ГАДКИЙ УТЕНОК
Хорошо было за городом! Стояло лето. Золотилась рожь,
зеленел овес, сено было сметано в стога; по зеленому лугу расхаживал
длинноногий аист и болтал по-египетски - этому языку он выучился у матери.
За полями и лугами тянулись большие леса, а в лесах были глубокие озера. Да,
хорошо было за городом!
Прямо на солнышке лежала старая усадьба, окруженная
глубокими канавами с водой; от стен дома до самой воды рос лопух, да такой
большой, что маленькие ребятишки могли стоять под самыми крупными листьями
во весь рост. В чаще лопуха было глухо и дико, как в самом густом лесу, и
вот там-то сидела на яйцах утка. Она должна была выводить утят, и ей это
порядком надоело, потому что сидела она уже давно и ее редко навещали другим
уткам больше нравилось плавать по канавам, чем сидеть в лопухах да крякать с
нею.
Наконец яичные скорлупки затрещали.
- Пип! Пип! - запищало внутри.
Все яичные желтки ожили и высунули головки.
- Кряк! Кряк! - сказала утка.
Утята быстро выкарабкались из скорлупы и стали озираться
кругом под зелеными листьями лопуха; мать не мешала им - зеленый цвет
полезен для глаз.
- Ах, как велик мир! - сказали утята.
Еще бы! Тут было куда просторнее, чем в скорлупе.
- Уж не думаете ли вы, что тут и весь мир? - сказала
мать. - Какое там! Он тянется далеко-далеко, туда, за сад, в поле, но там я
отроду не бывала!.. Ну что, все вы тут? - И она встала. - Ах нет, не все.
Самое большое яйцо целехонько! Да когда же этому будет конец! Я скоро совсем
потеряю терпение.
И она уселась опять.
- Ну, как дела? - спросила старая утка, которая пришла ее
навестить.
- Да вот с одним яйцом никак не управлюсь, - сказала
молодая утка. Все не лопается. Зато посмотри-ка на малюток! Просто прелесть!
Все, как один, - в отца.
- А ну-ка покажи мне яйцо, которое не лопается, - сказала
старая утка. - Наверняка это индюшечье яйцо. Вот точно так же и меня однажды
провели. Ну и было же мне с этими индюшатами хлопот, скажу я тебе! Никак не
могла заманить их в воду. Уж я и крякала, и толкала - не идут, да и
только! Ну-ка, покажи яйцо. Так и есть! Индюшечье! Брось его да ступай учи
деток плавать!
- Посижу уж еще! - сказала молодая утка. - Столько
сидела, что можно и еще посидеть.
- Как угодно! - сказала старая утка и ушла.
Наконец лопнуло и большое яйцо.
- Пип! Пип! - пропищал птенец и вывалился из яйца.
Но какой же он был большой и гадкий!
Утка оглядела его.
- Ужасно велик! - сказала она. - И совсем не похож на
остальных! Уж не индюшонок ли это, в самом деле? Ну да в воде-то он у меня
побывает, силой да загоню!
На другой день погода стояла чудесная, зеленый лопух был
залит солнцем. Утка со всею своею семьей отправилась к канаве. Бултых! - и
она очутилась в воде.
- Кряк! Кряк! - позвала она, и утята один за другим
тоже побултыхались в воду. Сначала вода покрыла их с головой, но они сейчас
же вынырнули и отлично поплыли вперед. Лапки у них так и работали, и даже
некрасивый серый утенок не отставал от других.
- Какой же это индюшонок? - сказала утка. - Вон как
славно гребет лапками! И как прямо держится! Нет, мой он, мой родненький... Да
он вовсе и не дурен, как посмотришь на него хорошенько. Ну, живо, живо за
мной! Сейчас я введу вас в общество, представлю вас на птичьем дворе. Только
держитесь ко мне поближе, чтобы кто-нибудь не наступил на вас, да берегитесь
кошек!
Скоро добрались и до птичьего двора. Батюшки! Что тут был
за шум! Два утиных семейства дрались из-за одной головки угря, а кончилось
тем, что головка досталась кошке.
- Вот видите, как бывает на свете! - сказала утка и
облизнула язычком клюв - она и сама была не прочь отведать угриной головки. -
Ну-ну, шевелите лапками! - сказала она утятам. - Крякните и поклонитесь вон
той старой утке! Она здесь знатнее всех. Она испанской породы и потому такая
жирная. Видите, у нее на лапке красный лоскут. Как красиво! Это высшее
отличие, какого только может удостоиться утка. Это значит, что ее не хотят
потерять, - по этому лоскуту ее узнают и люди и животные. Ну, живо! Да не
держите лапки вовнутрь! Благовоспитанный утенок должен выворачивать лапки
наружу, как отец и мать. Вот так! Смотрите! Теперь наклоните голову и скажите:
"Кряк!"
Так они и сделали. Но другие утки оглядели их и сказали
громко:
- Ну вот, еще целая орава! Как будто нас мало было? А
один-то какой безобразный! Уж его-то мы не потерпим!
И сейчас же одна утка подлетела и клюнула его в затылок.
- Оставьте его! - сказала утка-мать. - Ведь он вам ничего
не сделал!
- Положим, но он такой большой и странный! - ответила
чужая утка. Ему надо задать хорошенько.
- Славные у тебя детки! - сказала старая утка с красным
лоскутом на лапе. - Все славные, вот только один... Этот не удался! Хорошо
бы его переделать!
- Это никак невозможно, ваша милость! - ответила
уткамать. - Он некрасив, но у него доброе сердце. А плавает он не хуже, смею
даже сказать - лучше других. Я думаю, со временем он выровняется и станет
поменьше. Он слишком долго пролежал в яйце, оттого и не совсем удался. - И она
почесала у него в затылке и огладила перышки. - К тому же он селезень, а
селезню красота не так уж нужна. Я думаю, он окрепнет и пробьет себе дорогу.
- Остальные утята очень, очень милы! - сказала старая
утка. - Ну, будьте как дома, а найдете угриную головку, можете принести ее
мне.
Вот утята и устроились как дома. Только бедного утенка,
который вылупился позже всех и был такой безобразный, клевали, толкали и
дразнили решительно все - и утки и куры.
- Больно велик! - говорили они.
А индейский петух, который родился со шпорами на ногах и
потому воображал себя императором, надулся и, словно корабль на всех парусах,
подлетел к утенку, поглядел на него и сердито залопотал; гребешок у него так
и налился кровью.
Бедный утенок просто не знал, что ему делать, куда
деваться. И надо же ему было уродиться таким безобразным, что весь птичий
двор смеется над ним!..
Так прошел первый день, а потом пошло еще хуже. Все
гнали бедного утенка, даже братья и сестры сердито говорили ему: "Хоть бы
кошка утащила тебя, несносный урод!" А мать прибавляла: "Глаза бы на
тебя не глядели!" Утки щипали его, куры клевали, а девушка, которая
давала птицам корм, толкала ногою.
Не выдержал утенок, перебежал двор - и через
изгородь! Маленькие птички испуганно вспорхнули из кустов.
"Это оттого, что я такой безобразный!" -
подумал утенок, закрыл глаза и пустился дальше. Бежал-бежал, пока не очутился в
болоте, где жили дикие утки. Усталый и печальный, пролежал он тут всю ночь.
Утром дикие утки поднялись из гнезд и увидали нового
товарища.
- Это что за птица? - спросили они.
Утенок вертелся и кланялся во все стороны, как умел.
- Ну и страшилище ты! - сказали дикие утки. - Впрочем,
нам все равно, только не думай породниться с нами.
Бедняжка! Где уж ему было думать об этом! Только бы
позволили ему посидеть в камышах да попито болотной водицы.
Два дня провел он в болоте. На третий день явились два
диких гусака. Они лишь недавно вылупились из яиц и поэтому очень важничали.
- Слушай, дружище! - сказали они. - Ты такой урод, что,
право, нравишься нам! Хочешь летать с нами и быть вольной птицей? Здесь
поблизости есть другое болото, там живут хорошенькие дикие гуси-барышни. Они
умеют говорить: "Га-га-га!" Ты такой урод, что, чего доброго, будешь
иметь у них успех.
Пиф! Паф! - раздалось вдруг над болотом, и оба гусака
замертво упали в камыши; вода обагрилась их кровью. Пиф! Паф! - раздалось
опять, и из камышей поднялась целая стая диких гусей. Пошла пальба. Охотники
окружили болото со всех сторон; некоторые засели даже в нависших над болотом
ветвях деревьев. Голубой дым облаками окутывал деревья и стлался над водой. По
болоту бегали охотничьи собаки - шлеп! шлеп! Камыш и тростник так и качались
из стороны в сторону. Бедный утенок был ни жив ни мертв от страха. Он хотел
было спрятать голову под крыло, как вдруг прямо перед ним очутилась охотничья
собака с высунутым языком и сверкающими злыми глазами. Она сунулась пастью к
утенку, оскалила острые зубы и - шлеп! Шлеп! - побежала дальше.
"Не тронула, - подумал утенок и перевел дух. - Уж
видно, такой я безобразный, что даже собаке противно укусить меня!"
И он притаился в камышах. Над головою его то и дело
свистела дробь, раздавались выстрелы.
Пальба стихла только к вечеру, но утенок долго еще
боялся пошевелиться. Лишь через несколько часов он осмелился встать, огляделся
и пустился бежать дальше по полям и лугам. Дул такой сильный ветер, что утенок
еле-еле мог двигаться.
К ночи добежал он до бедной избушки. Избушка до того
обветшала, что готова была упасть, да не знала, на какой бок, потому и
держалась. Ветер так и подхватывал утенка - приходилось упираться в землю
хвостом. А ветер все крепчал. Тут утенок заметил, что дверь избушки соскочила
с одной петли и висит так криво, что можно свободно проскользнуть через щель
в избушку. Так он и сделал.
В избушке жила старуха с котом и курицей. Кота она звала
сыночком; он умел выгибать спину, мурлыкать и даже пускать искры, если
погладить его против шерсти. У курицы были маленькие, коротенькие ножки,
потому ее и прозвали Коротконожкой; она прилежно несла яйца, и старушка
любила ее, как дочку.
Утром чужого утенка заметили. Кот замурлыкал, курица
заклохтала.
- Что там? - спросила старушка, осмотрелась кругом и
заметила утенка, но по слепоте приняла его за жирную утку, которая отбилась от
дому.
- Вот так находка! - сказала старушка. - Теперь у меня
будут утиные яйца, если только это не селезень. Ну, да увидим, испытаем!
И утенка приняли на испытание. Но прошло недели три, а
яиц все не было. Настоящим хозяином в доме был кот, а хозяйкой - курица, и оба
всегда говорили: "Мы и весь свет!"
Они считали самих себя половиной всего света, и притом
лучшей половиной. Правда, утенок полагал, что можно быть на этот счет и
другого мнения. Но курица этого не потерпела.
- Умеешь ты нести яйца? - спросила она утенка.
- Нет.
- Так и держи язык на привязи!
А кот спросил:
- Умеешь ты выгибать спину, мурлыкать и пускать искры?
- Нет.
- Так и не суйся со своим мнением, когда говорят умные
люди!
И утенок сидел в углу нахохлившись.
Вдруг вспомнились ему свежий воздух и солнышко,
страшно захотелось поплавать. Он не выдержал и сказал об этом курице.
- Да что с тобой? - спросила она. - Бездельничаешь, вот
тебе блажь в голову и лезет! Неси-ка яйца или мурлычь, дурь-то и пройдет!
- Ах, плавать так приятно! - сказал утенок. - Такое
удовольствие нырять вниз головой в самую глубь!
- Вот так удовольствие! - сказала курица. - Ты совсем c
ума сошел! Спроси у кота - он умнее всех, кого я знаю, - нравится ли ему
плавать и нырять. О себе самой я уж и не говорю! Спроси, наконец, у нашей
старушки госпожи, умнее ее никого нет на свете! По-твоему, и ей хочется
плавать или нырять?
- Вы меня не понимаете, - сказал утенок.
- Если уж мы не понимаем, так кто тебя и поймет! Ты
что ж, хочешь быть умнее кота и хозяйки, не говоря уже обо мне? Не дури, а
будь благодарен за все, что для тебя сделали! Тебя приютили, пригрели, ты
попал в такое общество, в котором можешь кое-чему научиться. Но ты пустая
голова, и разговаривать-то с тобой не стоит. Уж поверь мне! Я желаю тебе
добра, потому и браню тебя. Так всегда узнаются истинные друзья. Старайся же
нести яйца или научись мурлыкать да пускать искры!
- Я думаю, мне лучше уйти отсюда куда глаза глядят, -
сказал утенок.
- Ну и ступай себе! - отвечала курица.
И утенок ушел. Он плавал и нырял, но все животные
попрежнему презирали его за безобразие.
Настала осень. Листья на деревьях пожелтели и побурели;
ветер подхватывал и кружил их по воздуху. Стало очень холодно. Тяжелые тучи
сыпали на землю то град, то снег, а на изгороди сидел ворон и каркал от
холода во все горло. Брр! Замерзнешь при одной мысли о таком холоде! Плохо
приходилось бедному утенку.
Раз; под вечер, когда солнышко еще сияло на небе, из
кустов поднялась целая стая прекрасных больших птиц, утенок никогда еще не
видал таких красивых: все белые как снег, с длинными, гибкими шеями.
Это были лебеди. Издав странный крик, они всплеснули
великолепными большими крыльями и полетели с холодных лугов в теплые края,
за синее море. Высоко-высоко поднялись лебеди, а бедного утенка охватила
непонятная тревога. Волчком завертелся он в воде, вытянул шею и тоже
закричал, да так громко и странно, что сам испугался. Ах, он не мог оторвать
глаз от этих прекрасных счастливых птиц, а когда они совсем скрылись из виду,
нырнул на самое дно, вынырнул и был словно не в себе. Не знал утенок, как
зовут этих птиц, куда они летят, но полюбил их, как не любил до сих пор
никого на свете. Красоте их он не завидовал; ему и в голову не приходило, что
он может быть таким же красивым, как они.
Он был бы рад-радехонек, если б хоть утки не отталкивали
его от себя. Бедный гадкий утенок!
Зима настала холодная-прехолодная. Утенку приходилось
плавать без отдыха, чтобы не дать воде замерзнуть совсем, но с каждой ночью
полынья, в которой он плавал, становилась все меньше и меньше. Морозило
так, что даже лед потрескивал. Без устали работал лапками утенок, но под
конец совсем выбился из сил, замер и весь обмерз.
Рано утром проходил мимо крестьянин. Он увидал утенка,
разбил лед своими деревянными башмаками и отнес полумертвую птицу домой к
жене. Утенка отогрели.
Но вот дети вздумали поиграть с ним, а ему показалось,
что они хотят обидеть его. Шарахнулся от страха утенок и угодил прямо в
подойник с молоком. Молоко расплескалось. Хозяйка вскрикнула и взмахнула
руками, а утенок между тем влетел в кадку с маслом, а оттуда - в бочонок с
мукой. Батюшки, на что он стал похож! Хозяйка кричала и гонялась за ним
с угольными щипцами, дети бегали, сшибая друг друга с ног, хохотали и визжали.
Хорошо еще, дверь была открыта, - утенок выскочил, кинулся в кусты, прямо на
свежевыпавший снег, и долго-долго лежал там почти без чувств.
Было бы слишком печально описывать все беды и несчастья
утенка за эту суровую зиму. Когда же солнышко опять пригрело землю своими
теплыми лучами, он лежал в болоте, в камышах. Запели жаворонки. Пришла весна!
Утенок взмахнул крыльями и полетел. Теперь в крыльях его
гудел ветер, и они были куда крепче прежнего. Не успел он опомниться, как
очутился в большом саду. Яблони стояли в цвету; душистая сирень склоняла свои
длинные зеленые ветви над извилистым каналом. Ах, как тут было хорошо, как
пахло весною!
И вдруг из чащи тростника выплыли три чудных белых
лебедя. Они плыли так легко и плавно, точно скользили по воде. Утенок
узнал прекрасных птиц, и его охватила какая-то непонятная грусть.
- Полечу-ка к ним, к этим величавым птицам. Они,
наверное, заклюют меня насмерть за то, что я, такой безобразный, осмелился
приблизиться к ним. Но пусть! Лучше погибнуть от их ударов, чем сносить
щипки уток и кур, пинки птичницы да терпеть холод и голод зимою!
И он опустился на воду и поплыл навстречу прекрасным
лебедям, которые, завидя его, тоже поплыли к нему.
- Убейте меня! - сказал бедняжка и низко опустил голову,
ожидая смерти, но что же увидел он в чистой, как зеркало, воде? Свое
собственное отражение. Но он был уже не гадким темно-серым утенком, а лебедем.
Не беда появиться на свет в утином гнезде, если ты
вылупился из лебединого яйца!
Теперь он был рад, что перенес столько горя и бед, -
он мог лучше оценить свое счастье и окружавшее его великолепие. А большие
лебеди плавали вокруг и гладили его клювами.
В сад прибежали маленькие дети. Они стали бросать
лебедям хлебные крошки и зерна, а самый младший закричал:
- Новый прилетел!
И все остальные подхватили:
- Новый, новый!
Дети хлопали в ладоши и плясали от радости, а потом
побежали за отцом и матерью и опять стали бросать в воду крошки хлеба и
пирожного. Все говорили:
- Новый лебедь лучше всех! Он такой красивый и молодой!
И старые лебеди склонили перед ним голову.
А он совсем смутился и спрятал голову под крыло, сам не
зная зачем. Он был очень счастлив, но нисколько не возгордился - доброе
сердце не знает гордости; ему вспоминалось то время, когда все смеялись над
ним и гнали его. А теперь все говорят, что он самый прекрасный среди
прекрасных птиц. Сирень склоняла к нему в воду свои душистые ветви,
солнышко светило так тепло, так ярко... И вот крылья его зашумели, стройная
шея выпрямилась, а из груди вырвался ликующий крик:
- Нет, о таком счастье я и не мечтал, когда был еще
гадким утенком!
|