: дурак, трус, мужественная женщина и я – весельчак, душа общества.
Баритон! Поцелуйте от меня кардинала…»
|
