 Увеличить |
ПЛАТОН
Читатель, если он привык на основании нашего предыдущего
изложения находить у Диогена Лаэрция по преимуществу только беспорядочный хаос
плохо или совсем никак не связанных между собою сообщений, вероятно, будет
приятным образом удивлен тем, что в отношении Платона Диоген Лаэрций вовсе не
так хаотичен, пытается действительно наметить философскую систему Платона и
даже погружается в очень ценные для нас терминологические различия, обычно
целиком отсутствующие у Диогена в отношении рассмотренных у нас выше философов.
1. Историко-философское место Платона . Правда и в этой, III книге,
посвященной Платону, далеко не все продумано, далеко не все дано в
последовательном логическом порядке и весьма многое остается неясным. Тем не
менее метод систематизации доведен здесь до весьма высокой ступени, так что и
понимать здесь Диогена Лаэрция, и его излагать, его анализировать несомненно
легче. Прежде всего устанавливается историко-философское место Платона, и
устанавливается совершенно правильно. Именно, Диоген утверждает, что в
греческой философии первоначально господствовал метод физический — и это было
до Сократа, — потом этический, во главе с Сократом, и, наконец,
диалектический, во главе с Платоном (III 56), с подчеркиванием приоритета
Платона как вообще в диалектике, так, в частности, и в способе рассуждения при
помощи вопросов и ответов (III 79). Правда, в этом разделении древнейшей
греческой философии на три ступени, как мы думаем теперь, далеко не все так уж
ясно и точно. Гераклит, например, был принципиальным диалектиком, хотя он и
действовал до Сократа. Сократ был отнюдь не только моралистом, но и создателем
теории разыскания и определения общих понятий вместо ограниченности только
единичными наблюдениями. Платон был не только диалектик; а то, что в дальнейшем
Диоген Лаэрций излагает о Платоне, никак не связано с диалектикой Платона, и читателю
Диогена из этих многочисленных и весьма ценных сообщений трактата приходится
уже самому воссоздавать платоновские диалектические построения. Тем не менее
это тройное деление древнейшей греческой философии, вообще говоря, весьма
ценно, хотя и требует уточнений, отсутствующих у Диогена. 2. Диалектический
метод . То, что, по мысли Диогена, диалектический метод действительно был
очень важен для Платона, явствует уже из того, что все изложение платоновской
философии у Диогена начинается именно с диалектики и даже с попыток дать ей
точное определение, а это, как мы видели выше, далеко не в духе Диогена
Лаэрция. Диалектику Платона Диоген определяет как "искусство доводов,
служащее утверждению или опровержению в вопросах и ответах собеседников" (III
48). В связи с этим и диалог Платона определяется как "речь, состоящая из
вопросов и ответов о предмете философском или государственном, соблюдающая
верность выведенных характеров и выбор слов" (там же). О связи диалектики
с речью читаем и ниже (III 87). Всякий изучавший Платона скажет, что такое
определение диалектики для Платона слишком узко. Здесь правильно подчеркивается
речевое построение рассуждений в виде вопросов и ответов, но не выдвигается на
первый план онтологической значимости диалектики для Платона. А ведь в своем
разделении наук Платон ставит диалектику выше всех паук, включая арифметику,
геометрию, астрономию и музыку (напомним, что под музыкой Платон понимает в
данном случае космологическую структуру). Впрочем, даже и за такое узкое
определение платоновской диалектики приходится высоко оценивать суждение
Диогена, поскольку для многих даже и такая узкая диалектика не кажется особенно
существенной. Во всяком случае то или иное определение диалектики играет
большую роль, хотя бы в качестве введения в анализ платоновской философии. 3.
Характеристика диалогов Платона , Другим — и тоже весьма важным с точки
зрения системы платонизма — введением является у Диогена анализ общего
содержания диалогов Платона по типам заключенных в них рассуждений (III 49–50),
а также и соответствующее обозначение всех принадлежащих Платону диалогов,
согласно предложенному общему разделению (III 50–51). Даются сведения о том,
что уже сам Платон издавал свои диалоги по тетралогиям (III 56), на манер
греческих трагедий, которые в ранний период тоже составлялись из трех трагедий,
посвященных одному и тому же сюжету, с присоединением к ним так называемой
сатировской драмы. Тут же мы узнаем, что Фрасил делил диалоги Платона тоже по
тетралогиям, в то время как известный грамматик Аристофан Византийский — по
трилогиям (III 57–62). Диоген Лаэрций проявляет здесь даже совсем не
свойственный ему критицизм, когда дает список неподлинных диалогов Платона (III
62) и когда объявляет законным и нужным различные толкования диалогов (III 65).
По-видимому, Диоген Лаэрций самолично изучал рукописи Платона, потому что
перечисляет разные корректурные знаки, которые остались в этих рукописях после
их многочисленных редакторов и издателей (III 65–66). Конечно, в нашем
небольшом исследовании нет никакой возможности критически отнестись к
толкованию отдельных диалогов Платона у Диогена Лаэрция и поднимать вопрос о
правильности или неправильности поставленных у него проблем о подлинности
диалогов. Скажем только то, что все эти суждения Диогена Лаэрция несомненно
являются ценными в руках достаточно опытного историка античной философии. Но
невозможность принимать все суждения Диогена Лаэрция всерьез следует, например,
уже из одного того, что, по его мнению, «Государство» Платона "почти
целиком содержится в «Противоречиях» Протагора" (III 57). Правда, Диоген
Лаэрций ссылается на Фаворина. Поскольку, однако, сам он здесь нисколько не
возражает Фаворину, необходимо допустить, что такое же мнение было и у него
самого. Но было бы самой настоящей нелепостью сводить объективный идеализм
Платона на субъективно-софистические декламации Протагора. Вероятно, Диоген
Лаэрций (или Фаворин) был смущен тем, что в I книге «Государства» идет речь о
происхождении человеческого общежития и о принципе нужды в эволюции государства
и человеческого быта. Но ведь это же только начало огромного диалога Платона. А
в этом диалоге такое множество антисофистическнх высказываний, II прежде всего
учение об идеях и о первоедином, что ни о каких существенных связях
«Государства» с Протагором не может идти и речи, хотя бы отдельные исторические
факты у Платона и отличались той или иной близостью к Протагору. Что же
касается, наконец, тех диалогов Платона, которые представляются Диогену
безусловно подлинными, то с нашей стороны, конечно, было бы не очень умным
занятием требовать от писателя III в. тех точнейших филологических
исследований, которые мы имеем в науке за последние полтора столетия. Здесь
много спорных вопросов продолжает оставаться еще и до настоящего времени. 4.
Метод "индукции" . Переходя к изложению существа платоновского
учения, Диоген Лаэрций задается прежде всего вопросом о философском методе у
Платона. Этот метод он странным образом именует индукцией. Прежде всего под
индукцией Диоген Лаэрций понимает то, что мы скорее всего назвали бы дедукцией,
поскольку индукция у него — это "рассуждение, выводящее должным образом из
некоторых истин новую подобную истину" (III 53). Этот вопрос запутывается
еще и потому, что Диоген выставляет сначала один тип индукции, а именно по
противоположности, и иллюстрирует этот тип явными софизмами. Вопрос не
разрешается, а становится только еще более темным, когда Диоген приписывает
Платону еще и другой вид индукции, а именно индукцию по «следствию»
(acoloythia) с двумя подвидами: от частного к частному и от общего к частному.
Первый подвид Диоген именует «риторическим», а второй — «диалектическим» (III
53–55). Все это чрезвычайно неясно: диалектика спутана здесь и с индукцией, и с
дедукцией, и даже еще с теорией софистических опровержений. При желании все такого
рода умозаключения, конечно, можно найти и у Платона, и у всех других античных
философов. Но было ли это теорией самого Платона? По крайней мере в том
определении диалектики, которое Диоген дал для Платона в самом начале своего
изложения, нет ни одного слова ни о софистике, ни о переходе от частного к
частному, ни о переходе от общего к частному. В заключение этого раздела о
методе необходимо припомнить то, что в порядке неряшливости изложения Диоген
сказал выше. А именно, он поставил вопрос о том, является ли Платон
«догматиком» или не является таковым. Об этом, по Диогену, существуют разные
мнения. Сам же он. по-видимому, придерживается первого взгляда, то есть что
Платон занимался не только опровержениями, но и положительными утверждениями.
По Диогену, нужно различать предмет мнения и само мнение. Для первого требуется
специальный объективирующий акт (protasis), то есть предположение
объективно-наличного предмета, для второго же требуется собственный концепт
(hypolepsis) утверждаемого предмета (III 51). По-видимому, согласно Диогену
Лаэрцию, Платон и утверждал существование реальных предметов, и высказывал о
них свои концепции. Вероятно, это сказано Диогеном Лаэрцием для того, чтобы
пополнить свое слишком риторическое определение платоновской диалектики и
выдвинуть в ней также и момент онтологический. Если так, то подобное
рассуждение Диогена Лаэрция удобно будет присоединить к его путаному
рассуждению о платоновской «индукции». Таков философский метод Платона в
изложении Диогена. Ясностью он не отличается, и составляющие его фразы надо
было бы писать совершенно в другом порядке, не оставляя этих трудных тезисов
без заключительного резюме. 5. Общекосмологическая система . От метода
Платона перейдем теперь к систематическому содержанию его философии, как оно
подается у Диогена. Платоновская система излагается у Диогена только одним из
возможных способов, но требовать от Диогена всех разнообразных способов было бы
совершенно невозможно. Диоген исходит из одного платоновского понятия, которое
и на самом деле является для Платона центральным и которое Диоген преподносит
нам преимущественно по платоновскому «Тимею». Совершенно правильно (если стоять
на точке зрения диогеновской подачи философии Платона) речь начинается здесь с
учения о бессмертной душе, об ее числовой природе и о геометризме тела (III
67). Правильно говорится о самодвижении души (там же), и правильно Диоген тут
же переходит к учению о космической душе, о кругах тождества и различия (III
68) и связывает с этим платоновское учение о различии между знанием и мнением
(III 69). Довольно отчетливо говорится о соотношении бога и мира по Платону
(III 70–73, 74, 75), а также о двух мирообразующих принципах, идеях-причинах и
бесформенной, безыдейной материи (III 76–77). Тут же читаем о времени и
вечности (III 73–74). Не забывает Диоген упомянуть и о всеобщей одушевленности
по Платону, и о первичном живом существе, по подражанию которому создается и
весь живой мир (III 74, 77). Завершается эта общая система Платона учением об
активной мудрости вплоть до законодательства (III 78) и демонологией (III 79).
Уже из предложенного краткого изложения мыслей Диогена о платоновской системе
видно, что Диоген, избрав один из возможных способов анализа, дал довольно
стройную картину, правда ограничиваясь только «Тимеем» Платона. Но ведь «Тимей»
Платона — это же и на самом деле единственный систематический очерк
мировоззрения Платона в целом. Возражений против отдельных пунктов у нас
имеется достаточно. У Диогена дело не обходится без противоречий и без
повторений (как, например, о трех способностях души в III 67 и III 90). Диоген
Лаэрций доходит даже до осознания мифологической стороны философии Платона. Но,
как всегда, он этого колоссального по своей важности предмета касается чересчур
бегло, не понимая логической стороны вопроса и мотивируя всю платоновскую
философию исключительно только моральными намерениями философа оградить
человека от возможного для него загробного наказания (III 80). 6.
Классификационно-терминологические наблюдения у Диогена над Платоном .
Однако получив известного рода удовлетворительное впечатление о целостном
способе подачи платоновской системы у Диогена, мы уже не станем здесь
придираться к отдельным мелочам. В противоположность этому изложение детальных
моментов платоновской системы опять страдает у Диогена и непоследовательностью,
и повторениями, и частым появлением не очень точно подаваемых терминов. Это
детализированное содержание философии Платона дается, вообще говоря, весьма
оригинально. Такой способ изложения содержания мы бы назвали классификационно-терминологическим
. Здесь берутся разные термины, характерные, по мнению Диогена, для Платона, и
перечисляются разнообразные значения, которые якобы содержатся в разных текстах
Платона. Получается следующее, теперь уже детализированное содержание философии
Платона. Диоген Лаэрций говорит о трех видах блага (III 80–81), о трех видах
людской общности (III 80–81), о пяти видах государственной власти (III 82–83),
о трех видах праведности (III 83 — dicaiosyne), о трех видах науки (III 84), о
пяти видах врачевания (III 85), о двух видах закона (III 86), о пяти видах речи
(III 86–87), о трех видах музыки (III 88), о четырех видах благородства (III
88–89), о трех видах прекрасного (III 89), о трех способностях души (III 90), о
четырех видах совершенной добродетели (III 90–91), о пяти видах власти (III
91–92), о шести видах красноречия (III 93–94), о четырех видах правильности
речи (III 94–95), о четырех видах услуг (III 95–96), о четырех видах конца дела
(III 96–97), о четырех видах возможности (III 97), о трех видах обходительности
(III 98), о пяти видах счастья (III 98–99), о трех видах ремесел (III 100), о
четырех видах блага (III 101), о трех видах существующего (III 102), о трех
причинах порядка в государстве (III 103–104), о трех видах противоположностей
(III 104–105), о трех видах благ (III 105), о трех видах совета (III 106), о
двух видах звуков и о дальнейшем их подразделении (III 107), о разных видах
сущего (III 107–109). Никто не скажет, что применяемый здесь у Диогена Лаэрция
классификационно-терминологический метод не имеет никакого значения или слабо
связан с системой платонизма. Наоборот, наша современная филологическая наука
одной из самых главных своих проблем считает именно терминологию и вообще
историко-семасиологическое исследование. В этом смысле указанный метод Диогена
Лаэрция весьма нам близок, весьма ценен и требует от нас самого внимательного
исследования, а по возможности даже и использования. К сожалению, общая для
всего трактата хаотичность и непоследовательность изложения, а также многозначность
и терминологическая спутанность продолжают и здесь бросаться в глаза и поэтому
требуют от нас самого тщательного анализа. Прежде всего всякий читатель и сам
заметит полную непоследовательность выдвижения разных терминов и полную
сумбурность их расположения. Казалось бы, если Диоген Лаэрций всерьез задумал
изложить платонизм в его системе, то он и должен был бы соблюдать эту систему,
либо начиная с наиболее общих терминов и кончая частичными, либо начиная с этих
частичных и единичных терминов и кончая максимально общими, либо употребляя
какой-нибудь другой принцип деления понятий, но все же последовательный и
логически ясный. Тем не менее у Диогена Лаэрция свалено здесь в одну общую кучу
решительно все, что характерно, а иной раз даже и нехарактерно для Платона. Тут
же семантика действительно таких общих категорий для Платона, как «добро»,
«красота», "государственное устройство", и категорий, характеризующих
субъективно-психологическую область. Но тут же и такие малосущественные для
Платона термины, как «обходительность», вопросы людского общения, какие-то
«советы» и даже человеческая «речь», и не только в общем виде, но и
составляющие ее «звуки». Об этой непоследовательности и логической спутанности
предлагаемой у Диогена Лаэрция платоновской терминологии нечего нам и
распространяться, так как она бросается в глаза всякому читателю, даже мало
подготовленному в области классической филологии и в области истории античной
философии. Далее, в предложенном у Диогена Лаэрция списке платоновских терминов
далеко не все они понятны и ясны, то есть далеко не все они однозначны и
логически выдержаны. Такой термин, как греческое on, дается в разных местах, и
притом по-разному. Там, где говорится о неделимости или делимости, об
однородности или неоднородности делимого, о самостоятельности или
относительности, этот термин имеет общефилософский смысл, и его хорошо
переводить как «сущее» (III 107–109). Однако в другом месте, где говорится о
хорошем, дурном и безразличном и это иллюстрируется на бытовых примерах, общий
термин уже нельзя переводить как «сущее», а скорее «существующее» (III 102).
После этого можно спросить себя: а различает ли вообще Диоген Лаэрций «сущее»,
или «бытие», и «существующее», то есть то, что реально становится и меняется?
Логически неблагополучно обстоит дело и с терминами «прекрасное» и «красота».
Еще раньше этого терминологического списка Диоген Лаэрций ни с того ни с сего
уже заговорил о прекрасном у Платона (III 79). При этом то, что здесь он сказал
о прекрасном, действительно весьма существенно и интересно. То, что прекрасное
у Платона имеет оттенки похвального, разумного, полезного, уместного,
согласного, это сказано не только правильно, но даже и с некоторого рода
филологической проницательностью. Жалко только, что Диоген Лаэрций не продлил
дальше перечисления этих оттенков прекрасного у Платона. А оттенков этих у
философа чрезвычайно много. Но спасибо и за это перечисление. Что же касается
указания Диогена Лаэрция на то, что все эти оттенки прекрасного у Платона
объединяются на основе "согласия с природой" в "следования
природе", то здесь Диоген Лаэрций несомненно уже выходит за пределы
платоновской философии и использует такое понятие «природы», которое весьма
характерно для эллинизма, но для Платона не очень характерно. Так, например,
эта «природа» весьма энергично критикуется у Платона, и под истинной «природой»
понимается вовсе не материальная природа, но душа (Legg. X 891с- 892с). Вместе
с тем, однако, — правда, на этот раз не о «прекрасном», а о
«красоте», — опять повторяются некоторые из указанных оттенков
«прекрасного», но не в столь полном виде (III 89). Термин «благо», иди «добро»
(agathon), у Диогена в одном месте понимается как "душевное, телесное и
стороннее" (III 80–81), а в другом месте перечисляются уже не три вида
«блага», но четыре и по содержанию своему совсем не похожие на «благо» в первом
случае (III 101). Кроме того, в своем терминологическом списке Диоген Лаэрций
употребляет тот же самый термин еще и в третьем смысле, понимая на этот раз под
благом "обладаемое, разделяемое и независимо существующее" (III 105).
Путаница с термином «благо» ясна сама собой и не требует комментария. Заметим
только, что этот термин иллюстрируется у Диогена Лаэрция исключительно бытовыми
и обыденными примерами. Тут нет даже и никакого намека на то Благо, или Единое,
о котором мы читаем у Платона в VI книге «Государства» (504е-511е) и которое
является для системы Платона венчающей вершиной. Что такое phthoggos,
«звук», — термин этот, кстати сказать, совершенно излишен для изложения системы
Платона ввиду своей третьестепенности — тоже остается весьма непонятным и
противоречивым (III 107). В одном случае под этим термином понимаются звуки,
издаваемые неодушевленными предметами, но тут же для иллюстрации понятия
«неделимого» наряду с единицей и точкой опять выступает phthoggos. В последнем
случае можно было бы понять это как "звук вообще", однако для этого
"звука вообще" у Диогена Лаэрция имеется еще другой термин, а именно
phone, с которым мы и встречаемся в указанном параграфе, в самом начале разделения
звуков. Обращает далее на себя внимание и полное отсутствие некоторых весьма
важных для Платона терминов. Мы уже говорили выше, что такие важные для Платона
термины, как «идея» или «эйдос», упоминаются у Диогена Лаэрция только весьма
случайно и небрежно. Но характерно, что в этом терминологическом списке эти два
термина совершенно отсутствуют, как будто бы у Платона совсем не было никакого
учения об идеях. И вообще, насколько можно заметить, все приводимые у Диогена
Лаэрция платоновские термины понимаются Диогеном в очень упрощенном виде, а
большей частью даже в виде житейских, обыденных и довольно банальных
представлений. Весьма заметно почти полное отсутствие всех терминов,
относящихся к логике Платона. Достаточно сказать уже то, что такой первостепенной
важности логический и диалектический термин, как «противоположность»,
представлен у Диогена Лаэрция опять-таки в виде банальных и житейских примеров
(III 104–105). К логике относится, может быть. только термин «сущее» в III
107–109. Здесь, как мы указали выше, говорится о делимости и неделимости. Для
идеализма Платона это действительно весьма характерное противоположение в
области сущего. «Однородное» и «неоднородное», о котором Диоген Лаэрций говорит
тут же, тоже характерно для Платона и тоже относится скорее к логике Платона.
Но проводимое здесь деление сущего на самостоятельное и относительное было бы
важно для Платона только в том случае, если под первым понимать его вечные
идеи, а под вторым определяемые этими вечными идеями становящиеся и постепенно
текущие вещи. Об этом, однако, в терминологическом списке Диогена Лаэрция нет и
помину. А приводимые здесь примеры на самостоятельность ("человек",
«лошадь» и прочее) н на несамостоятельность (когда одно, например, больше или
меньше другого), во-первых, сомнительны по самому своему существу, а во-вторых,
не имеют никакого специфического отношения к Платону. Напротив того,
платоновское деление наук (III 87), кажется, имеет под собой довольно прочную
логическую основу, равно как и разделение видов государственного устройства
(III 82–83). И вообще термины, относящиеся к общественно-политической жизни
("закон" III 86, причины «порядка» и «непорядка» в государстве III
103–104, «власть» III 82–83), представлены для Платона достаточно существенно и
подробно. Деление души на три способности, хотя оно и повторяется дважды (III
67, 90), тоже соответствует платоновской схеме. Прибавим к этому, что такова же
и семантика термина "совершенная добродетель" (III 90–91). В
последнем случае нужно добавить только то, что справедливость в «Государстве»
не стоит на одной плоскости с прочими добродетелями, а является их общей
гармонией. Эстетика Платона тоже не осталась без внимания у Диогена в его
терминологическом списке. Но, как и выше мы видели при толковании терминов «прекрасное»
и «красота», все эстетические категории здесь характеризуются весьма внешне и
поверхностно. Музыка, например, бывает трех родов (III 88): порожденная устами
(пение), порожденная устами и руками (пение с аккомпанементом) и создаваемая
только руками (кифаристская). Более формалистическое и более поверхностное
разделение видов музыки трудно себе и представить. Что касается речи и
красноречия, то термин «речь» дается хотя и без соблюдения единства принципа
деления, но все же для Платона до некоторой степени предметно, поскольку здесь
говорится о пяти вилах речи: политической, риторической, просторечной,
диалектической и технической (III 86–87). Так же логически невыдержанно
перечисляются и разновидности правильной речи (III 94–95), и даже самого красноречия
(III 93–94). Подобным же характером отличается и разделение трех родов ремесел
(III 100). Но в этом списке, который мы сейчас анализируем, попадаются и такие
термины, которые уже и совсем не имеют никакого специфического отношения к
Платону, а применимы вообще ко всякому греческому писателю. Таковы термины:
«услуги» (III 95–96), "конец дела" (III 96–97), «возможности» (III
97), «обходительность» (III 98), «счастье» (III 98–99), «совет» (III 106),
"людское общение" (III 80–81), «праведность» (III 84), «врачевание»
(III 85), «благородство» (III 88–89). Критическое изучение всей этой
платоновской терминологии у Диогена с полной ясностью обнаруживает как
положительную сторону этого списка, так и отрицательную. Положительным
является, как это мы уже сказали выше, самая попытка изучать отдельные термины
и вскрывать семантику каждого из них. Несомненно также, что Диогеном Лаэрцием
руководило здесь желание не только дать терминологию Платона, но и представить
ее в виде некой логической классификации. Однако и отрицательных сторон этой
попытки Диогена тоже весьма много, и они на каждом шагу прямо бросаются в
глаза. Вся логическая сторона идеализма Платона остается почти незатронутой.
Общественно-политическая терминология Платона представлена более или менее предметно.
Но все прочие термины даны в виде спутанного и непоследовательного
конгломерата: а много и таких терминов, которые специфически никак не связаны с
философией Платона. Даже такой термин, как «счастье» (III 98–99). представлен
отнюдь не в платоновском, но скорее в каком-то наивно-обыденном смысле.
Особенно заметно то, что Диоген Лаэрций совершенно прошел мимо всей логической,
диалектической и собственно-онтологической сторон платонизма. Нечего и говорить
о том, что ни один из приводимых здесь терминов не подтвержден никакой ссылкой
на текст Платона. При всем том необходимо заметить, что Диогену Лаэрцию
несомненно свойственна критическая тенденция разбираться в платоновских
терминах. Он прямо говорит, что Платон "пользуется одними и теми же словами
в разных значениях". Так, например, «мудрость» Платон понимал как
умопостигаемое знание, свойственное только "богу и душе, отделенной от
тела". Но под «мудростью», говорит Диоген, Платон понимал также и
философию, поскольку "она вселяет стремление к божественной
мудрости". Но «мудрость» у Платона — и вообще всякое эмпирическое знание
или умение, как, например, у ремесленника. «Простой» у Платона, по сообщению
Диогена, — это чаще «бесхитростный», но иногда «дурной» или «мелкий».
Платону, согласно Диогену Лаэрцию, свойствен также и другой способ употребления
терминов, то есть "он пользуется разными словами для обозначения одного и
того же". Но здесь удивительнее всего, что Диоген в качестве беглого
примера приводит то, что как раз для Платона имеет вовсе не беглое, а
максимально существенное и принципиальное значение. «Идею» он называет и
«образом», и «родом», и «образцом», и «началом», и «причиной». То, что термин
«идея» и его синонимы приводятся у Диогена только лишь в качестве беглого
примера, вместо которого можно было бы указать десятки других примеров,
совершенно несущественных для Платона, свидетельствует о том, что платоновскому
учению об идеях Диоген все же не придавал никакого существенного значения.
Платон, по Диогену, также пользуется противоположными выражениями для
определения "чувственно воспринимаемого", которое он называет «сущим»
и «не-сущим» (III 63–64). Таким образом, те суждения и классификации, которые
мы находим в списке платоновских терминов у Диогена, вовсе не всегда есть
результат только его небрежного и непоследовательного отношения к логике.
Видно, что уже и сам Диоген наталкивался на терминологические противоречия у
Платона и кое-где даже умел их достаточно ясно осознавать. 7. Четыре
положительных результата анализа философии Платона . В общем же, однако,
изложение философии Платона у Диогена Лаэрция, несомненно, представляет собой
попытку дать ее систематический очерк. Пусть это изложение наивное и спутанное,
но следующие четыре момента в нем справедливость заставляет отметить как существенные
и необходимые. Введение в философию Платона: определение диалектики по ее форме
и содержанию (III 48), рассмотрение диалогов Платона с попыткой определить
основную тенденцию каждого из них и их классифицировать (III 48–51, 56–62,
65–66). Формальная структура философии Платона — «индукция» с ее
многочисленными подразделениями (III 51–55). Основное содержание философии
Платона — учение о космической душе, о возникновении из нее космоса, о боге и
материи (III 67–80) преимущественно по «Тимею» Платона. Обзор терминологии
Платона с подробным указанием семантики каждого термина (III 80-109). В таком
виде можно было бы представить методы Диогена Лаэрция, примененные им к
философской системе Платона. Кроме Платона попытки дать систематический анализ
Диоген Лаэрций осуществляет еще и в отношении к Аристотелю, стоикам,
эпикурейцам и скептикам. Остановимся на анализе изложения у Диогена Лаэрция
системы Аристотеля.
|
