 Увеличить |
АРИСТОТЕЛЬ
1. Широта взгляда на Аристотеля . Аристотель
изложен у Диогена Лаэрция слишком сжато и кратко, местами невразумительно.
Однако к несомненным заслугам Диогена Лаэрция относится то, что у Аристотеля он
нашел не только теорию истины, но и теорию вероятности, причем обе эти проблемы
он поставил на одной плоскости, не подчиняя одну другой (V 28). Диоген находит
нужным упомянуть даже о «Топике», которая для него, по-видимому, не менее
важна, чем «Метафизика» (V 29). Диоген Лаэрций правильно подметил также, что у
Аристотеля созерцательная жизнь предпочтительнее других форм жизни, деятельной
и усладительной (V 31). Мимо Диогена не прошла также та пестрота и то
разнообразие жизни, которое Аристотелем созерцается и вызывает у Аристотеля
глубокое удовлетворение (V 30), хотя с приматом созерцания это объединяется не
так просто. 2. Неточность отдельных утверждений . Остальные фразы,
которыми Диоген Лаэрций характеризует Аристотеля, не очень точны и слишком
кратки. В аристотелевском боге, например, Диоген Лаэрций находит только
бестелесность, неподвижность и провидение (V 32). Здесь, по-видимому, Диоген
имеет в виду учение Аристотеля о космическом уме, но тогда указанные для него
признаки чрезвычайно односторонни, остаются неразъясненными и не отражают
взгляда Аристотеля хотя бы в некотором виде адекватно. Эфир в качестве пятого
элемента указан у Диогена правильно, но почему Аристотель приписывает эфиру
кругообразное движение — об этом ничего не сказано (там же). Почему-то Диоген
особое внимание обращает на разработанность физики у Аристотеля (там же). Это,
конечно, неверно, так как метафизика, этика, логика и биология изложены у
Аристотеля гораздо более подробно, чем чисто физическое учение. Добрался Диоген
Лаэрций даже до такой трудной категории у Аристотеля, как энтелехия. Однако к
характеристике энтелехии он говорит только то, что она свойственна "бестелесному
эйдосу" (V 33). Но в аристотелевской энтелехии, как известно, имеется и
многое другое кроме "бестелесного эйдоса". Об этом у Диогена ни
слова. Таким образом, изложение учения Аристотеля у Диогена касается кое-чего
такого, что для Аристотеля характерно, но самой сути аристотелизма Диоген
Лаэрций себе все-таки не представлял.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В настоящей вступительной статье мы хотели познакомить
читателя с изложением истории греческой философии доклассического и
классического периодов у Диогена Лаэрция, что и заставило нас остановиться на
Аристотеле. Еще можно было бы говорить об отношении Диогена к стоикам,
скептикам и эпикурейцам. Однако мы считаем целесообразным говорить об этом в
соответствующих местах комментария ко всему трактату. Сейчас же, после рассмотрения
Аристотеля, сделаем общее заключение. Наше предыдущее изложение, как нам
представляется, доказало несколько весьма важных тезисов. Первый тезис сводится
к тому, что метод Диогена Лаэрция весьма далек как от строгой системы, так и от
строгого историзма. Анализ истории греческой философии, который он нам
предлагает, отличается значительной беззаботностью, не боится никаких
противоречий и преследует скорее общежизненные и общекультурные моменты
философского развития, чем моменты чисто философские. Во-вторых, как это мы
сказали в самом начале, Диоген Лаэрций меньше всего дилетант, и самый
высокомнящий о себе современный филолог не может назвать его невеждой. У
Диогена все время даются ссылки на источники, на авторитеты, на разные чужие
мнения, которые, по крайней мере с его точки зрения, заслуживают полного
признания. При всей сумбурной беззаботности этого трактата он во всяком случае
является ученым произведением и прямо-таки поражает своим постоянным
стремлением опираться на авторитетные мнения и безусловно достоверные факты.
Такова по крайней мере субъективная направленность Диогена Лаэрция, и
относиться к ней пренебрежительно было бы с нашей стороны весьма надменно и
неблагоразумно. Этот человек безусловно ценил факты. Но известного рода
беззаботность и свободный описательный подход к этим фактам, несомненно, мешают
Диогену Лаэрцию создать критическую историю греческой философии. Да и вообще
возможно ли было в те времена такое историко-философское исследование, которое
мы теперь считаем научным и критическим? Не нужно требовать от античных людей
невозможного. В-третьих, наконец, вовсе нельзя сказать, что Диоген Лаэрций
ровно нигде не попадает в цель. Он во многом разбирается, многое формулирует
правильно, и многие его историко-философские наблюдения безусловно поучительны.
Многие из приводимых им древнегреческих философских текстов вошли теперь в
современные сводки текстов и занимают в них почетное место. Научная значимость
Диогена вполне несомненна, но ее надо уметь понимать в совокупности всей малокритической
и часто чересчур беззаботной его методологии. Вообще же вовсе не в
историко-философском анализе заключается ценность трактата Диогена Лаэрция. Его
трактат — это любопытнейшая и интереснейшая античная смесь всего важного и
неважного, первостепенного и второстепенного, всего серьезного и забавного. Во
всяком случае современный читатель Диогена Лаэрция после прочтения его трактата
несомненно окунется в безбрежное море античной мысли и некоторое время
"подышит воздухом" подлинной античной цивилизации. А требовать
чего-нибудь большего даже от самого серьезного античного трактата было бы и
антинаучно и антиисторично. Настоящий перевод трактата сделан по изданию:
Diogenis Laertii Vitae philosophorum, rec. H.S.Long, I–II. Oxford, 1964. Ввиду
трудности текстов этого сочинения переводчику приходится иной раз допускать не
совсем обычные слова и выражения, и в этом смысле перевод этот имеет в
некоторой степени экспериментальный характер. Однако методы М.Л.Гаспарова
весьма интересны и для последующих переводчиков будут поучительны.
|
