 Увеличить |
2. ЭМПЕДОКЛ
Эмпедокл (по словам Гиппобота) был сын Метона и
внук Эмпедокла из Акраганта . Это подтверждает и Тимей (в XV книге
"Истории"), добавляя, что Эмпедокл, дед поэта, был человеком
знаменитым; с ним согласен в этом и Гермипп. Гераклид (в книге "О
болезнях") сходным образом сообщает, что поэт был из блестящего рода, ибо
дед его разводил скаковых коней; и Эратосфен в "Олимпийских
победителях", ссылаясь на Аристотеля, подтверждает, что Метонов отец
одержал победу в 71-ю олимпиаду.[671] Грамматик
Аполлодор в «Хронологии» пишет, будто
Метонов сын, по Главкову свидетельству, В недавно лишь
основанные Фурии Переселился…
И далее:
Кто утверждает, будто он в изгнании Явился к сиракузянам, с
которыми Шел на афинян,[672] —
тот ведь ошибается: Его тогда или в живых уж не было, Иль был он дряхлым
старцем, что сомнительно, -
сомнительно, ибо Аристотель и Гераклид утверждают, что он
умер в шестьдесят лет. Стало быть, победивший на 71-й олимпиаде был
Ему ристатель дедом-соименником.
Так что заодно Аполлодор указывает и время этого случая.
Впрочем, Сатир в «Жизнеописаниях» утверждает, что Эмпедокл
был сын Эксенета, сам родил сына Эксенета и в одну и ту же олимпиаду сам
одержал победу в скачках, а сын его в борьбе (или в беге, как пишет Гераклид в
"Обзоре"); а в «Записках» Фаворина я прочел, будто для священных
послов Эмпедокл принес в жертву быка из меда и ячменной муки[673] и будто у него был брат Калликратид.
Наконец, Телавг, сын Пифагора, в письме к Филолаю говорит, что Эмпедокл был сын
Архинома.
Что был он из Акраганта в Сицилии, о том он сам говорит в
зачине «Очищений»:
Други! О вы. что на склонах златого холма Акраганта Град
обитаете верхний…[674]
О его происхождении сказанного достаточно.
О том, что он был слушателем Пифагора, говорит Тимей в IX
книге, добавляя, что при этом он был, подобно Платону, уличен в присвоении
учения и отстранен от занятий. Он и сам упоминает Пифагора в таких словах:
Жил среди них некий муж, умудренный безмерным познаньем,
Подлинно мыслей высоких владевший сокровищем ценным…
(Впрочем, некоторые относят эти слова к Пармениду.) А Неанф
говорит, что до Филолая и Эмпедокла в учениях принимали участие все
пифагорейцы; когда же Эмпедокл обнародовал их в своей поэме, было положено
никакого стихотворца к ним не допускать. (То же самое, говорят, случилось и с
Платоном, который тоже был отлучен.) Но кого именно из пифагорейцев слушал
Эмпедокл, о том Неанф не говорит, а так называемое послание Телавга о том,
будто он учился у Гиппаса и Бронтина, недостоверно.
Феофраст утверждает, что он был приверженцем Парменида и
подражал ему в стихах — ибо Парменид тоже издал в стихах книгу "О
природе". А Гермипп утверждает, что он был приверженцем не Парменида, а
Ксенофана, и жил при нем, и подражал ему в стихах, а с пифагорейцами встретился
лишь позднее. Алкидамант говорит (в речи "О природе"), что Зенон и
Эмпедокл были одновременно слушателями Парменида, а потом покинули его, и Зенон
стал философствовать по-своему, а Эмпедокд пошел слушать Анаксагора и Пифагора,
одному из них подражая в достоинстве жизни и облика, а другому — в изучении
природы. Аристотель говорит (в "Софисте"[675]), что Эмпедокл был изобретателем риторики,
а Зенон — диалектики, и еще (в книге "О поэтах") — что Эмпедокл
вдохновлялся Гомером и достиг великой силы слога, пользуясь и метафорами, и
прочими поэтическими приемами, а написал он кроме других стихов "Переправу
Ксеркса" и "Воззвание к Аполлону", которые впоследствии сожгла
его сестра (или дочь, по словам Иеронима): «Воззвание» — нечаянно, а
"Персидские войны" — намеренно, из-за незавершенности этих
стихов. Вообще же, говорит он, Эмпедокл писал и трагедии, и политические
сочинения (правда, Гераклид, сын Сарапиона, утверждает, что трагедии писаны не
им[676]); Иероним сообщает, что
нашел таких трагедий сорок три, а Неанф — что Эмпедокл писал их в юности и что
ему встречались из них только семь. А Сатир в «Жизнеописаниях» утверждает, что
был он и врач, и отменный оратор, учеником его был сам Горгий Леонтинский,
искуснейший в науке красноречия и составивший ее учебник, а проживший (по
словам Аполлодора в "Хронологии") целых сто девять лет.
И еще пишет Сатир, будто Горгий сам говорил, что
присутствовал при чародействе Эмпедокла, и будто Эмпедокл сам заявляет об этом
и о многом другом в таких своих стихах:
Зелья узнаешь, какими недуги и дряхлость врачуют: Только
тебе одному я открыть это все собираюсь. Ветров, не знающих отдыха, ярость
удерживать будешь, Что, устремляясь на землю, порывами пажити губят; Если ж
захочешь — обратное вновь их воздвигнешь дыханье. Мрачного после ненастья
доставишь желанное вёдро, В летнюю засуху зелень питающий вызовешь ливень:
Хлынет потоками влага с эфирного неба на землю. Даже усопшего мужа вернешь из
чертогов аида!
Тимей в XVIII книге говорит, что многое в нем вызывало
удивление. Так, когда пассатные ветры дули так сильно, что портились плоды, он
приказал содрать кожу с ослов и сделать меха, которые он расставил вокруг
холмов и горных вершин, чтобы уловить ветер; и ветер унялся, а Эмпедокл получил
прозвание «ветролова».
А Гераклид в книге "О болезнях" говорит, что он
рассказал Павсанию о бездыханной женщине, — Павса-ний этот, по словам
Аристиппа и Сатира, был его любовником, и это ему посвятил Эмпедокл поэму
"О природе" следующими словами:
Слушай меня, о Павсаний, премудрого отпрыск Анхита!
и сочинил такую надпись:
Врач знаменитый Павсаний из племени Асклепиадов Был от Анхита
отца в Геле родимой рожден, Чтобы премногих мужей, изнуряемых тяжким недугом,
Вспять отвратить от дворца, где Персефона царит.[677]
А тело той бездыханной женщины, говорит Гераклид, сохранял
он целых тридцать дней без дыхания и без биения крови; и за это Гераклид
называет его не только врачом, но и волхвом, заключая это из следующих стихов:
Други! о вы, что на склонах златого холма Акраганта Град
обитаете верхний, ревнители добрых деяний, Ныне привет вам! Великому богу
подобясь средь смертных, Шествую к вам, окруженный почетом, как то подобает, В
зелени свежих венков и в повязках златых утопая, Сонмами жен и мужей величаемый
окрест грядущих, В грады цветущие путь направляю; они же за мною Следуют все,
вопрошая, где к пользе стезя пролегает; Те прорицаний желают, другие от разных
недугов Слово целебное слышать стремятся, ко мне обращаясь.
Акрагант он здесь называет великим, говорят, потому, что
жителей в нем до восьмисот тысяч, а живут они в такой роскоши, что Эмпедокл
сказал: "Акрагантяне едят так, словно завтра умрут, а дома строят так,
словно будут жить вечно!" Сами же эти стихи, «Очищения», были оглашены на
Олимпийских играх рапсодом Клеоменом (как о том пишет Фаворин в
"Записках").
Был он, по словам Аристотеля, свободолюбив и чуждался всякой
власти: так, он отверг предложенную ему царскую власть, откровенно предпочитая
простую жизнь. Это подтверждает Тимей, сообщая и причину его народолюбия.
Однажды его пригласил один из архонтов; ужин длился и длился, а вина не несли;
все терпеливо ждали, но Эмпедокл рассердился и потребовал вина, а хозяин ему
ответил, что ожидается чиновник из совета. Тот явился и тотчас стал главою пира
— явным старанием хозяина, который тайно добивался тиранической власти; и гость
всем повелел или пить вино, или выливать себе на головы. Эмпедокл смолчал, но
на следующий день призвал обоих к суду, и хозяина и распорядителя, и добился их
осуждения и казни. Таково было начало его государственных дел.
В другой раз лекарь Акрон [Высокий] попросил у совета
уделить место для памятника его отцу, высочайшему среди врачей в своем
искусстве; но Эмпедокл воспрепятствовал ему, выступив с рассуждением о
равенстве и задав, между прочим, такой вопрос: "Какие же стихи мы напишем
на том памятнике? Не такие ли:
Врач Высокий, Высокого сын, высокий в искусстве, Лег на
высоком холме в граде высоком своем".[678]
(Вторую строку некоторые приводят иначе:
В высшей отчизне рожден, в высшей гробнице почил.)
Впрочем, иные говорят, что это стихи Симонида.
Позднее он даже распустил Тысячное собрание,[679] учрежденное за три года
перед тем, из чего явствует не только его богатство, но и его народолюбие.
Тимей (который не раз упоминает о нем в XI и XII книгах) недаром говорит, что в
государственных делах образ мыслей у него кажется противоположным тому, который
в стихах, — ибо в стихах он говорит о себе:
Ныне привет вам! Бессмертному богу подобясь средь смертных,
Шествую к вам…
И, посещая олимпийские игры, он требовал такого внимания,
что ни о ком другом столько не говорили, сколько об Эмпедокле.
Еще позднее и в Акраганте стали о нем горевать, однако
потомки его врагов воспротивились его возвращению. Он удалился в Пелопоннес и
там умер. Не обошел его и Тимон, напавши на него так:
…Лаясь бесстыдно, Все, что сумел, суеслов Эмпедокл обернул
наизнанку, Ставя основы, которым самим потребны основы.
О кончине его есть различные рассказы.[680] Так, Гераклид, сообщив о бездыханной
женщине и о той славе, которую стяжал Эмпедокл возвращением покойницы к жизни,
говорит, что он совершал жертвоприношение близ Писианактова поля, созвав к нему
некоторых друзей, среди которых был и Павсаний. После пира гости отошли
отдохнуть в стороне, под деревьями ближнего поля или где кому хотелось, а
Эмпедокл остался лежать, где лежал; когда же наступило утро и все встали, его
уже не было. Стали искать, допрашивать слуг, те твердили, что ничего не знают,
как вдруг кто-то сказал, что в полночь он услышал сверхчеловечески громкий
голос, призывавший Эмпедокла, вскочил, увидел небесный свет и блеск огней, и
больше ничего. Все были поражены; Павсаний вышел и послал лошадей на розыски,
но потом велел всем отложить тревогу, ибо, сказал он, случилось такое, что
впору лишь молиться: Эмпедоклу теперь надо приносить жертвы как ставшему богом.
Гермипп говорит, что акрагантянку, которую врачи почли безнадежной, а Эмпедокл
исцелил, звали Панфея; по этому поводу он и совершал жертвоприношение, а
приглашенных было до восьмидесяти человек. Гиппобот уверяет, что, встав от
застолья, Эмпедокл отправился на Этну, а там бросился в огнедышащее жерло и
исчез — этим он хотел укрепить молву, будто он сделался богом; а узнали про
это, когда жерло выбросило одну из его сандалий, ибо сандалии у него были
медные. Но Павсаний с таким рассказом не согласился.
Диодор Эфесский, писавший об Анаксимандре, говорит, что
именно у него перенял Эмпедокл и театральную напыщенность, и величественное
одеяние. Когда в Селинунте от зловоний ближней реки начался мор и люди умирали,
а женщины выкидывали, то Эмпедокл придумал на собственный счет подвести туда
две соседние речки, и вода, смешавшись, стала здоровой. Так прекратилась
зараза; и когда селинунтяне пировали на берегу реки, перед ними явился
Эмпедокл, а они, вскочив, простерлись перед ним и стали молиться, как перед
богом. Чтобы это впечатление их осталось навсегда, Эмпедокл и бросился в огонь.
Всему этому решительно противоречит Тимей, заявляя, что
Эмпедокл уехал в Пелопоннес и более не возвращался, оттого и неизвестно, как он
умер. Гераклиду он возражает в своей XIV книге, называя его по имени;
Писианакт, говорит он, был сиракузянин и в Акраганте земли не имел; Павсаний,
будь такая молва, должен был бы соорудить другу памятник или статую, или
святилище, как богу, — потому что он был человек богатый; да и мог ли
Эмпедокл броситься в это жерло, если он о нем ни разу не упоминает, хотя и жил
неподалеку? Стало быть, он умер в Пелопоннесе, и не диво, что могила его
неизвестна — неизвестны ведь и могилы многих других мужей. И после таких и
подобных слов Тимей прибавляет: "Впрочем, Гераклид всюду такой любитель
диковинок — он ведь писал даже о человеке, упавшем с луны".
Статуя Эмпедокла с покрытой головой стояла сперва в
Акраганте, а потом, с непокрытой головой, — перед римским сенатом (так
говорит Гиппобот), — очевидно, ее перенесли туда римляне; а писаные его
изображения известны и посейчас.
Неанф Кизикский, писавший о пифагорейцах, сообщает, как
после смерти Метона в Акраганте стали замечаться зародыши тирании, и тогда-то
Эмпедокл убедил сограждан покончить с распрями и блюсти между собою равенство.
Мало того, из своих богатств он дал приданое за многими бесприданницами своего
города. Из тех же средств он облачился в багряницу, подпоясывался золотым
поясом (как пишет Фаворин в "Записках"), носил медные сандалии и
дельфийский венок; длинноволосый, всюду сопутствуемый служителями, с виду он
был всегда сумрачен и всегда одинаков. Таким являлся он к гражданам, и, кто
встречал его, тот усматривал в этом знак царственного величия.
Однако впоследствии, отправляясь в своей колеснице на
какое-то празднество в Мессену, он упал, сломал себе бедро, от этого захворал и
скончался, прожив семьдесят семь лет; гробница его находится в Мегарах.[681] О возрасте его, однако,
Аристотель пишет иначе, утверждая, что умер он в шестьдесят лет; а некоторые
называют даже сто девять лет. Расцвет его приходится на 84-ю олимпиаду.[682] Деметрий Трезенский в книге
"Против софистов" пишет, будто он, по Гомерову слову,
…к бревну потолка прикрепивши отвесную петлю, Горло стянул,
а душа изошла в чертоги Аида.[683]
А в вышеупомянутом письмеце Телавга говорится, будто он по
старости своей поскользнулся, упал в море и там погиб. Вот сколько и вот какие
есть рассказы о его кончине.
Есть и у нас о нем насмешливые стихи в книге "Все
размеры", вот какого вида:
Некогда ты, Эмпедокл, чтоб очиститься пламенем быстрым, Огнь
бессмертный вдохнул из огнедышащих жерл. Но не хочу я сказать, что сам ты
низвергнулся в Этну, Вольным был твой уход, но ненамеренной смерть.
И еще:
Истинно так говорят: упав Эмпедокл с колесницы, Правую ногу
сломал, в том и была его смерть. Если бы в горный огонь он бросился, жизни
взыскуя, Как же гробница его встала в мегарской земле?[684]
Мнения его были таковы. Основ существует четыре — огонь,
вода, земля, воздух; а также Дружба, которою они соединяются, и Вражда, которою
они разъединяются. Вот его слова:
Зевс лучезарный, и Аидоней, и живящая Гера, Также слезами
текущая в смертных потоках Нестида,
где Зевсом он называет огонь, Герой — землю, Аидонеем воздух
и Нестидою — воду. И он говорит:
Сей беспрерывный обмен никак прекратиться не в силах,
то есть такой распорядок вечен. И добавляет:
То, влекомое Дружеством, сходится все воедино, То
ненавистной Враждой вновь гонится врозь друг от друга.
Солнце он почитает обширным скопищем огня, величиною более
луны; луну — кругловидной; небо же кристаллообразным; а душа, говорит он,
облекается в различные виды животных и растений, — вот его слова:
Был уже некогда отроком я, был и девой когда-то, Был и
кустом, был и птицей и рыбой морской бессловесной…
Сочинения его "О природе" и «Очищения» достигают
5000 стихов, а "Врачебное слово" — 600. О трагедиях его сказано
выше.
|
