 Увеличить |
КНИГА ПЯТАЯ
1.
АРИСТОТЕЛЬ
-
Аристотель, сын Никомаха и Фестиды, из Стагира .
Никомах этот был потомок Никомаха, сына Махаона и внука Асклепия (так пишет
Гермипп в книге "Об Аристотеле"); жил он при Аминте, македонском
царе, как врач и друг.[369] Аристотель,
самый преданный из учеников Платона, был шепеляв в разговоре (как говорит
Тимофей Афинский в "Жизнеописаниях"), ноги имел худые, а глаза
маленькие, но был приметен одеждою, перстнями и прической. У него был сын от
наложницы Герпиллиды, тоже Никомах (об этом пишет Тимей). От Платона он отошел
еще при его жизни; Платон, говорят, на это сказал: "Аристотель меня
брыкает, как сосунок-жеребенок свою мать". Гермипп в «Жизнеописаниях»
рассказывает, будто он находился в афинском посольстве к Филиппу, когда
главенство в академической школе перешло к Ксенократу;[370] вернувшись и увидев над школой нового человека,
он предпочел прохаживаться взад и вперед с учениками в Ликее и беседовать с
ними о философии, пока не наступал час натираться маслом. За эти прогулки они и
получили наименование перипатетиков;[371] а
по другим известиям — оттого, что Аристотель вел некоторые свои беседы,
сопровождая Александра, прогуливающегося после болезни. Когда же учеников
вокруг него стало больше, он стал говорить сидя, заявивши так: Позор молчать,
коль Ксенократ болтает![372] Учеников
своих он упражнял в рассуждениях на заданные положения, упражнял и в
красноречии. Тем не менее отсюда он уехал к евнуху Гермию, тирану Атарнея;
говорят даже, что тот был его любовником, а другие говорят, будто Гермий
породнился с ним, выдав за него дочь или племянницу. Так пишет Деметрий
Магнесийский в книге "Об одноименных писателях и поэтах"; он же
уверяет, что Гермий был рабом Евбула, вифинянином, и убил своего хозяина.
Аристипп в I книге "О роскоши древних" пишет, будто Аристотель
влюбился в наложницу Гермия, женился на ней с его согласия и от радости стал
приносить смертной женщине такие жертвы, какие афиняне приносят элевсинской
Деметре, а в честь Гермия сочинил пеан, приводимый ниже. Оттуда он явился в
Македонию к Филиппу; здесь он взял в обучение его сына Александра; попросил
восстановить свой родной город, разрушенный Филиппом,[373] и добился этого; а для жителей сам написал
законы. (Законы он писал даже для своей школы, подражая Ксенократу, —
например, чтобы каждые десять дней назначался новый староста.) А когда он
рассудил, что уже достаточно провел времени с Александром, то уехал в Афины, к
Александру же привел своего родственника Каллисфена Олинфского; и, глядя, как
тот не в меру вольно рассуждает с царем, не слушая советов, попрекнул его
такими словами: Скоро умрешь ты, о сын мой, судя по тому, что вещаешь![374] Так и случилось: его
заподозрили в соучастии с Гермолаем, злоумышлявшим против Александра,[375] долго возили в железной
клетке, обросшего и завшивевшего, а потом он был брошен льву и так погиб. Стало
быть, Аристотель уехал в Афины, и там он тринадцать лет возглавлял школу, пока
ему не пришлось бежать в Халкиду, оттого что его привлек к суду за бесчестие
иерофант[376] Евримедонт (или Демофил,
как утверждает Фаворин в "Разнообразном повествовании") как за тот
гимн, который он сочинил в честь названного Гермия, так и за следующую надпись
на статуе того же Гермия в Дельфах: Сей человек вопреки священным уставам
бессмертных Был беззаконно убит лучников-персов царем. Не от копья он погиб,
побежденный в открытом сраженье, А от того, кто попрал верность коварством своим.[377] В Халкиде он и скончался,
выпив аконит, и было ему семьдесят лет, а к Платону он пришел в тридцать. Так
утверждает Евмел в V книге «Истории»; но это ошибка, ибо жизни его было
шестьдесят три года, а с Платоном он встретился в семнадцать. Гимн его имеет
такой вид: Добродетель, Многотруднейшая для смертного рода, Краснейшая добыча
жизни людской, За девственную твою красоту И умереть, И труды принять мощные и
неутомимые — Завиднейший жребий в Элладе: Такою силой Наполняешь ты наши души,
Силой бессмертной, Властнее злата, Властнее предков, Властнее сна, умягчающего
взор. Во имя твое Геракл, сын Зевса, и двое близнецов Леды Великие претерпели
заботы, Преследуя силу твою. Взыскуя тебя, Низошли в обитель Аида Ахилл и Аянт.
И о твоей ревнуя красе, Вскормленник Атарнея не видит более полдневных лучей.
Не за это ли ждет его песнь И бессмертье От Муз, дочерей Мнемосины, Которые во
имя Зевса Гостеприимца Возвеличат дар незыблемой его дружбы. Есть у нас и о нем
стихи, вот какого вида: Евримедонт, богини Део служитель и чтитель, За
нечестивую речь в суд Аристотеля звал. Но аконита глоток избавил того гоненья:
В нем одоленье дано несправедливых обид.[378] По
словам Фаворина в "Разнообразном повествовании", он первый написал
речь в свою защиту для этого самого труда и сказал при этом, что в Афинах Груша
зреет на груше, на ябеде ябеда зреет.[379] По
«Хронологии» Аполлодора, родился он в 1-м году 99-й олимпиады, а примкнул к
Платону и находился при нем двадцать лет, начиная с семнадцатилетнего возраста;
в Митилены поехал в архонтство Евбула на 4-м году 108-й олимпиады, а перед тем,
после кончины Платона в архонтство Феофила, на 1-м году той же олимпиады,
удалился к Гермию и жил у него три года; к Филиппу поехал в архонтство
Пифодота, на 2-м году 109-й олимпиады, когда Александру исполнилось 15 лет; в
Афины вернулся на 2-м году 111-й олимпиады и в Ликее преподавал тринадцать лет;
затем удалился в Халки-ду на 3-м году 114-й олимпиады и умер там от болезни
шестидесяти трех лет, в архонтство Филокла, когда и Демосфен погиб в Калаврии.
Полагают, будто царскую немилость он навлек тем, что привел когда-то к
Александру Каллисфена, и будто царь возвеличивал Анаксимена[380] и одарял Ксенократа нарочно, чтобы огорчить
Аристотеля. Феокрит Хиосский написал на него такую насмешливую эпиграмму, приводимую
Амбрионом в книге "О Феокрите": Пуст Аристотеля ум, и пустую он
ставит гробницу, Евнух Гермий, тебе, бывший Евбуловский раб! От ненасытного
брюха покинул он сад Академа, Чтобы найти свой приют там, где мутится Борбор.[381] А Тимон задел его в таком
стихе: Ни Аристотель с его пустословьем, не знающим сдержки… Такова жизнь этого
философа. Нам известно и его завещание,[382] имеющее
приблизительно такой вид: "Да будет все к лучшему; но ежели что-нибудь
случится, то Аристотель распорядился так. Душеприказчиком его во всем и над
всем быть Антипатру. Пока Никанор[383] не
приедет, о детях, о Герпиллиде и обо всем наследстве пусть заботятся Аристомен,
Тимарх, Гиппарх, Диотел и Феофраст, коли на то будет их воля и согласие. Когда
дочь придет в возраст, то выдать ее за Никанора; если же с нею случится
что-нибудь до брака (от чего да сохранят нас боги!) или же в браке до рождения
детей, то Никанору быть хозяином и распоряжаться о сыне и обо всем остальном
достойно себя и нас. Пусть Никанор заботится и о девочке и о мальчике Никомахе,
как сочтет за благо, словно отец и брат. Если же что случится с Никанором (да
не будет этого!) или до брака, или же в браке до рождения детей, то всем
распоряжениям оставаться в силе. Если Феофраст пожелает взять девочку за себя,
то быть ему за Никанора; если же нет, то душеприказчикам, посоветовавшись с
Антипатром, распоряжаться о дочери и о сыне, как они почтут за лучшее. Далее, в
память обо мне и о Герпиллиде, как она была ко мне хороша, пусть душеприказчики
и Никанор позаботятся о ней во всем, и если она захочет выйти замуж, то пусть
выдадут ее за человека, достойного нас. В добавление к полученному ею ранее
выдать ей из наследства талант серебра и троих прислужниц, каких выберет, а
рабыню и раба Пиррея оставить за ней. Если она предпочтет жить в Халкиде, то
предоставить ей гостиное помещение возле сада; если в Стагире, то отцовский
дом; и какой бы дом она ни выбрала, душеприказчикам обставить его утварью,
какою они сочтут за лучшее и для Герпиллиды удобнейшее. Никанору же
позаботиться и о мальчике Мирмеке, чтобы его достойным нас образом доставили к
его родным вместе со всем, что мы ему подарили. Амбракиду отпустить на волю и
дать ей при замужестве девочки 500 драхм и ту рабыню, что при ней. Фале
вдобавок к той купленной рабыне, что при ней, дать 1000 драхм и еще одну
рабыню. Симону сверх тех денег, что выданы ему на другого раба, или купить
раба, или додать денег. Тихона, Филона и Олимпию с ребенком отпустить на волю
при замужестве дочери. Никого из мальчиков, мне служивших, не продавать, но всех
содержать, а как придут в возраст, то отпустить на волю, если заслужат.
Позаботиться о статуях, заказанных Гриллиону, чтобы они были закончены и
поставлены; а заказать мы рассудили статуи Никанора, Проксена и Никаноровой
матери. Поставить надобно и статую Аримнеста, уже изготовленную, чтобы она была
о нем памятью, ибо он умер бездетным; а статую моей матери посвятить Деметре в
Немее или где покажется лучше. Где бы меня ни похоронили, там же положить и
кости Пифиады, как она сама распорядилась. А за благополучный возврат Никанора
посвятить в Стагире по обету моему каменные изваяния в четыре локтя Зевсу
Спасителю и Афине Спасительнице". Таков был вид его завещания. Говорят,
будто после него осталось очень много посуды и будто Ликон сообщает, что он
купался в теплом масле и потом это масло распродавал. Некоторые говорят также,
будто пузырь с теплым маслом он прикладывал к животу и будто когда он спал, то
держал в руке медный шарик, а под него подставлял лохань, — чтобы шарик
падал в лохань и будил его своим звуком. Известны весьма удачные его изречения.
Так, на вопрос, какой прок людям лгать, он ответил: "Тот, что им не
поверят, даже когда они скажут правду". Его попрекали, что он подавал
милостыню человеку дурного нрава; он ответил: "Я подаю не нраву, а
человеку".[384] Часто
он говорил друзьям и питомцам, когда бы и где бы ни случалась какая беседа, что
как зрение впитывает свет из окружающего [воздуха], так и душа — из наук. Не
раз и подолгу говорил он о том, что афиняне открыли людям пшеницу и законы, но
пшеницею жить научились, а законами нет. Об учении он говорил: "Корни его
горьки, но плоды сладки". На вопрос, что быстро стареет, он ответил:
«Благодарность». На вопрос, что такое надежда, он ответил: "Сон
наяву". Диоген предложил ему сушеных смокв; но он догадался, что если он
их не возьмет, то у Диогена уже заготовлено острое словцо, и взял их, а Диогену
сказал: "И словцо ты потерял, и смоквы!" А в другой раз, взяв у
Диогена смоквы, он воздел их к небесам, как младенца, и воскликнул: "О,
Диоген богородный!"[385] Воспитание,
говорил он, нуждается в трех вещах: в даровании, науке, упражнении. Когда ему
сказали, что кто-то бранит его заочно, он сказал: "Заочно пусть он хоть
бьет меня!" Красоту он называл лучшим из верительных писем. Впрочем,
другие утверждают, что это сказал Диоген, Аристотель же о красоте сказал:
"Это дар божий"; Сократ: "Недолговечное царство"; Платон:
"Природное преимущество"; Феофраст: "Молчаливый обман";
Феокрит: "Пагуба под слоновой костью"; Карнеад: "Владычество без
охраны". На вопрос, какая разница между человеком образованным и
необразованным, он ответил: "Как между живым и мертвым".[386] Воспитание он называл в
счастье украшением, а в несчастье прибежищем.[387] Учителя, которым дети обязаны воспитанием,
почтеннее, чем родители, которым дети обязаны лишь рождением: одни дарят нам
только жизнь, а другие — добрую жизнь. Один человек хвалился, что он родом из
большого города. "Не это важно, — сказал Аристотель, — а важно,
достоин ли ты большого города". На вопрос, что есть друг, он ответил:
"Одна душа в двух телах". Среди людей, говорил он, одни копят, словно
должны жить вечно, а другие тратят, словно тотчас умрут. На вопрос, почему нам
приятно водиться с красивыми людьми, он сказал: "Кто спрашивает такое, тот
слеп". На вопрос, какую он получил пользу от философии, он ответил:
"Стал делать добровольно то, что другие делают в страхе перед
законом". На вопрос, как ученикам преуспеть, он ответил: "Догонять
тех, кто впереди, и не ждать тех, кто позади". Один болтун, сильно
докучавший ему своим пустословием, спросил его: "Я тебя не утомил?"
Аристотель ответил: "Нет, я не слушал". Его попрекали за то, что он
собрал складчину для нехорошего человека; он ответил (передают и так): "Я
собирал не для человека, а для человечности". На вопрос, как вести себя с
друзьями, он сказал: "Так, как хотелось бы, чтобы они вели себя с
нами". Справедливость, говорил он, — это душевная добродетель,
состоящая в том, чтобы всем воздавать по заслугам. Воспитание называл он лучшим
припасом к старости. Часто он говорил: "У кого есть друзья, у того нет
друга" — так сообщает Фаворин во II книге «Записок», но это есть и в
VII книге "Этики".[388] Таковы
известные его изречения. Он написал очень много книг, и так как был он
отличнейшим во всех науках, то я почел за нужное перечислить их все: "О
справедливости" 4 книги, "О поэтах" 3 книги, "О
философии" 3 книги, "О государственном деятеле" 2 книги, "О
риторике, или Грилл", «Неринф», «Софист», «Менексен», "О любви",
«Пир», "О богатстве", «Поощрение», "О душе", "О
молитве", "О знатности", "О наслаждении", "Александр,
или В защиту поселенцев", "О царской власти", "О
воспитании", "О благе" 3 книги, "Извлечения из «Законов»
Платона" — 3 книги, "Извлечения из
"Государства"" — 2 книги, "О домоводстве",
"О дружбе", "О том, что значит страдать или пострадать",
"О науках", "О спорных вопросах" 2 книги, "Разрешения
спорных вопросов" — 4 книги, "Софистические
разделения" — 4 книги, "О противоречиях", "О родах и
видах", "О присущем", "Записки об умозаключениях" 3
книги, "Предпосылки о добродетели" — 2 книги, «Возражения»
"О различных выражениях, или О приложении", "О страстях, или О
гневе", «Этика» — 5 книг, "О началах" 3 книги, "О
науке", "О первоначале", «Разделения» — 17 книг, "К
разделениям", "О вопросах и ответах" 2 книги, "О
движении", «Предпосылки», "Спорные предпосылки", «Силлогизмы»,
"Первая аналитика" — 8 книг, "Большая вторая
аналитика" — 2 книги, "О задачах", «Методика» — 8 книг,
"О лучшем", "Об идее", "Определения к
топике" — 7 книг, «Силлогизмы» — 2 книги, "К силлогизмам
определения", "О предпочтительном и случайном", "К
топике", "Топика к определениям" — 2 книги, «Страсти»,
"К разделениям", "О математике", «Определения» — 13 книг,
«Умозаключения» — 2 книги, "О наслаждении", «Предпосылки», "О добровольном",
"О прекрасном", "Положения к умозаключениям" — 25 книг,
"Положения о любви" — 4 книги, "Положения о
дружбе" — 2 книги, "Положения о душе", «Политика» — 2
книги, "Политические беседы наподобие Феофрастовых" — 8 книг,
"О справедливом" 2 книги, "Сборник руководств" — 2
книги, "Руководство по риторике" — 2 книги, «Руководство»,
"Другой сборник руководств" — 2 книги, "О методе",
"Сокращение Феодектова руководства", "Разработка руководства по
поэтике" — 2 книги, "Риторические энтимемы", "О
большом", "Разделения энтимем", "О слоге" 2 книги,
"О советовании", «Сборник» — 2 книги, "О природе" 3 книги,
"К природе", "Об Архитовой философии" 3 книги, "О
Спевсипповой и Ксенократовой философии", "Извлечения из «Тимея» и из
"Архита"", "Возражение на Мелисса", "Возражение
на Алкмеона", "Возражение на пифагорейцев", "Возражение на
Горгия", "Возражение на Ксенофана", "Возражение на
Зенона", "О пифагорейцах", "О животных" 9 книг,
«Анатомия» — 8 книг, "Выборка из Анатомии", "О сложных
животных", "О баснословных животных", "О бесплодии",
"О растениях" 2 книги, «Физиогномика», «Врачевание» — 2 книги,
"О единице", "Признаки бури", "К астрономии",
"К оптике", "О движении", "О музыке", "К
мнемонике", "Гомеровские вопросы" — б книг, «Поэтика»,
"Физика в азбучном порядке" — 28 книг, "Рассмотренные
вопросы" — 2 книги, "Круг знаний" — 2 книги, "К
механике", "Демокритовы вопросы" — 2 книги, "О
магните", «Примеры», «Смесь» — 12 книг, "Исследования по
родам" — 14 книг, «Притязания», "Олимпийские победители",
"Пифийские победители", "О музыке", "К Пифийским
играм", "Опровержения о пифийских победителях",
"Дионисийские победители", "О трагедиях", "Театральные
списки", «Пословицы», "Застольные порядки", «Законы» — 4 книги,
«Категории», "Об истолковании", "Государственные
устройства" 158 городов, общие и частные, демократические, олигархические,
аристократические и тиранические, "Письма к Филиппу",
"Сёлимбрийские письма", "Письма к Александру" — 4
книги, "К Антипатру" — 9 книг, "К Ментору", "К
Аристону", "К Олимпиаде", "К Гефестиону", "К
Фемистагору", "К Филоксену", "К Демокриту";
гекзаметры, начинающиеся "Старший богов, святой дальновержец…";
элегические стихи, начинающиеся "Матери дочь благодетной…". Всего в
этих сочинениях 445 270 строк. Вот сколько написано им книг. А изложить в них
он хотел вот что. В философии есть две части: практическая и теоретическая.
Практическая включает этику и политику (причем к политике относятся как дела
государственные, так и дела домоводственные), теоретическая — физику и логику
(причем логику не как самостоятельную часть, а как отточенное орудие). У всего
этого он с отчетливостью предполагал две цели: вероятность и истину. Для каждой
цели употреблял два средства: диалектику и риторику для вероятности, аналитику
и философию для истины. Из того, что служит нахождению, суждению,
использованию, он не упустил ничего. Для нахождения он предложил в «Топике» и
"Методике"[389] множество
предпосылок, из которых нетрудно подобрать убедительные приемы для решения
вопросов. Для суждения он предложил «Аналитики», первую и вторую: в первой он
обсуждает предпосылки, во второй рассматривает их соединение. Для использования
он дает указания к спору, к вопросам, к софистическим опровержениям, к
силлогизмам и прочему подобному. Критерием истины объявлял он для являющихся
впечатлений — ощущение, а для предметов нравственности, относящихся к государству,
дому и законам, — разум. Конечную цель он полагал одну — пользование
добродетелью в совершенной жизни.[390] Счастье,
говорил он, есть совместная полнота трех благ: во-первых (по значительности), душевных;
во-вторых, телесных, каковы здоровье, сила, красота и прочее подобное;
в-третьих, внешних, каковы богатство, знатность, слава и им подобное.
Добродетели не достаточно для счастья — потребны также блага и телесные и
внешние, ибо и мудрец будет несчастен в бедности, в муке и прочем. Порока же
достаточно для несчастья, даже если при нем и будут в изобилии внешние и
телесные блага. Добродетели он не считал взаимозависимыми, ибо человек может
быть и разумен и справедлив, и в то же время буен и невластен над собой.
Мудрец, говорил он, не свободен от страстей, а умерен в страстях. Приязнь
определял он как равенство взаиморасположения: бывает она родственная, любовная
и гостеприимственная. Любовь служит не только совокуплению, но и философии;
мудрец будет и предаваться любви, и заниматься государственными делами, и
вступать в брак, и жить с царями. Жизнь бывает троякая: созерцательная,
деятельная и усладительная; созерцательная предпочтительнее всего. Вся
совокупность наук весьма способствует достижению добродетели. В физике он
особенно превзошел всех изысканиями о причинах вещей: даже для самых малых
вещей он открывал причины. Поэтому им и написано так много книг физического
содержания. Бога он вслед за Платоном объявлял бестелесным. Провидение бога
простирается на небесные тела, сам же он неподвижен; а все наземное устрояется
по взаимострастию небесными телами. Стихий существует четыре, а кроме них
пятая, из которой состоят эфирные тела; и движение у нее особенное, а именно
кругообразное. Душу он также считал бестелесной: это — первая предельность
(entelecheia) тела природного, имеющего строй и — посильно — живого.[391] «Предельность» есть то,
что имеет бестелесный вид; бывает она, по его словам, двоякой: или в
возможности — например, Гермес в том воске, который способен принять его
очертания, или в совладании (hexis) — например, Гермес в завершенном виде
или в статуе. «Тело» названо «природным», ибо есть тела рукотворные,
изготовленные ремесленниками, — например, башня или ладья, и есть
природные — например, растения и тела животных. И оно называется "имеющим
строй", то есть устроенным целесообразно, как зрение — чтобы видеть, и
слух — чтобы слышать. "Посильно — живого" — это значит:
содержащего жизнь в себе; вообще же «посильно» имеет двоякое значение: по
совладанию (cath' hexin) и по действованию (cat' energeian) — по
действованию, например, имеет душу бодрствующий, по совладанию — спящий; таким
образом, оговорка «посильно» сделана, чтобы подпал под нее и спящий. Он
высказывал и много других суждений о многих предметах, которые было бы долго
перечислять, ибо всюду он был в высшей степени трудолюбив и изобретателен, как
видно и из вышеназванных его сочинений, число которых близко к четыремстам,
считая только несомненные; а ему приписывается и много других сочинений, равно
как и изречений, метких, но незаписанных. Всего было восемь Аристотелей: первый
— вышеназванный; второй — афинский государственный деятель, от которого
известны изящные судебные речи;[392] третий
— занимавшийся «Илиадой»; четвертый — сицилийский ритор, написавший возражение
на «Панегирик» Исократа; пятый — по прозвищу «Миф», последователь сократика
Эсхина; шестой — из Кирены, писал о поэтике; седьмой — учитель гимнастики,
упоминаемый Аристоксеном в "Жизнеописании Платона"; восьмой —
безвестный грамматик, от которого сохранилось пособие "О словоизлишестве".
У Аристотеля Стагирского было много учеников; более всего выделялся из них
Феофраст, о котором и пойдет речь. 2. ФЕОФРАСТ Феофраст из Эреса, сын
Меланта (который был сукновалом, как утверждает Афинодор в VIII книге
"Прогулок"). Вначале он слушал в родном городе своего земляка
Алкиппа, потом учился у Платона и наконец перешел к Аристотелю; а когда тот
удалился в Халкиду, Феофраст принял от него школу в 114-ю олимпиаду. Говорят, у
него даже раб был философом, а звали этого раба Помпил, — как утверждает
Мирониан Амастрийский в I книге "Исторических сравнений". Был он
человек отменной разумности и трудолюбия; по словам Памфилы в 32-й книге
«Записок», у него учился даже Менандр, сочинитель комедий, да и во всем прочем
он отличался готовностью к услугам и любовью к наукам. Его принимал Кассандр, и
за ним посылал Птолемей; афиняне же настолько были к нему расположены, что
когда Агнонид посмел обвинить его в нечестии, то сам едва не подвергся
наказанию.[393] Беседы его посещало до
двух тысяч учеников.[394] В
письме к перипатетику Фанию он говорит, между прочим, и о преподавательстве:[395] "Нелегко подобрать
по вкусу даже узкий круг слушателей, не только что широкий. Чтения требуют
исправлений; а отложить их и пренебречь ими — этого юный возраст перенести не
может". Это то самое письмо, в котором он обзывает кого-то педантом.[396] Несмотря на все это,
пришлось и ему вместе с другими философами удалиться в изгнание, когда Софокл,
сын Амфиклида, внес закон, чтобы никто из философов под страхом смерти не
возглавлял школу, кроме как по решению совета и народа. Однако на другой год
они вернулись, так как Филон обвинил Софокла в противозаконии, закон этот был
афинянами отменен. Софокл наказан пенею в пять талантов, а философам дозволено
было воротиться, с тем чтобы и Феофраст воротился и жил, как прежде. Звали его
Тиртам, Феофрастом же ["богоречивым"] его наименовал Аристотель за
его божественную речь. Он был влюблен в сына Аристотеля, Никомаха, хоть и был
его учителем (так утверждает Аристипп в IV книге "О роскоши древних").
Аристотель, говорят, повторил о нем и Каллисфене то же, что Платон (как было
сказано) говорил о Ксенократе и о самом Аристотеле, — ибо Феофраст сверх
всякой меры исследовал своим острым умом все умозримое, Каллисфен же был от
природы вял, и поэтому одному была нужна узда, другому — шпоры.[397] Говорят, у Феофраста был
свой сад, купленный уже после смерти Аристотеля с помощью Деметрия Фалерского,
друга его. Известны остроумные его высказывания: так, он сказал, что надежней
конь без узды, чем речь без связи; а одному гостю в застолье, не проронившему
ни слова, он сказал: "Коли ты неуч, то ведешь себя умно, а если учен, то
глупо". И не раз он говорил, что самая дорогая трата — это время.
Скончался он в преклонном возрасте, восьмидесяти пяти лет, декоре после того,
как отошел от занятий. Вот наши стихи о нем: Нет, не пустые слова завещаны
смертному роду: Сломится мудрости лук только, расслабь тетиву, Так Феофраст был
жив и силен, покуда трудился, А отрешась от трудов, в вялом бессилье угас.[398] Говорят, ученики его
спросили, что он им заповедует? Он ответил: "Заповедать мне вам нечего —
разве лишь сказать, что многие жизненные услады только по видимости славятся
таковыми. Едва начав жить, мы умираем;[399] поэтому
ничего нет бесполезнее, чем погоня за славою. Будьте же благополучны, а науку
мою или оставьте — ибо требует она немалого труда, — или отстаивайте с
честью, и тогда будет вам великая слава. В жизни больше пустого, чем полезного.
Мне уже более вам не советовать, как вести себя, смотрите же сами, что делать и
чего не делать. И с такими словами он, говорят, испустил дух. И есть рассказ,
что афиняне воздали ему последнюю почесть всенародным пешим шествием. Фаворин
рассказывает, что в старости его носили на носилках, — так повествует
Гермипп, ссылаясь на сообщение Аркесилая Питанского Лакиду Киренскому. Он тоже
оставил великое множество книг, которые я счел за нужное здесь перечислить, ибо
они полны всяческих достоинств. Вот они: "Аналитика первая" — 3
книги, "Аналитика вторая" — 7 книг, "Об анализе силлогизмов",
"Обзор аналитик", "Упорядоченная топика" — 2 книги,
"О споре, или Рассмотрение доводов в прении", "О чувствах",
"Возражение на Анаксагора", "Об Анаксагоре", "Об
Анаксимене", "Об Архелае", "О соли, молоке и квасцах",
"Об окаменелостях" 2 книги, "О неделимых линиях", «Беседы»
— 2 книги, "О ветрах", "Различия добродетелей", "О
царской власти", "О воспитании царя", "Об образах
жизни" 3 книги, "О старости", "О Демокритовой
астрономии", "О метеорологии", "Об образах", "О
соках, красках и мясе", "О миростроении", "О людях",
"Диогеновский сборник", «Определения» — 3 книги, "О любви",
"Еще о любви", "О счастье", "О видах" 2 книги,
"О припадочной болезни", "О вдохновении", "Об
Эмпедокле", "Сжатые умозаключения" — 18 книг, «Возражения»
— 3 книги, "О добровольном", "Обзор Платонова "Государства"" —
2 книги, "О разнице голосов у животных одной породы", "О
совокупных явлениях", "О животных, которые кусаются и
брыкаются", "О так называемых завистливых животных", "О
животных, пребывающих на суше", "О животных, меняющих цвет",
"О животных, обитающих в норах", "О животных" 7 книг,
"О наслаждении по Аристотелю", "Еще о наслаждении",
«Положения» — 24 книги, "О тепле и холоде", "О головокружении и
помрачении", "О поте", "Об утверждении и отрицании",
"Каллисфен, или О страдании", "Об усталости", "О
движении" 3 книги, "О камнях", "О моровых болезнях",
"О малодушии", «Мегарик», "О меланхолии", "О
металлах" 2 книги, "О меде", "О Метродоровом
сборнике", "К метеорологии" — 2 книги, "О
пьянстве", "Законы в азбучном порядке" — 24 книги,
"Обзор законов" — 10 книг, "К определениям", "О
запахах", "О вине и масле", "Первые
предпосылки" — 18 книг, «Законодатели» — 3 книги, «Политики» — 6
книг, "Политические обстоятельства" — 4 книги,
"Политические обычаи" — 4 книги, "О наилучшем
государственном устройстве", "Сборник вопросов" — 5 книг,
"О пословицах", "О замерзании и таянии", "Об
огне" 2 книги, "О дыханиях", "Об оцепенении", "Об
удушье", "О повреждении ума", "О страстях", "О знаках",
«Софизмы» — 2 книги, "О разрешении силлогизмов", «Топика» в 2 книгах,
"О наказании" в 2 книгах, "О волосах", "О
тирании", "О воде" 3 книги, "О сне и сновидениях",
"О приязни" 3 книги, "О честолюбии" 2 книги, "О
природе" 3 книги, "О физике" 18 книг, "Обзор о
физике" — 2 книги, «Физика» — 8 книг, "Возражение физикам",
"Об истории растений" 10 книг, "Причины растений" 8 книг,
"О соках" 5 книг, "О ложном наслаждении", "Положение о
душе", "О сторонних доказательствах", "О простых
сомнительных случаях", «Гармоника», "О добродетели",
"Исходные движения или противоположности", "Об отрицании",
"О знании", "О смешном", "Вечерние
вопросы" — 2 книги, «Разделения» — 2 книги, "О различиях",
"О преступлениях", "О клевете", "О похвале",
"Об опыте", «Письма» — 3 книги, "О самозарождающихся
животных", "О выделении", "Похвальные слова богам",
"О праздниках", "Об удаче", "Об энтимемах",
"Об изобретениях" 2 книги, "Этические досуги",
"Этические очерки", "О беспорядке", "Об истории",
"Об оценке силлогизмов", "О лести", "О мире",
"К Кассандру о царской власти", "О комедии", ("О
мерах",) "О слоге", "Сборник доводов", «Разрешения»,
"О музыке" 3 книги, "О мерах", «Мегакл», "О
законах", "О беззакониях", "Ксенократовский сборник",
"К разговору", "О присяге", "Риторические
наставления", "О богатстве", "О поэтике",
"Вопросы политические, этические, физические, любовные", «Вступления»,
"Сборник вопросов", "О физических вопросах", "О
примере", "О приступе и повествовании", "Еще о
поэтике", "О мудрецах", "О совете", "О
погрешностях языка", "Об ораторском искусстве", "Виды
ораторских искусств" — 17 книг, "О лицедействе",
"Записки Аристотелевы или Феофрастовы" — 6 книг, "Мнения
физиков" — 16 книг, "Обзор мнений физиков", "О
благости" ("Нравственные очерки"), "Об истине и лжи",
"Разыскания о божественном" — 6 книг, "О богах" 3
книги, "Геометрические разыскания" — 4 книги, "Обзор сочинения
Аристотеля "О животных"" — 6 книг, "Сжатые
умозаключения" — 2 книги, «Положения» — 3 книги, "О царской
власти" 2 книги, "О причинах", "О Демокрите", ("О
клевете",) "О становлении", "О разумении и нраве
животных", "О движении" 2 книги, "О зрении" 4 книги,
"К определениям" — 2 книги, "О данности", "О
большем и меньшем", "О музыкантах", "О счастье богов",
"Возражение академикам", «Поощрение», "О наилучшем управлении
государствами", «Записки», "О сицилийском извержении", "Об
общепризнанном", ("О физических вопросах",) "Какие есть
способы познания", "О лжеце" 3 книги, "Введение в
топику", "К Эсхилу", "Астрономические
разыскания" — 6 книг, "Арифметические разыскания об
увеличении", «Акихар», "О судебных речах" ("О
клевете"), "Письма к Астикреонту, к Фанию, к Никанору", "О
благочестии", «Евиад», "О благоприятном времени", "Об
уместных доводах", "О воспитании детей", "Другое
различие", "О воспитании, или О добродетелях и умеренности",
("Поощрение",) "О числах", "Определения к изложению
силлогизмов", "О небе", "К политике" — 2 книги,
"О природе", "О плодах", "О животных". Всего 232
808 строк. Вот сколько у него было сочинений. Я обнаружил и его завещание: оно
имеет такой вид: "Да будет все к лучшему; если же что случится, завещание
мое таково. Все, что у меня на родине, я отдаю Меланту и Панкреонту, сыновьям
Леонта. На деньги же, что положены у Гиппарха, да будет сделано вот что. Прежде
всего довершить святилище[400] и
статуи Муз и все прочее, что удастся там украсить к лучшему. Далее,
восстановить в святилище изваяние Аристотеля и все остальные приношения,
сколько их там было прежде. Далее, отстроить портики при святилище не хуже, чем
они были, и в нижний портик поместить картины, изображающие всю землю в охвате,
и алтарь устроить законченным и красивым. Воля моя, чтобы Никомаху была сделана
статуя в рост; за ваяние уже уплачено Праксителю, а доплату производить из
вышеназванных средств. Поставить же ее там, где почтут за лучшее исполнители
прочих распоряжений этого завещания. Так быть со святилищем и приношениями. Имение,
что у нас в Стагире,[401] отдаю
Каллину, а все мои книги — Нелею. Сад и прогулочное место и все постройки при
том саде отдаю тем из названных здесь друзей, которые пожелают и впредь там
заниматься науками и философией, ибо невозможно там быть всем и всегда; и пусть
они ничего себе не оттягивают и не присваивают, а располагают всем сообща,
словно храмом, и живут между собой по-домашнему дружно, по пристойности и
справедливости. А быть в той общине Гиппарху, Нелею, Стратону, Каллину,
Демотиму, Дема-рату, Каллисфену, Меланту, Панкреонту Никиппу; а если
Аристотель, сын Метродора и Пифиады, пожелает заниматься философией, то и ему
быть с ними, а старшим иметь о нем всяческую заботу, чтобы он сколь можно более
преуспел в философии. Похоронить меня в саду, там, где покажется уместнее,
ничего лишнего не тратя ни на гробницу, ни на памятник. Дополнительно к
сказанному: после того, что с нами случится, заботу об уходе за храмом,
памятником, садом и прогулочным местом принять Помпилу, остаться там жить и обо
всем прочем заботиться, как прежде; а заботу о доходе принять самим хозяевам.
Помпилу и Фрепте, как давно уже получившим от нас вольную и послужившим нам
многими услугами, владеть беспрепятственно всем, что они от нас получили, что
сами приобрели, и что я им оставил у Гиппарха, а оставил я две тысячи
драхм, — о том я не раз советовался с Мелантом и Панкреонтом, и они со
мною согласны. Им я завещаю рабыню Соматалу. Из рабов я уже дал вольную Молону,
Тимону и Парменону; даю также и Манету и Каллию, с тем чтобы они на четыре года
оставались в саду, работали со всеми и вели себя беспорочно. Из домашней
утвари, сколько сочтут нужным попечители, отдать Помпилу, остальное продать.
Карио-на завещаю Демотиму, Донака — Нелею, а Евбея — продать. Гиппарх пусть
выплатит Каллину три тысячи драхм. Если бы я не знал, что и прежде Гиппарх
оказывал услуги как Меланту с Панкреонтом, так и мне, а теперь потерпел
крушение в своих делах, то я непременно назначил бы Гиппарха моим
душеприказчиком вместе с Мелантом и Панкреонтом. Но так как я понимаю, что
хозяйствовать ему с ними нелегко, то полагаю, что им выгодней получить от него
положенную сумму деньгами. Пусть же Гиппарх выдаст Меланту и Панкреонту по
таланту, и пусть Гиппарх выдаст душеприказчикам на все расходы, перечисленные в
завещании, то, что потребуется к нужным срокам, а по совершении этого пусть он
будет свободен от всех обязательств передо мною, а о чем он договорился от
моего имени в Халкиде, то пускай останется за ним. Душеприказчиками над всем,
что записано в завещании, быть Гиппарху, Нелею, Стратону, Каллину, Демотиму,
Каллисфену, Клесарху. Завещание за печатью Феофраста положено в списках: первый
— у Гегесия, сына Гиппарха, а свидетели — Каллипп из Паллены, Филомел из
Эвонима, Лисандр из Гибы, Филон из Алопеки; второй — у Олимпиодора, а свидетели
те же; третий — у Адиманта, которому его передал Андросфен Младший, а свидетели
— Аримнест, сын Клеобула, Лисистрат, сын Федона из Фасоса, Стратон, сын
Аркесилая из Лампсака, Фесипп, сын Фесиппа, из Керамии, Диоскурид, сын
Дионисия, из Эпикефисии". Таково его завещание. Некоторые говорят, что и
врач Эрасистрат тоже был его слушателем, и это вполне правдоподобно. 3. СТРАТОН
Преемником его во главе школы был Стратон, сын Аркесилая, из Лампсака, о
котором он упоминает в завещании, — человек знаменитый, прозванный физиком
за его ни с кем не сравнимое внимание к этой науке. Он был даже учителем
Птолемея Филадельфа и получил от него восемьдесят талантов. По «Хронологии»
Аполлодора, возглавил он школу в 3-м году 123-й олимпиады и возглавлял ее
восемнадцать лет. Книги его были такие: "О царской власти" 3 книги,
"О справедливости" 3 книги, "О благе" 3 книги, "О
богах" 3 книги, "О первоначалах" 3 книги, "Об образах
жизни", "О счастье", "О царе-философе", "О
храбрости", "О пустоте", "О небе", "О дыхании",
"О человеческой природе", "О происхождении животных",
"О смешении", "О сне", "О сновидениях", "О
зрении", "Об ощущении", "О наслаждении", "О
красках", "О болезнях", "О кризисах", "О
силах", "О металлах", «Механика», "О голоде и
помрачении", "О легком и тяжелом", "О вдохновении",
"О времени", "О еде и росте", "О сомнительных
животных", "О баснословных животных", "О причинах",
"Разрешение сомнений", "Введение в топику", "О
случайном", "Об определении", "О большем и меньшем",
"О несправедливом", "О предшествующем и последующем",
"О высшем роде", "Об особенном", "О будущем",
"Опровержения найденного" — 2 книги, «Записки» [спорные] и
письма, начинающиеся: "Стратон Арсиное желает благополучия". Всего
332 420 строк.[402] Говорят,
он был таким худым, что не почувствовал собственной смерти. И наши о нем стихи
таковы: Тонким был и худым Стратон, рожденный в Лампсаке, От умащенья многого.
Долго борол он болезнь; но даже поборот болезнью, Он смерти не почувствовал.[403] Всего было восемь
Стратонов: первый — слушатель Исократа; второй — тот, о ком была речь; третий —
врач, Эрасистратов ученик, а по некоторым известиям, даже приемыш; четвертый —
историк, описывавший войны Филиппа и Персея с римлянами; […];[404] шестой — поэт, сочинитель эпиграмм; седьмой
— старинный врач, упоминаемый Аристотелем; восьмой — перипатетик, живший в
Александрии. От Стратона-физика сохранилось и завещание, написанное вот каким
образом: "На случай, если что случится со мной, я делаю такие
распоряжения. Все имущество на родине оставляю Лампириону и Аркесилаю. Из тех
денег, что при мне в Афинах, прежде всего душеприказчикам моим устроить мое
погребение и все, что при нем полагается, без излишества, но и без скаредности.
Душеприказчиками моими по сему завещанию будут Олимпих, Аристид, Мнесиген,
Гиппократ, Эпикрат, Горгил, Диокл, Ликон, Афан. Школу я оставляю Ликону, ибо
остальные для того или стары, или недосужны; но и остальным было бы похвально
ему содействовать. Ему же я оставляю и все книги, кроме написанных мною, и всю
застольную утварь, и покрывала, и посуду. Пусть душеприказчики дадут Эпикрату
пятьсот драхм и одного из рабов по усмотрению Аркесилая. Лампириону и Аркесилаю
прежде всего расторгнуть договор с Даиппом об Ирее, чтобы ему не быть в долгу
ни перед Лампирионом, ни перед его наследниками, а быть свободным от всякого
обязательства. Душеприказчики пусть выдадут ему пятьсот драхм деньгами и одного
из рабов по усмотрению Аркесилая, чтобы за многие его труды и услуги для нас
мог он вести жизнь достойную и приличную. Отпускаю на волю Диофанта, Диокла и
Аба, а Симия завещаю Аркесилаю; отпускаю на волю также Дромона. По приезде
Аркесилая Ирею с Олимпихом, Эпикра-том и другими душеприказчиками отчитаться в
издержках на погребение и все к нему полагающееся. Оставшиеся деньги Аркесилая
получить от Олимпиха, не стесняя его, однако же, сроками. Аркесилаю же
расторгнуть договор, заключенный Стратоном с Олимпихом и Аминием и хранящийся у
Филократа, сына Тисамена. О памятнике моем распорядиться так, как почтут за
благо Аркесилай, Олимпих и Ликон". Таково его завещание, известное по
сборнику Аристона Кеосского. Сам же Стратон, как показано выше, был муж,
достойный всяческой похвалы, отличавшийся в науках всякого рода,
преимущественно же в древнейшем и важнейшем их роде в физике. 4. ЛИКОН
Преемником его был Ликон, сын Астианакта из Троады , человек весьма
речистый и с отменными способностями к воспитанию детей. Так, он говорил, что
мальчиков нужно направлять к цели честолюбием и стыдом, как коней — шпорами и
уздой. А выразительность и пышность его слога видны из того, как он говорил о
бедной девушке: "Тяжкое бремя родителю — девица, по бесприданности своей
минующая цвет своего возраста!" За это, говорят, и Антипатр сказал о нем,
что как красоту и аромат яблока не отнять от яблока, так каждое его речение нужно
было ловить на его устах, словно плод на ветвях дерева. Дело в том, что у него
был замечательно приятный голос — некоторые даже звали его не Ликоном, а
Гликоном ["Сладким"]. В письменном же слоге он был недостоин самого
себя. Так, о тех, кто слишком поздно раскаивается, что не учился вовремя, и
мечтает об учении, он изысканно говорил так: "Они обвиняют сами себя,
бессильной мечтой обличая раскаянье в неисправимой праздности". О тех, кто
впадал в ошибки, он говорил, что они перебивают себе рассуждение, словно мерят
прямое кривою мерою или судят о лице по отражению в зыбкой воде или в кривом
зеркале. И еще он говорил, что на торжище за венками гонятся многие, а в
Олимпии — немногие, чтобы не сказать никто. Сам он не раз подавал афинянам
советы, которые были им весьма полезны. Одежду он носил самую чистую, и ни у
кого не было мягче плаща (как утверждает Гермипп). При этом он усердно
занимался телесными упражнениями, тело его всегда было в хорошем виде, совсем
как у атлета, уши прибиты и кожа намаслена (так пишет Антигон Каристский).
Говорят, у себя на Илионских играх[405] он
выступал и в борьбе, и в игре в мяч. Он был близок и с Евменом и с Атталом,
которые много заботились о нем. Антиох тоже хотел его приблизить, но без
успеха. А с Иеронимом-перипатетиком он настолько враждовал, что один не бывал у
него даже в те ежегодные праздники, о которых упоминалось в жизнеописании
Аркесилая.[406] Школою он руководил сорок
четыре года, приняв ее по завещанию от Стратона в 127-ю олимпиаду. Был он также
слушателем диалектика Панфоида. Скончался он восьмидесяти четырех лет,
измученный подагрической болезнью. Вот наши стихи о нем: Не умолчу я в стихах и
о том, как Ликона сгубила Злая ножная болезнь: право, я диву даюсь — Тот, кто
умел по земле ступать лишь чужими стопами, Длинный в единую ночь вымерил путь
под землей.[407] Были
и другие Ликоны: первый — пифагореец, второй — тот, о ком шла речь, третий —
эпический поэт, четвертый сочинитель эпиграмм. Я читал и завещание философа,
вот какого вида: "Нижеследующее завещание делаю я о своем имуществе на
случай, если не найду сил сопротивляться болезни. Все мое имущество на родине
отказываю моим братьям Астианакту и Ликону; из этих средств пусть оплатят и
все, что на мне остается долгов или обязательств в Афинах, а также расходы на
погребение и все, что при нем полагается. Все мое имущество в городе и на Эгине
отдаю Ликону, ибо он носит мое имя, жил со мною по-хорошему много лет и по
праву считается мне как сын. Прогулочное место[408] оставляю тем из моих ближних, которые его
примут, — Булону, Каллину, Аристону, Амфиону, Ликону, Пифону, Аристомаху,
Гераклию, Ликомеду и Ликону-племяннику, а они по усмотрению пусть назначат над
школою того, кто сможет быть при работе долго и вести ее широко, остальные же
ближние будут ему содействовать из любви ко мне и к нашему общему крову. О
похоронах моих и о погребальном костре позаботиться Булону и Каллину с
товарищами, чтобы не было ни скаредности, ни излишества. От моих оливковых
деревьев на Эгине Ликону после моей кончины уделять юношам масла для умащения,
чтобы умащение это было в подобающую память обо мне и о чтившем меня. Ему же
поставить мою статую, а место, удобное для постановки, приискать с помощью
Диофанта и Гераклида, сына Деметрия. Ликону же возместить из моего имущества в
городе все, что я задолжал в его отсутствие. Булону и Каллину обеспечить все
траты на погребение и что к нему полагается, а покрыть их из домашних средств,
что я оставляю им сообща. Им же вознаградить врачей Пасифемида и Мидия, которые
за их искусство и заботу обо мне достойны и большей награды. Сыну Каллина дарю
пару Ферикловых чаш, а жене его — пару родосских чаш, ковер без ворса, ковер с
двойным ворсом, покрывало и две лучших подушки из своего наследства — не хочу,
вознаграждая их, показаться неблагодарным. О служителях моих распоряжаюсь так. Деметрию,
давно уже вольному, отпускаю его выкупной платеж и дарю пять мин, хитон и плащ,
чтобы за многие свои для меня труды у него была достойная жизнь. Критону
Халкедонскому тоже отпускаю выкуп и дарю четыре мины. Микра отпускаю на волю, а
Ликону его кормить и воспитывать с этой поры шесть лет. Харета тоже отпускаю на
волю, а кормить его Ликону; и дарю ему две мины и мои книги, которые изданы,
неизданные же — Каллину, чтобы издать их тщательным образом. Сиру, уже
отпущенному, дарю четыре мины и рабыню Менодору, а если за ним есть долги мне,
то прощаю их. Гиларе дарю пять мин, ковер с двойным ворсом, две подушки,
покрывало и ложе, какое она пожелает. Отпускаю на волю также Микрову мать,
Ноэмона, Диона, Феона, Евфранора и Гермия; а по миновании двух лет Агафона; а
по миновании четырех — носильщиков Офелиона и Посидония. Деметрию, Критону и
Сиру дарю из наследства каждому по ложу с покрывалами, на усмотрение Ликона.
Все это они заслужили, выполняя честно все, что им было поручено. Погребение
мое совершить здесь или в моем отечестве, как того пожелает Ликон, ибо я
уверен, что о должном благообразии он позаботится не меньше, чем я. А по
выполнении этих распоряжений основное мое гам находящееся имущество да будет за
ним. Свидетели — Каллин, Гермионей, Аристон Кеосский, Евфроний
Пеанийский". Вот каким образом, обнаружив свой ум во всем, что он ни
делал, как в науке, так и в воспитании, Ликон показал не меньшую тщательность и
распорядительность и в том, как он составлял завещание, — стало быть, и
здесь он достоин восхищения. 5. ДЕМЕТРИЙ ФАЛЕРСКИЙ Деметрий Фалерский, сын
Фанострата . Он был слушателем Феофраста; но речами своими перед народом он
достиг власти над Афинским государством на целые десять лет, в честь его были
воздвигнуты 360 медных статуй, по большей части представляющих его верхом или
на колеснице четверкой или парой, а отлиты они были меньше чем в триста дней —
таково было к нему рвение. Начал он заниматься государственными делами тогда,
когда в Афины бежал от Александра Гарпал[409] (так
пишет Деметрий Магнесийский в книге "Соименники"). Стоя у власти, он
сделал для родного города много самого хорошего, обогатив его и доходами и
постройками. И хотя был он не из знати, а из прислуги Конона (как утверждает Фаворин
в I книге "Записок"), но любовницей своей имел знатную гражданку
Ламию (по его же утверждению в той же I книге), и пострадать ему пришлось от
Клеона (о чем рассказывается во II книге). Прозван он был одной гетерою
Милоглазым и Светлячком (как сообщает Дидим в "Застольных
разговорах"). И говорят, будто в Александрии он лишился зрения, но вновь
обрел его милостью Сараписа, за что и сочинил в его честь пеаны, которые поются
по сей день. Но сколь ни блистал он меж афинян, однако и его постигло затмение
от всепожирающей зависти. Обвиненный некими злоумышленниками в смертном
преступлении, он был приговорен заочно;[410] и
так как обвинители не могли овладеть им самим, то изрыгнули яд свой на медные
его изваяния: все те статуи были низвергнуты, иные проданы, иные потоплены, а
иные (рассказывают и так) перекованы в ночные горшки; только одна уцелела на
акрополе. Фаворин в "Разнообразном повествовании" говорит, что
афиняне сделали это по приказанию царя Деметрия; а год, когда он был архонтом,
стали именовать "годом беззакония" (по словам того же Фаворина).
Гермипп сообщает, что после смерти Кассандра он из страха перед Антигоном бежал
к Птолемею Сотеру, прожил там немалое время, был советником при Птолемее, и в
частности побуждал облечь царской властью сыновей Евридики. Но так как царь не
согласился и отдал диадему сыну Береники,[411] то
после царевой кончины Деметрия сочли нужным взять под стражу в Египте впредь до
выяснения и решения; и он доживал жизнь в упадке душевных сил, пока во время
сна его не укусила в руку ядовитая змея и он не испустил дух. Погребли его в
Бусиридском округе близ Диосполя. Вот что мы написали о нем: Змея сгубила
мудрого Деметрия, Горького яда полна; Не белый свет очам открылся спавшего, А
бесконечная ночь.[412] Гераклид
же (в "Обзоре Сотионовых "Преемств"") говорит, что Птолемей
сам хотел уступить царскую власть Филадельфу, но Деметрий отговорил его,
сказав: "Если дашь другому, то потеряешь сам". Когда он был гоним в
Афинах — слышал я и такое, — то даже Менандр, сочинитель комедий, едва не
попал под суд только за то, что был ему другом; но его отстоял родственник
Деметрия Телесфор. Обилием сочинений и количеством строк он превзошел едва ли
не всех перипатетиков своего времени, будучи более всех и образован и
многоопытен. Среди этих сочинений есть исторические, есть политические, есть о
поэтах, есть о риторике, есть речи к народу и речи посольские, есть даже
сборники Эзоповых басен и многое другое. А именно: "Об афинском
законодательстве" 5 книг, "Об афинском государственном
устройстве" 2 книги, "О руководительстве народом" 2 книги,
"О политике" 2 книги, "О законах", "О риторике" 2
книги, "О стратегии" 2 книги, "Об Илиаде" 2 книги, "Об
Одиссее" 4 книги, «Птолемей», "О любви", «Фенонд», «Медон»,
«Клеон», «Сократ», «Артаксеркс», "Знаток Гомера", «Аристид»,
«Аристомах», «Поощрение», "О государственном устройстве", "О
десятилетии", "Об ионя-нах", "К посольству", "О
вере", "О милости", "Об удаче", "О
великодушии", "О браке", "О метеоре", "О
мире", "О законах", "Об обычаях", "Об
уместном", «Дионисий», "О Халкиде", "Обличение
афинян", "Об Антифане", "Историческое введение",
«Письма», "Собрание под присягой", "О старости",
«Справедливое», "Эзоповы басни", «Изречения». Слог у него был
философический, но в соединении с ораторской напряженностью и силой.[413] Услышав, что афиняне
уничтожили его статуи, он сказал: "Но не добродетель, их
заслужившую!" Он говаривал, что брови у человека хоть и невелики, но
мрачности от них хватит на целую жизнь; что не только Богатство слепо, но и
Удача, которая при нем поводырем; что какова в битве сила стали, такова в
государстве сила слова. Увидев однажды распутного юношу, он сказал ему:
"Вот тебе Гермес с перекрестка[414] —
у него и плащ, и брюхо, и борода, и уд". Не в меру важничающим он
советовал убавить спесь, не убавляя разума. Молодые люди, говорил он, дома
должны иметь стыд перед родителями, на улице — перед встречными, а в уединении
— сами перед собой. Друзья, говорил он, в счастье нас покидают лишь по просьбе,
а в несчастье — и без просьбы. Вот какие приписываются ему изречения.
Деметриев, заслуживших известность, было двадцать: первый — халкедонский ритор,
старший современник Фрасимаха; второй — тот, о котором шла речь; третий —
перипатетик из Византия; четвертый — по прозвищу Писец, славный повествователь,
он же и живописец; пятый — из Аспенда, ученик Аполлония из Сол; шестой — из
Каллатиса, написавший двадцать книг об Азии и Европе; седьмой — из Византия,
описавший в тринадцати книгах переселение галлов из Европы в Азию и в восьми
книгах — Птолемея, Антиоха и их предприятия в Ливии; восьмой — софист, живший в
Александрии, сочинитель руководства по риторике; девятый грамматик из
Адрамиттия, прозванный Иксионом, ибо подозревали, что он непочтителен к Гере;
десятый грамматик из Кирены, по прозвищу Бочка, человек весьма примечательный;
одиннадцатый — из Скепсиса, человек богатый и знатный, большой любитель
наук, — это он вывел в люди своего земляка Метродора; двенадцатый —
грамматик из Эрифр, записанный в граждане Лемноса; тринадцатый — вифинец, сын
стоика Дифила, ученик Панэтия Родосского; четырнадцатый ритор из Смирны. Все
они писали прозою. Из поэтов же первый писал комедии в их древнюю пору; второй
сочинял эпос, из которого уцелели только такие стихи на завистников: Им
ненавистен живой, но им же скончавшийся дорог — И о гробнице его, о бездушном
его истукане Город на город пойдет, и распрями встанут народы; третий из Тарса,
сочинял сатировские драмы; четвертый слагатель ямбов, очень едкий; пятый —
ваятель, упоминаемый Полемоном; шестой — из Эрифр, разносторонний писатель,
сочинявши" также книги и по истории и по красноречию. 6. ГЕРАКЛИД Гераклид,
сын Евтифрона из Гераклеи Понтийской . Весьма богатый человек, в Афинах он
вначале предался Спевсиппу, был слушателем пифагорейцев и ревнителем Платона;
но потом перешел слушать Аристотеля (как о том пишет Сотион в
"Преемствах"). Одежды он носил мягкие и телом был так тучен, что в
Афинах его называли не "Гераклид с Понта", а "Гераклид с
пузом".[415] Взглядом
же он был величав и кроток. Ему приписываются отличные и прекрасные
сочинения-диалоги, в том числе этические: "О справедливости" 3 книги,
"Об умеренности", "О благочестии" 5 книг, "О
мужестве", "О добродетели вообще", другое такое же, "О
счастье", "О власти", "Законы и то, что к ним
относится", "О названиях", «Соглашения», «Недобровольное»,
"О любви, или Клиний"; физические: "Об уме", "О
душе", "О душе в частности", "О природе", "Об
образах", "Против Демокрита", "О небесном", "О
подземном", "Об образах жизни" 2 книги, "Причины
болезней", "О благе", "Против учения Зенона",
"Против учения Метрона"; грамматические: "О поколении Гомера и
Гесиода" 2 книги, "Об Архилохе и Гомере" 2 книги; мусические:
"О вопросах по Еврипиду и Софоклу" 3 книги, "О музыке" 2
книги, "Решения гомеровских вопросов" 2 книги, "К
теоремам", "О трех трагиках", «Характеры», "О поэзии и
поэтах", "О догадке", "О предусмотрении",
"Толкования Гераклита" — 4 книги, "Толкования против
Демокрита", "Решения споров" — 2 книги, «Предпосылки»,
"О видах", «Решения», «Назидания», "Против Дионисия";
риторические: "О витийстве, или Протагор"; исторические: "О
пифагорейцах", "Об открытиях". Некоторые из этих сочинений
писаны на комедийный лад, например "О наслаждении" и "Об
уверенности"; некоторые — на трагедийный, например "Об Аиде",
"О благочестии" и "О полномочии". Есть у него и некий
промежуточный слог в разговоре — там, где собеседуют философы, военачальники и
государственные мужи. Писал он и по геометрии, и по диалектике, и речь его
повсюду была разнообразна, возвышенна и способна волновать сердца. Полагают,
что в своем отечестве он убил властителя и освободил граждан от тирании;[416] так пишет Деметрий
Магнесийский в «Соименниках». Там же сообщается о нем вот что: и мальчиком и
взрослым он держал при себе ручную змею, а перед смертью завещал верному
человеку во время похорон спрятать эту змею на погребальных носилках, чтобы
казалось, будто он отошел к богам.[417] Так
и было сделано г но когда граждане, с громкими похвалами сопровождавшие тело
Гераклида, подняли шум, то змея это услышала и высунулась из-под его плаща,
всех обративши в ужас. Однако потом все открылось, и люди увидели Гераклида не
каким он казался, а каким он был. Наши о нем стихи таковы: Ты, Гераклид,
пожелал, чтоб люди поверили славе, Будто по смерти своей стал ты живою змеей.
Ты обманулся, мудрец, — иное у нас в разуменье: Видя животным змею, видим
животным тебя.[418] То
же самое сообщает и Гиппобот. Гермипп рассказывает, что, когда страну посетил
голод, гераклейцы обратились за спасением к пифии; а Гераклид подкупил пифию и
послов, чтобы они объявили: бедствия минут, если Гераклида, сына Евтифрона, при
жизни венчать золотым венком, а по смерти почтить геройскими почестями. Вещание
было оглашено, но не на радость измыслившим его: Гераклид, увенчанный в театре,
тотчас умер от удара, послы погибли, побитые каменьями, а пифия в ту же пору,
входя в святилище, наступила на одну из змей и от укуса сразу испустила дух.
Вот что рассказывается о его кончине.[419] Аристоксен-музыкант
говорит, что он сочинял и трагедии, приписывая их Феспиду; а Хамелеон уверяет,
что Гераклид обокрал его в сочинении "О Гесиоде и Гомере". Бранит его
и эпикуреец Автодор, оспаривая его книги "О справедливости". А
Дионисий-перебежчик (или Искра, по другому прозвищу), сочинив трагедию
«Парфенопей», приписал ее Софоклу; Гераклид же, поверив этому, сослался на нее
в одном из своих сочинений как на Софоклову. Дионисий, узнав об этом, признался
в подделке, но тот не стал его слушать и не поверил; тогда Дионисий указал ему
на акростих, а там было имя Панкала, в которого Дионисий был влюблен. Но и тут
Гераклид не верил и говорил, что это могло получиться случайно. Дионисий сказал
ему в ответ: "Смотри, ты тут найдешь и такие слова: — На старых обезьян
ловушек нет. — Есть и на них: дай срок, и попадутся. И добавил: "И не
стыдно тебе, Гераклид, что ты и буквы складывать разучился?" Всего было
четырнадцать Гераклидов: первый — тот, о котором шла речь; второй — его земляк,
сочинявший воинские пляски и всякую болтовню; третий — из Кимы, написал пять
книг "О Персии"; четвертый — тоже из Кимы, ритор, составитель
учебников; пятый — из Каллатиса или Александрии, написал «Преемства» в шести
книгах и "Речь о челноке", за которую сам был прозван Челнок; шестой
— из Александрии, писал о персидских особенностях; седьмой диалектик из
Баргилии, писал против Эпикура; восьмой — врач Гикесиевой школы; девятый —
тарентинский врач-эмпирик; десятый — поэт, сочинял увещания; одиннадцатый —
ваятель из Фокеи; двенадцатый — звучный поэт, сочинитель эпиграмм; тринадцатый
— из Магнесии, писал о Митридате; четырнадцатый — составитель книг по
астрономии.
|
