СЧАСТЛИВОЕ СЕМЕЙСТВО
Самый большой лист в нашем краю, конечно, лист лопуха.
Наденешь его на животик - вот тебе и передник, положишь в дождик на голову -
зонтик! Вот какой он большущий, этот лопух! И он никогда не растет в одиночку,
а всегда уж где один - там и другие, роскошество, да и только! И вся эта
роскошь - кушанье для улиток! А самих улиток, белых, больших, кушали в
старину важные господа. Из улиток приготовлялось фрикасе, и господа, кушая его,
приговаривали: "Ах, как вкусно!" Они и впрямь думали, что это
ужасно вкусно, так вот, большие белые улитки ели лопух, потому и стали сеять
лопух.
В одной старинной барской усадьбе уже давно не ели
улиток, и они все повымерли. А лопух не вымер. Он рос себе да рос, и ничем
нельзя было его заглушить. Все аллеи, все грядки заросли лопухом, так что и
сад стал не сад, а лопушиный лес. Никто бы и не догадался, что тут прежде
был сад, если бы не торчали еще где яблонька, где сливовое деревцо. Вот в
этом-то лопушином лесу и жила последняя пара старых-престарых улиток.
Они сами не знали, сколько им лет, но отлично помнили,
что прежде их было очень много, что они иностранной породы и что весь этот
лес был насажен исключительно ради них и их родичей. Старые улитки ни разу не
выходили из своего леса, но знали, что где-то есть еще нечто, называемое
"господским двором", что там улиток варили до тех пор, пока они не
почернеют, а потом клали на серебряное блюдо. Что было дальше, они не знали.
Впрочем, не представляли они себе и того, что значит свариться и лежать на
серебряном блюде, и предполагали только, что это чудесно и необыкновенно
аристократично. И ни майский жук, ни жаба, ни дождевой червь, которых они об
этом спрашивали, ничего не могли сказать им: никому из них еще не
приходилось лежать в вареном виде на серебряном блюде.
Что же касается самих себя, то улитки отлично знали, что
они, старые белые улитки, самые знатные на свете, что весь лес растет
только для них, а усадьба существует лишь для того, чтобы их можно было
варить и класть на серебряное блюдо.
Жили улитки уединенно и счастливо. Детей у них не было,
и они взяли на воспитание улитку из простых. Приемыш их ни за что не хотел
расти он был ведь из простых, но старикам, особенно улитке-мамаше, все
казалось, что он заметно увеличивается, и она просила улитку-папашу, если он
не замечает этого на глаз, ощупать раковину малютки. Папаша щупал и соглашался.
Как-то раз шел сильный дождь.
- Ишь как барабанит по лопуху! - сказал улитка-папаша.
- И капли-то какие крупные! - сказала улитка-мамаша. -
Вон как текут вниз по стеблям! Увидишь, как здесь будет сыро! Как я рада, что
и у нас и у нашего сынка такие прочные домики! Нет, что ни говори, а ведь
нам дано больше, чем любым другим тварям. Сейчас видать, что мы созданы
господами. У нас уже с самого рождения есть свои дома, для нас насажен целый
лопушиный лес! А хотелось бы знать, как далеко он тянется и что там за ним?
- Ничего за ним нет! - сказал улитка-папаша. - Уж лучше,
чем у нас тут, нигде и быть не может. Я, во всяком случае, лучшего не ищу.
- А мне, - сказала улитка-мамаша, - хотелось бы попасть
на господский двор, свариться и лежать на серебряном блюде. Этого
удостаивались все наши предки, и уж поверь, это что-то особенное.
- Господский двор-то, пожалуй, давно развалился, -
сказал улитка-папаша, - или весь зарос лопухом, так что людям и не выбраться
оттуда. Да и к чему спешить? Ты вот вечно спешишь, и сынок наш туда же,
на тебя глядя. Вон он уже третий день все ползет и ползет вверх по стеблю.
Просто голова кружится, как поглядишь!
- Ну, не ворчи на него! - сказала улитка-мамаша. - Он
ползет осторожненько. Вот, верно, будет нам утеха под старость лет, нам ведь
больше и жить не для чего. Только ты подумал, откуда нам взять ему жену?
Что, по-твоему, там дальше в лопухах не найдется ли кого из нашего рода?
- Черные улитки есть, конечно, - сказал улитка-папаша. -
Черные улитки без домов. Но ведь это же простонародье. Да и много они о себе
воображают. Впрочем, можно поручить это дело муравьям: они вечно бегают взад и
вперед, точно за делом, и, уж верно, знают, где искать жену для нашего сынка.
- Знаем, знаем одну красавицу из красавиц! - сказали
муравьи. Только вряд ли что-нибудь выйдет - она королева.
- Это не беда! - сказали старики. - А есть ли у нее дом?
- Даже дворец! - сказали муравьи. - Чудесный муравейник,
семьсот ходов.
- Благодарим покорно! - сказала улитка-мамаша. - Сыну
нашему не с чего лезть в муравейник! Если у вас нет на примете никого получше,
мы поручим дело белым мошкам: они летают и в дождь и в солнышко, знают
лопушиный лес вдоль и поперек.
- У нас есть невеста для вашего сына! - сказали белые
мошки. - Шагах в ста отсюда на кусте крыжовника сидит в своем домике одна
маленькая улитка. Живет она одна-одинешенька и как раз невестится. Это всего в
ста человечьих шагах отсюда!
- Так пусть она явится к нашему сыну! У него целый
лопушиный лес, а у нее всего-навсего какой-то куст!
Послали за улиткой-невестой. Она отправилась в путь и на
восьмой день путешествия благополучно добралась до лопухов. Вот что значит
чистота породы!
Справили свадьбу. Шесть светляков светили изо всех
сил. Вообще же свадьба была тихая: старики терпеть не могли суеты и
шумного веселья. Зато улитка-мамаша произнесла чудесную речь - папаша не мог,
так он был растроган. И вот старики отдали молодым во владение весь
лопушиный лес, сказав при этом, как они и всю жизнь говорили, что лучше этого
леса ничего нет на свете, и если молодые будут честно и благородно жить и
плодиться, то когда-нибудь им или их детям доведется попасть на господский
двор, и там их сварят дочерна и положат на серебряное блюдо.
Затем старики заползли в свои домики и больше уж не
показывались заснули.
А молодые улитки стали царствовать в лесу и оставили
после себя большое потомство. Попасть же на господский двор и лежать на
серебряном блюде им так и не довелось. Вот почему они решили, что господский
двор совсем развалился, а все люди на свете повымерли. Никто им не
противоречил - значит, так оно и было. И вот дождь барабанил по лопуху, чтобы
позабавить улиток, солнце сияло, чтобы зеленел их лопух, и они были очень
счастливы, и все семейство их было счастливо. Вот так.
|