Ганс Христиан Андерсен «Сказки»

   ДОРОЖНЫЙ ТОВАРИЩ

   Бедняга Йоханнес был в большом горе: отец его лежал при  смерти.  Они были одни в своей каморке; лампа на столе догорала; дело шло к ночи.

   - Ты был мне добрым сыном, Йоханнес! - сказал больной. - Бог не оставит тебя своей милостью!

   И он ласково-серьезно взглянул на Йоханнеса, глубоко вздохнул и умер, точно заснул. Йоханнес заплакал. Теперь он остался круглым  сиротой:  ни отца у него, ни матери, ни сестер, ни братьев! Бедняга  Йоханнес!  Долго стоял он на коленях перед кроватью и целовал  руки  умершего,  заливаясь горькими слезами, но потом глаза его  закрылись,  голова  склонилась  на край постели, и он заснул.

   И приснился ему удивительный сон.

   Он видел, что солнце и месяц преклонились перед ним, видел своего отца опять свежим и бодрым, слышал его смех, каким он всегда смеялся, когда бывал особенно весел; прелестная девушка с золотою короной на  чудных длинных волосах протягивала Йоханнесу руку, а отец его говорил: "Видишь, какая у тебя невеста? Первая красавица на свете!"

   Тут Йоханнес проснулся, и прощай все это великолепие! Отец его  лежал мертвый, холодный, и никого не было у Йоханнеса! Бедняга Йоханнес!

   Через неделю умершего хоронили; Йоханнес шел за гробом. Не видать ему больше своего отца, который так любил его! Йоханнес слышал,  как  ударялась о крышку гроба земля, видел, как гроб засыпали: вот уж виден только один краешек, еще горсть земли - и гроб скрылся совсем. У Йоханнеса чуть сердце не разорвалось от горя. Над могилой  пели  псалмы;  чудное  пение растрогало Йоханнеса до слез, он заплакал, и на душе у него стало полегче. Солнце так приветливо озаряло зеленые деревья, как  будто  говорило: "Не тужи, Йоханнес! Посмотри, какое красивое голубое  небо  -  там  твой отец молится за тебя!"

   - Я буду вести хорошую жизнь! - сказал Йоханнес. -  И  тогда  я  тоже пойду на небо к отцу.  Вот  будет  радость,  когда  мы  опять  свидимся! Сколько у меня будет рассказов! А он покажет мне все  чудеса  и  красоту неба и опять будет учить меня, как учил, бывало, здесь,  на  земле.  Вот будет радость!

   И он так живо представил себе все это, что даже улыбнулся сквозь слезы. Птички, сидевшие на ветвях каштанов, громко чирикали и пели; им было весело, хотя только что присутствовали при погребении, но они ведь  знали, что умерший теперь на небе, что у него выросли крылья, куда красивее и больше, чем у них, и что он вполне счастлив, так  как  вел  здесь,  на земле, добрую жизнь.

   Йоханнес увидел, как птички вспорхнули с зеленых деревьев и  взвились высоко-высоко, и ему самому захотелось улететь куда-нибудь подальше.  Но сначала надо было поставить на могиле отца деревянный крест. Вечером  он принес крест и увидал, что могила вся усыпана песком и убрана цветами, об этом позаботились посторонние люди, очень любившие доброго его отца.

   На другой день рано утром Йоханнес связал все свое добро в  маленький узелок, спрятал в пояс весь свой капитал, что достался ему в наследство, - пятьдесят талеров и несколько серебряных монет, и был готов  пуститься в путь-дорогу. Но прежде он отправился на кладбище, на могилу отца, прочел над ней "Отче наш" и сказал:

   - Прощай, отец! Я постараюсь всегда быть хорошим, а  ты  помолись  за меня на небе!

   Потом Йоханнес свернул в поле. В поле росло  много  свежих,  красивых цветов; они грелись на солнце и качали на ветру головками, точно говорили: "Добро пожаловать! Не правда ли, как у нас тут хорошо?" Йоханнес еще раз обернулся, чтобы взглянуть на старую церковь, где его  крестили  ребенком и куда он ходил по воскресеньям со своим добрым отцом петь  псалмы. Высоко-высоко, на самом верху колокольни, в одном из круглых  окошечек Йоханнес увидел крошку домового в красной остроконечной шапочке, который стоял, заслонив глаза от солнца правою рукой. Йоханнес  поклонился ему, и крошка домовой высоко взмахнул в ответ своей красной шапкой, прижал руку к сердцу и послал Йоханнесу несколько воздушных поцелуев -  вот так горячо желал он Йоханнесу счастливого пути и всего хорошего!

   Йоханнес стал думать о чудесах, которые ждали его  в  этом  огромном, прекрасном мире и бодро шел вперед, все дальше и дальше,  туда,  где  он никогда еще не был; вот уже пошли чужие города, незнакомые  лица,  -  он забрался далеко-далеко от своей родины.

   Первую ночь ему пришлось провести в поле, в стогу сена, - другой постели взять было негде. "Ну и что ж, - думалось ему, - лучшей спальни  не найдется у самого короля!" В самом деле, поле с ручейком,  стог  сена  и голубое небо над головой - чем не спальня? Вместо ковра - зеленая  трава с красными и белыми цветами, вместо букетов в вазах - кусты бузины и шиповника, вместо умывальника - ручеек с хрустальной свежей водой,  заросший тростником, который приветливо кланялся Йоханнесу и желал ему и доброй ночи и доброго утра. Высоко над голубым потолком висел огромный ночник - месяц; уж этот ночник не подожжет занавесок! И Йоханнес  мог  заснуть совершенно спокойно. Так он и сделал, крепко  проспал  всю  ночь  и проснулся только рано утром, когда солнце уже сияло, а птицы пели:

   - Здравствуй! Здравствуй! Ты еще не встал?

   Колокола звали в церковь, было воскресенье; народ шел послушать  священника; пошел на ним и Йоханнес, пропел псалом, послушал слова божьего, и ему показалось, что он был в своей собственной церкви, где его крестили и куда он ходил с отцом петь псалмы.

   На церковном кладбище было много могил, совсем заросших  сорной  травой. Йоханнес вспомнил о могиле отца, которая могла со временем  принять такой же вид, - некому ведь было ухаживать за ней! Он присел на землю  и стал вырывать сорную траву, поправил покачнувшиеся кресты и  положил  на место сорванные ветром венки, думая при этом: "Может статься, кто-нибудь сделает то же на могиле моего отца".

   У ворот кладбища стоял старый калека нищий; Йоханнес  отдал  ему  всю серебряную мелочь и весело пошел дальше по белу свету.

   К вечеру собралась гроза; Йоханнес  спешил  укрыться  куда-нибудь  на ночь, но скоро наступила полная темнота, и он успел дойти только до  часовенки, одиноко возвышающейся на придорожном холме; дверь,  к  счастью, была отперта, и он вошел туда, чтобы переждать непогоду.

   - Тут я и посижу в уголке! - сказал Йоханнес. - Я очень устал, и  мне надо отдохнуть.

   И он опустился на пол, сложил руки, прочел вечернюю молитву и еще какие знал, потом заснул и спал спокойно, пока в поле  сверкала  молния  и грохотал гром.

   Когда Йоханнес проснулся, гроза уже прошла, и месяц  светил  прямо  в окна. Посреди часовни стоял раскрытый гроб с покойником, которого еще не успели похоронить. Йоханнес нисколько не испугался, - совесть у него была чиста, и он хорошо знал, что мертвые никому не делают зла, не то  что живые злые люди. Двое таких как раз и стояли возле мертвого,  поставленного в часовню в ожидании погребения. Они хотели обидеть бедного умершего - выбросить его из гроба на порог.

   - Зачем вы это делаете? - спросил их Йоханнес. - Это  очень  дурно  и грешно! Оставьте его покоиться с миром!

   - Вздор! - сказали злые люди. - Он надул нас! Взял у нас  деньги,  не отдал и умер! Теперь мы не получим с него ни гроша; так вот хоть  отомстим ему - пусть валяется, как собака, за дверями!

   - У меня всего пятьдесят талеров, - сказал Йоханнес, -  это  все  мое наследство, но я охотно отдам его вам, если вы дадите мне слово оставить бедного умершего в покое! Я обойдусь и без денег, у меня есть пара  здоровых рук, да и бог не оставит меня!

   - Ну, - сказали злые люди, - если ты заплатишь нам  за  него,  мы  не сделаем ему ничего дурного, будь спокоен!

   И они взяли у Йоханнеса деньги, посмеялись над его простотой и  пошли своей дорогой, а Йоханнес хорошенько уложил покойника в гробу,  скрестил ему руки, простился с ним и с веселым сердцем вновь пустился в путь.

   Идти пришлось через лес; между деревьями, освещенными лунным сиянием, резвились прелестные малютки эльфы; они ничуть  не  пугались  Йоханнеса; они хорошо знали, что он добрый, невинный человек, а  ведь  только  злые люди не могут видеть эльфов. Некоторые из малюток были не больше мизинца и расчесывали свои длинные белокурые волосы  золотыми  гребнями,  другие качались на больших каплях росы, лежавших на листьях и стебельках травы; иногда капля скатывалась, а с нею и эльфы, прямо в густую траву, и тогда между остальными малютками поднимался такой хохот и возня! Ужасно забавно было! Они пели, и Йоханнес узнал все хорошенькие песенки, которые  он певал еще ребенком. Большие пестрые пауки с серебряными коронами на  головах должны были перекидывать для эльфов с куста на куст висячие  мосты и ткать целые дворцы, которые, если на них попадала капля росы, сверкали при лунном свете чистым хрусталем. Но вот встало солнце,  малютки  эльфы вскарабкались в чашечки цветов, а ветер подхватил их мосты  и  дворцы  и понес по воздуху, точно простые паутинки.

   Йоханнес уже вышел из леса, как вдруг позади  него  раздался  звучный мужской голос:

   - Эй, товарищ, куда путь держишь?

   - Куда глаза глядят! - сказал Йоханнес. - У меня нет ни отца, ни  матери, я круглый сирота, но бог не оставит меня!

   - Я тоже иду по белу свету, куда глаза глядят, - сказал незнакомец. Не пойти ли нам вместе?

   - Пойдем! - сказал Йоханнес, и они пошли вместе.

   Скоро они очень полюбились друг другу: оба они были славные люди.  Но Йоханнес заметил, что незнакомец был гораздо умнее его, обошел  чуть  ли не весь свет и умел порассказать обо всем.

   Солнце стояло уже высоко, когда они присели под большим деревом закусить. И тут появилась дряхлая старуха, вся сгорбленная, с клюкой  в  руках; за спиной у нее была вязанка хвороста, а из высоко подоткнутого передника три больших пучка папоротника и ивовых  прутьев.  Когда  старуха поравнялась с Йоханнесом и его товарищем, она вдруг поскользнулась, упала и громко вскрикнула: бедняга сломала себе ногу.

   Йоханнес сейчас же предложил товарищу отнести старуху домой, но  незнакомец открыл свою котомку, вынул оттуда баночку и сказал старухе,  что у него такая мазь, которая сразу вылечит ее, и она пойдет домой, как  ни в чем не бывало. Но за это она должна подарить ему те три пучка, которые у нее в переднике.

   - Плата хорошая! - сказала старуха и как-то странно покачала головой. Ей не хотелось расставаться со своими прутьями, но и лежать со сломанной ногой было тоже неприятно, и вот она отдала ему прутья, а он  сейчас  же помазал ей ногу мазью; раз, два - и старушка вскочила и  зашагала  живее прежнего. Вот так мазь была! Такой не достанешь в аптеке!

   - На что тебе эти прутья? - спросил Йоханнес у товарища.

   - А чем не букеты? - сказал тот. Они мне очень  понравились:  я  ведь чудак!

   Потом они прошли еще добрый конец.

   - Смотри, как заволакивает, - сказал Йоханнес, указывая  перед  собой пальцем. - Вот так облака!

   - Нет, - сказал его товарищ, - это не облака, а горы,  высокие  горы, по которым можно добраться до самых облаков. Ах, как там хорошо!  Завтра мы будем уже далеко-далеко!

   Горы были совсем не так близко, как казалось:  Йоханнес  с  товарищем шли целый день, прежде чем добрались до того места, где начинались  темные леса, взбиравшиеся чуть ли не к самому небу, и лежали каменные  громады величиной с город; подняться на горы было не шуткой, и  потому  Йоханнес с товарищем зашли отдохнуть и собраться  с  силами  на  постоялый двор, приютившийся внизу.

   В нижнем этаже, в пивной, собралось много народа:  хозяин  марионеток поставил там, посреди комнаты, свой маленький театр, а народ уселся  перед ним полукругом, чтобы полюбоваться представлением. Впереди всех,  на самом лучшем месте, уселся толстый мясник с большущим бульдогом. У,  как свирепо глядел бульдог! Он тоже уселся на полу и таращился на  представление.

   Представление началось и шло прекрасно: на бархатном троне  восседали король с королевой с золотыми коронами на головах и в платьях с длинными - длинными шлейфами, - средства позволяли им такую роскошь. У всех  входов стояли чудеснейшие деревянные куклы со стеклянными глазами и большими усами и распахивали двери, чтобы проветрить комнаты.  Словом,  представление было чудесное и совсем не печальное; но вот королева встала,  и только она прошла несколько шагов, как бог знает что сделалось с бульдогом: хозяин не держал его, он вскочил прямо на сцену,  схватил  королеву зубами за тоненькую талию и - крак! -  перекусил  ее  пополам.  Вот  был ужас!

   Бедный хозяин марионеток страшно перепугался и  огорчился  за  бедную королеву: это была самая красивая из всех  его  кукол,  и  вдруг  гадкий бульдог откусил ей голову! Но вот народ разошелся, и  товарищ  Йоханнеса сказал, что починит королеву, вынул баночку с той же мазью, которой  мазал сломанную ногу старухи, и помазал куклу; кукла сейчас же опять стала целехонька и вдобавок сама начала двигать  всеми  членами,  так  что  ее больше не нужно было дергать за веревочки; выходила, что кукла была совсем как живая, только говорить не могла. Хозяин марионеток остался  этим очень доволен: теперь ему не нужно было управлять королевой,  она  могла сама танцевать, не то что другие куклы!

   Ночью, когда все люди в гостинице легли спать, кто-то вдруг завздыхал так глубоко и протяжно, что все повставали посмотреть, что и с кем  случилось, а хозяин марионеток подошел к своему маленькому театру, - вздохи слышались оттуда. Все деревянные куклы, и король и телохранители, лежали вперемежку, глубоко вздыхали и таращили свои стеклянные глаза;  им  тоже хотелось, чтобы их смазали мазью, как королеву, - тогда бы и  они  могли двигаться сами! Королева же встала на колени и  протянула  свою  золотую корону, как бы говоря: "Возьмите ее, только помажьте моего супруга и моих придворных!" Бедняга хозяин не мог удержаться от слез, так  ему  жаль стало своих кукол, пошел к товарищу Йоханнеса и пообещал отдать ему  все деньги, которые соберет за  вечернее  представление,  если  тот  помажет мазью четыре-пять лучших из его кукол. Товарищ Йоханнеса сказал, что денег он не возьмет, а пусть хозяин отдаст ему большую саблю, которая  висит у него на боку. Получив ее, он помазал шесть кукол,  которые  сейчас же заплясали, да так весело, что, глядя на них, пустились в пляс  и  все живые, настоящие девушки, заплясали и кучер, и кухарка, и лакеи, и  горничные, все гости и даже кочерга со щипцами; ну, да эти-то двое растянулись с первого же прыжка. Да, веселая выдалась ночка!

   На следующее утро Йоханнес и его товарищ ушли из  гостиницы,  взобрались на высокие горы и вступили в  необозримые  сосновые  леса.  Путники поднялись наконец так высоко, что колокольни внизу казались им какими-то красненькими ягодками в зелени, и, куда ни оглянись, видно было на  несколько миль кругом. Такой красоты Йоханнес еще не видывал; теплое солнце ярко светило с голубого прозрачного  неба,  в  горах  раздавались  звуки охотничьих рогов, кругом была такая благодать, что у Йоханнеса выступили на глазах от радости слезы, и он не мог не воскликнуть:

   - Боже ты мой! Как бы я расцеловал тебя за то, что ты такой добрый  и создал для нас весь этот чудесный мир!

   Товарищ Йоханнеса тоже стоял со скрещенными на груди руками и смотрел на леса и города, освещенные солнцем. В эту минуту над головами их  раздалось чудесное пение; они подняли головы - в воздухе плыл большой прекрасный белый лебедь и пел, как не петь ни одной птице; но голос его звучал все слабее м слабее, он склонил голову и тихо-тихо опустился на землю: прекрасная птица лежала у ног Йоханнеса и его товарища мертвой!

   - Какие чудные крылья! - сказал товарищ Йоханнеса. - Такие большие  и белые, цены им нет! Они могут нам пригодиться!  Видишь,  хорошо,  что  я взял с собой саблю!

   И он одним ударом отрубил у лебедя оба крыла.

   Потом они прошли по горам еще много-много миль и наконец увидели  перед собой большой город с сотнями башен, которые блестели на солнце, как серебряные; посреди города стоял великолепный мраморный дворец с  крышей и червонного золота; тут жил король.

   Йоханнес с товарищем не захотели сейчас же идти осматривать город,  а остановились на одном постоялом дворе, чтобы  немножко  пообчиститься  с дороги и принарядиться, прежде чем показаться на улицах. Хозяин  постоялого двора рассказал им, что король - человек очень добрый и никогда  не сделает людям ничего худого, но что дочь у него  злая-презлая.  Конечно, она первая красавица на свете, но что толку,  если  она  при  этом  злая ведьма, из-за которой погибло столько прекрасных принцев.  Дело  в  том, что всякому - и принцу, и нищему - было позволено свататься за нее:  жених должен был отгадать только три вещи, которые  задумывала  принцесса; отгадай он - она вышла бы за него замуж, и он стал бы, по смерти ее  отца, королем над всей страной, нет - и ему грозила  смертная  казнь.  Вот какая гадкая было красавица принцесса! Старик  король,  отец  ее,  очень грустил об этом, но не мог ничего с ней поделать и раз и навсегда  отказался иметь дело с ее женихами, - пусть-де она знается с ними сама,  как хочет. И вот являлись жених за женихом, их заставляли  отгадывать  и  за неудачу казнили - пусть не суются, ведь их предупреждали заранее!

   Старик король, однако, так грустил об этом, что раз в год  по  целому дню простаивал в церкви на коленях, де еще со  всеми  своими  солдатами, моля бога о том, чтобы принцесса стала добрее, но она и знать ничего  не хотела. Старухи, любившие выпить, окрашивали водку в черный цвет, -  чем иначе они могли выразить свою печаль?

   - Гадкая принцесса! - сказал Йоханнес. - Ее бы следовало  бы  высечь. Уж будь я королем-отцом, я бы задал ей перцу!

   В эту самую минуту народ на  улице  закричал  "ура".  Мимо  проезжала принцесса; она в самом деле была так хороша, что все забывали, какая она злая, и кричали ей "ура". Принцессу окружали двенадцать красавиц на  вороных конях; все они были в белых шелковых платьях, с золотыми тюльпанами в руках. Сама принцесса ехала на белой как снег лошади; вся сбруя была усыпана бриллиантами и рубинами; платье на принцессе было из  чистого золота, а хлыст в руках сверкал, точно солнечный луч; на голове красавицы сияла корона, вся сделанная будто из настоящих звездочек, а на  плечи был наброшен плащ, сшитый из сотни тысяч прозрачных стрекозиных крыльев, но сама принцесса была все-таки лучше всех своих нарядов.

   Йоханнес взглянул на нее, покраснел, как маков цвет, и не мог  вымолвить ни слова: она как две капли воды была похожа на ту девушку в  золотой короне, которую он видел во сне в ночь смерти отца. Ах, она так  хороша, что Йоханнес не мог не полюбить ее. "Не может быть,  -  сказал  он себе, - чтобы она на самом деле была такая ведьма и приказывала вешать и казнить людей, если они не отгадывают того, что она задумала. Всем  позволено свататься за нее, даже последнему нищему; пойду же и я во дворец! От судьбы, видно, не уйдешь!"

   Все стали отговаривать его, - ведь и с ним случилось бы то же, что  с другими. Дорожный товарищ Йоханнеса решил, что, бог даст, все пойдет хорошо, вычистил сапоги и кафтан, умылся, причесал свои красивые белокурые волосы и пошел один-одинешенек в город, а потом во дворец.

   - Войдите! - сказал старик король, когда Йоханнес постучал в дверь.

   Йоханнес отворил дверь, и старый король встретил его одетый в  халат; на ногах у него были вышитые шлепанцы, на голове корона,  в  одной  руке скипетр, в другой - держава.

   - Постой! - сказал он и взял державу под мышку, чтобы  протянуть  Йоханнесу руку.

   Но как только он услыхал, что перед ним новый жених,  он  начал  плакать, выронил из рук и скипетр и державу и принялся утирать слезы полами халата. Бедный старичок король!

   - И не пробуй лучше! - сказал он. - С тобой будет то же, что со  всеми! Вот погляди-ка!

   И он свел Йоханнес в сад принцессы. Брр... какой ужас! На каждом  дереве висело по три, по четыре  принца,  которые  когда-то  сватались  за принцессу, но не сумели отгадать того, что она задумала.  Стоило  подуть ветерку, и кости громко стучали одна о другую, пугая  птиц,  которые  не смели даже заглянуть в этот сад. Колышками для цветов там служили  человечьи кости, в цветочных горшках торчали черепа с оскаленными  зубами  вот так сад был у принцессы!

   - Вот видишь! - сказал старик король. - И с тобой будет то же, что  и с ними! Не пробуй лучше! Ты ужасно огорчаешь меня, я так близко принимаю это к сердцу!

   Йоханнес поцеловал руку доброму королю и сказал, что все-таки  попробует, очень уж полюбилась красавица принцесса.

   В это время во двор въехала принцесса со своими дамами,  и  король  с Йоханнесом вышли к ней поздороваться. Она была в самом  деле  прелестна, протянула Йоханнесу руку, и он полюбил ее еще больше прежнего. Нет,  конечно, она не могла быть такою злой, гадкой ведьмой, как говорили люди.

   Они отправились в залу, и маленькие пажи стали обносить их вареньем и медовыми пряниками, но старик король был так опечален, что не мог ничего есть, да и пряники были ему не по зубам!

   Было решено, что Йоханнес придет во дворец на другое утро, а судьи  и весь совет соберутся слушать, как он будет отгадывать.  Справится  он  с задачей на первый раз - придет еще два раза; но никому еще не  удавалось отгадать и одного раза, все платились головой за первую же попытку.

   Йоханнеса ничуть не заботила мысль о том, что будет  с  ним;  он  был очень весел, думал только о прелестной принцессе и крепко верил, что бог не оставит его своей помощью; каким образом поможет он ему - Йоханнес не знал, да и думать об этом не хотел, а шел себе, приплясывая, по  дороге, пока наконец не пришел обратно на постоялый двор, где его ждал товарищ.

   Но дорожный товарищ Йоханнеса грустно покачал головой и сказал:

   - Я так люблю тебя, мы могли бы провести вместе еще много  счастливых дней, и вдруг мне придется лишиться тебя! Мой бедный друг, я готов  заплакать, но не хочу огорчать тебя: сегодня, может быть,  последний  день, что мы вместе! Повеселимся же хоть сегодня! Успею наплакаться и  завтра, когда ты уйдешь во дворец!

   Весь город сейчас же узнал, что у принцессы новый жених, и все страшно опечалились. Театр закрылся, торговки сладостями обвязали  своих  сахарных поросят черным крепом, а король и священники собрались в церкви и на коленях молились богу. Горе было всеобщее: ведь и с Йоханнесом должно было случиться то же, что с прочими женихами.

   Вечером товарищ Йоханнеса приготовил пунш и предложил Йоханнесу хорошенько повеселиться и выпить за здоровье принцессы. Йоханнес  выпил  два стакана, и ему ужасно захотелось спать, глаза у него закрылись сами  собой, и он уснул крепким сном. Товарищ поднял его со  стула  и  уложил  в постель, а сам, дождавшись ночи, взял два больших крыла, которые отрубил у мертвого лебедя, привязал их к плечам, сунул в  карман  самый  большой пучок розог из тех, что получил от старухи, сломавшей себе ногу,  открыл окно и полетел прямо ко дворцу. Там он уселся в уголке под  окном  принцессиной спальни и стал ждать.

   В городе было тихо, тихо; вот пробило три четверти двенадцатого, окно распахнулось и вылетела принцесса в длинном белом плаще, с большими черными крыльями за спиной. Она направилась прямо к высокой горе, но дорожный товарищ Йоханнеса сделался невидимкой и полетел за ней следом, хлеща ее розгами до крови. Брр... вот так был полет!  Ее  плащ  развевался  на ветру, точно парус, и через него просвечивал месяц.

   - Что за град! Что за град! - говорила принцесса при каждом ударе розог, и поделом ей было.

   Наконец она добралась до горы и постучала. Тут будто гром загремел, и гора раздалась; принцесса вошла, а за ней и товарищ Йоханнеса - ведь  он стал невидимкой, никто не видал его. Они прошли длинный-длинный  коридор с какими-то странно сверкающими стенами, - по ним бегали тысячи огненных пауков, горевших, как жар. Затем принцесса и ее невидимый спутник  вошли в большую залу из серебра и золота; на стенах сияли  большие  красные  и голубые цветы вроде подсолнечников, но боже упаси сорвать их! Стебли  их были отвратительными ядовитыми змеями, а самые цветы -  пламенем.  выходившим у них из пасти. Потолок был усеян светляками и голубоватыми летучими мышами, которые беспрерывно хлопали своими тонкими крыльями; удивительное было зрелище! Посреди залы стоял трон на четырех лошадиных остовах вместо ножек; сбруя на лошадях была из огненных пауков,  самый  трон из молочно-белого стекла, а подушки на нем из черненьких мышек,  вцепившихся друг другу в хвосты зубами. Над троном был балдахин из  ярко-красной паутины, усеянной хорошенькими зелеными мухами, блестевшими не  хуже драгоценных камней. На троне сидел старый тролль; его безобразная голова была увенчана короной, а в руках он  держал  скипетр.  Тролль  поцеловал принцессу в лоб и усадил ее рядом с собой на драгоценный трон. Тут заиграла музыка; большие черные кузнечики играли на губных гармониках, а сова била себя крыльями по животу - у нее не было  другого  барабана.  Вот был концерт! Маленькие гномы, с блуждающими огоньками на шапках, плясали по залу. Никто не видал дорожного товарища Йоханнеса, а он стоял  позади трона и видел и слышал все!

   В зале было много нарядных и важных придворных; но тот, у  кого  были глаза, заметил бы, что придворные эти не больше ни меньше,  как  простые палки с кочнами капусты вместо голов, - тролль оживил  их  и  нарядил  в расшитые золотом платья; впрочем, не все  ли  равно,  если  они  служили только для парада!

   Когда пляска кончилась, принцесса рассказала троллю о новом женихе  и спросила, о чем бы загадать на следующее утро, когда он придет  во  дворец.

   - Вот что, - сказал тролль, - надо взять  что-нибудь  самое  простое, чего ему и в голову не придет. Задумай, например, о своем башмаке. Ни за что не отгадает! Вели тогда отрубить ему голову, да не  забудь  принести мне завтра ночью его глаза, я их съем!

   Принцесса низко присела и сказала, что не забудет. Затем тролль раскрыл гору, и принцесса полетела домой, а товарищ  Йоханнеса  опять  летел следом и так хлестал ее розгами, что она стонала и жаловалась на сильный град и изо всех сил торопилась добраться до окна своей спальни. Дорожный товарищ Йоханнеса полетел обратно на постоялый двор; Йоханнес еще  спал; товарищ его отвязал свои крылья и тоже улегся в постель, - еще бы, устал порядком!

   Чуть занялась заря, Йоханнес был уже на ногах; дорожный  товарищ  его тоже встал и рассказал ему, что ночью он  видел  странный  сон  -  будто принцесса загадала о своем башмаке, и потому просил Йоханнеса непременно назвать принцессе башмак. Он ведь как раз слышал в горе у тролля, но  не хотел ничего рассказывать Йоханнесу.

   - Что ж, для меня все равно, что ни назвать! - сказал Йоханнес. - Может быть, твой сон и в руку: я ведь все время  думал,  что  бог  поможет мне! Но я все-таки прощусь с тобой - если я не угадаю, мы больше не увидимся.

   Они поцеловались, и Йоханнес отправился во дворец. Зала  была  битком набита народом; судьи сидели в креслах, прислонившись головами к  подушкам из гагачьего пуха, - им ведь приходилось так  много  думать!  Старик король стоял и вытирал глаза белым носовым платком. Но вот  вошла  принцесса; она была еще краше вчерашнего, мило раскланялась со всеми, а  Йоханнесу подала руку и сказала:

   - Ну, здравствуй!

   Теперь надо было отгадывать, о чем она задумала. Господи, как ласково смотрела она на Йоханнеса! Но как только он произнес: "башмак", она  побелела как мел и задрожала всем телом. Делать, однако, было нечего - Йоханнес угадал.

   Эхма! Старик король даже кувыркнулся на радостях, все и рты разинули! И принялись хлопать королю, да и Йоханнесу тоже - за  то,  что  он  правильно угадал.

   Спутник Йоханнеса так и засиял от удовольствия, когда узнал, как  все хорошо получилось, а Йоханнес набожно сложил руки и  поблагодарил  бога, надеясь, что он поможет ему и в следующие разы. Ведь на другой день надо было приходить опять.

   Вечер прошел так же, как и накануне. Когда Йоханнес  заснул,  товарищ его опять полетел за принцессой и хлестал ее еще сильнее, чем  в  первый раз, так как взял с собой два пучка розог; никто  не  видал  его,  и  он опять подслушал совет тролля. Принцесса должна была на этот раз загадать о своей перчатке, что товарищ и передал Йоханнесу, снова  сославшись  на свой сон. Йоханнес угадал и во второй раз, и во дворце пошло  такое  веселье, что только держись! Весь двор стал кувыркаться - ведь сам  король подал вчера пример. Зато принцесса лежала на диване  и  не  хотела  даже разговаривать. Теперь все дело было в том, отгадает ли Йоханнес в третий раз: если да, то женится на красавице принцессе и  наследует  по  смерти старика короля все королевство, нет - его казнят,  и  тролль  съест  его прекрасные голубые глаза.

   В этот вечер Йоханнес рано улегся в постель, прочел  молитву  на  сон грядущий и спокойно заснул, а товарищ его привязал себе крылья, пристегнул сбоку саблю, взял все три пучка розог и полетел ко дворцу.

   Тьма была - хоть глаз выколи; бушевала такая гроза, что черепицы  валились с крыш, а деревья в саду со скелетами гнулись от ветра, как тростинки. Молния сверкала ежеминутно, и гром сливался в один сплошной  раскат. И вот открылось окно, и вылетела принцесса, бледная как смерть;  но она смеялась над непогодой - ей все еще было мало; белый плащ  ее  бился на ветру, как огромный парус, а  дорожный  товарищ  Йоханнеса  до  крови хлестал ее всеми тремя пучками розог, так что под конец она  едва  могла лететь и еле-еле добралась до горы.

   - Град так и сечет! Ужасная гроза! - сказала она. - Сроду не приходилось мне вылетать из дома в такую непогоду.

   - Да, видно, что тебе порядком досталось! - сказал тролль.

   Принцесса рассказала ему, что Йоханнес угадал и во второй  раз;  случись то же и в третий, он выиграет дело, ей нельзя будет  больше  прилетать в гору и колдовать. Было по этому о чем печалиться.

   - Не угадает он больше! - сказал тролль. - Я найду что-нибудь  такое, чего ему и в голову прийти не может, иначе он тролль почище меня. А  теперь будем плясать!

   И он взял принцессу за руки, и принялись танцевать вместе с гномами и блуждающими огоньками, а пауки весело прыгали вверх и  вниз  по  стенам, точно живые огоньки. Сова била в барабан,  сверчки  свистели,  а  черные кузнечики играли на губных гармониках. Развеселый был бал!

   Натанцевавшись вдоволь, принцесса стала торопиться  домой,  иначе  ее могли там хватиться; тролль сказал, что проводит ее, и они, таким  образом, подольше побудут вместе.

   Они летели, а товарищ Йоханнеса хлестал ее всеми тремя пучками розог; никогда еще троллю не случалось вылетать в такой град.

   Перед дворцом он простился с принцессой и шепнул ей на ухо:

   - Загадай о моей голове!

   Товарищ Йоханнеса, однако, расслышал его слова, и в ту самую  минуту, как принцесса скользнула в окно, а тролль хотел повернуть назад, схватил его за длинную черную бороду и срубил саблей его гадкую голову по  самые плечи!

   Тролль и глазом моргнуть не успел! Тело тролля дорожный  товарищ  Йоханнеса бросил в озеро, а голову окунул в воду, затем завязал в шелковый платок и полетел с этим узлом домой.

   Наутро он отдал Йоханнесу узел, но не велел ему развязывать его, пока принцесса не спросит, о чем она загадала.

   Большая дворцовая зала была битком набита народом; люди жались друг к другу, точно сельди в бочонке. Совет заседал в креслах с мягкими  подушками под головами, а старик король разоделся в новое  платье,  корона  и скипетр его были вычищены на славу; зато принцесса была бледна и одета в траур, точно собралась на похороны.

   - О чем я загадала? - спросила она Йоханнеса.

   Тот сейчас же развязал платок  и  сам  испугался  безобразной  головы тролля. Все вздрогнули от ужаса, а принцесса сидела, как окаменелая,  не говоря ни слова. Наконец она встала, подала Йоханнесу  руку  -  он  ведь угадал - и, не глядя ни на кого, сказала с глубоким вздохом:

   - Теперь ты мой господин! Вечером сыграем свадьбу!

   - Вот это я люблю! - сказал старик король. - Вот это дело!

   Народ закричал "ура", дворцовая стража заиграла марш, колокола зазвонили, и торговки сластями сняли с сахарных поросят траурный креп  -  теперь повсюду была радость! На площади были выставлены три жареных быка с начинкой из уток и кур - все могли подходить и отрезать себе по куску; в фонтанах било чудеснейшее вино, а в булочных каждому, кто покупал  крендели на два гроша, давали в придачу шесть больших пышек с изюмом.

   Вечером весь  город  был  иллюминирован,  солдаты  палили  из  пушек, мальчишки - из хлопушек, а во дворце  ели,  пили,  чокались  и  плясали. Знатные кавалеры и красивые девицы танцевали друг с другом  и  пели  так громко, что на улице было слышно:

                    Много тут девиц прекрасных,

                    Любо им плясать и петь!

                    Так играйте ж плясовую,

                    Полно девицам сидеть!

                    Эй, девица, веселей,

                    Башмачков не пожалей!

   Но принцесса все еще оставалась ведьмой и совсем не любила Йоханнеса; дорожный товарищ его не забыл об этом, дал ему три лебединых пера и  пузырек с какими-то каплями и велел поставить перед кроватью принцессы чан с водой; потом Йоханнес должен был  вылить  туда  эти  капли  и  бросить перья, а когда принцесса станет ложиться в постель, столкнуть ее в чан и погрузить в воду три раза, - тогда принцесса освободится от колдовства и крепко его полюбит.

   Йоханнес сделал все так, как ему было сказано. Принцесса, упав в  воду, громко вскрикнула и забилась у Йоханнеса в  руках,  превратившись  в большого, черного как смоль лебедя с сверкающими глазами; во второй  раз она уже вынырнула уже белым лебедем и только  на  шее  оставалось  узкое черное кольцо; Йоханнес воззвал к богу и погрузил птицу в третий раз - в то же самое мгновение она опять сделалась красавицей принцессой. Она была еще лучше прежнего и со слезами на глазах  благодарила  Йоханнеса  за то, что он освободил ее от чар.

   Утром явился к ним старик король со всею свитой, и  пошли  поздравления. После всех пришел дорожный товарищ Йоханнеса с палкой в руках и котомкой за плечами. Йоханнес расцеловал его и стал просить остаться - ему ведь он был обязан своим счастьем! Но тот покачал головой и ласково сказал:

   - Нет, настал мой час! Я только заплатил тебе свой долг. Помнишь бедного умершего человека, которого хотели обидеть злые люди? Ты  отдал  им все, что имел, только бы они не тревожили его в гробу. Этот умерший - я!

   В ту же минуту он скрылся.

   Свадебные торжества продолжались целый месяц.  Йоханнес  и  принцесса крепко любили друг друга, и старик король прожил  еще  много  счастливых лет, качая на коленях и забавляя своим скипетром и державой внучат, в то время как Йоханнес правил королевством.