 Увеличить |
VIII
Естественно,
мы с особым интересом и не без душевного трепета рассматривали все, что
относилось непосредственно к тому месту, где мы находились. Соответствующие
материалы, само собой, имелись в изобилии; кроме того, нам посчастливилось в
запутанных лабиринтах нижних этажей набрести на здание очень поздней постройки.
Вблизи проходил разлом, и стены кое-где пострадали, но сохранившееся
скульптурное убранство (исполненное в декадентском стиле поздних мастеров)
рассказало нам о длительном этапе истории, не отраженном на карте эпохи
плиоцена – самой свежей из тех, с которыми нам довелось ознакомиться. Это был
последний дом, осмотренный нами досконально, потому что мы сделали там находку,
после которой у нас появились другие задачи.
Безусловно,
мы очутились в одном из самых необычных, мрачных и пугающих уголков Земли. Эта
страна была много древнее всех прочих, и мы все больше убеждались, что
находимся на том самом кошмарном плато Ленг, которое старался лишний раз не
упоминать даже безумный автор «Некрономикона». Мощная горная цепь тянулась на
необозримое расстояние, начинаясь невысоким хребтом на Земле Луитпольда у моря
Уэдделла и пересекая затем практически весь континент. Последующая, высотная
часть изгибалась могучей дугой с начальными координатами 82° широты и 60°
восточной долготы и конечными – 70° широты и 115° восточной долготы; ее
вогнутая сторона была обращена к нашему лагерю, а один из концов достигал
длинного, закованного во льды холмистого побережья, которое видели у полярного
круга Уилкс[151]
и Моусон.[152]
Однако
нас ждало еще одно чудовищное открытие, бросающее вызов самой природе. Я говорил
уже, что эти пики превосходят высотой Гималаи, но не назову их величайшими на
Земле, потому что настенная скульптура свидетельствует об ином. Несомненно, эта
зловещая честь сохранялась за иными горами – многие скульпторы предпочитали
умолчать о них в своих каменных повествованиях, другие же упоминали с явным
нежеланием и страхом. По-видимому, некую часть этих древних земель (она первой
восстала из моря после того, как от Земли отделилась Луна и прибыли со звезд
Старцы) обитатели города начали избегать, видя в ней источник смутного и
непонятного зла. Построенные там города раньше времени разрушились, их по
непонятной причине внезапно покинули жители. В команчский период, когда
происходили мощные тектонические сдвиги, среди кошмарного хаоса и грома там
внезапно поднялась к небесам горная цепь, превосходившая в своем жутком величии
все существующее на Земле.
Если
верить масштабу рельефов, высота этих внушающих ужас исполинов намного превышала
40 тысяч футов – в сравнении с ними Хребты Безумия, которые мы пересекли,
выглядели карликами. Цепь тянулась, по-видимому, от 77° широты и 70° восточной
долготы до 70° широты и 100° восточной долготы, то есть на расстоянии менее
трехсот миль от мертвого города, так что, если бы не мерцающая дымка, мы
разглядели бы ее грозные вершины. А северная оконечность этих гор точно так же
должна была виднеться с побережья Земли Королевы Мэри, что вблизи полярного круга.
В
дни упадка, о которых идет речь, кое-кто из Старцев возносил этим горам
странные молитвы, но никто не смел к ним приближаться или гадать, что
скрывается по ту сторону. Ни разу их не коснулся человеческий взгляд, и,
догадываясь о чувствах, выраженных в каменной резьбе, могу только надеяться,
что этого не случится никогда. За теми горами, вдоль побережья Земли Королевы
Мэри и Земли Вильгельма II, тянется цепь холмов, и я благодарю небеса, что
никому до сих пор не удалось там высадиться и взобраться на эти холмы. Я уже не
так скептически, как прежде, отношусь к старым поверьям и страхам и не стану
посмеиваться над верой древнего скульптора в то, что над этими заступающими
небосклон вершинами будто бы застывают иной раз молнии, а один из грозных пиков
всю долгую полярную ночь светится непостижимым светом. Кто знает, не скрывается
ли чудовищная правда за туманными рассказами Пнакотикских манускриптов о Кадате
в холодной пустыне?
Однако
близлежащая местность, хоть и не несла на себе этого неведомого проклятия, заслуживала
не меньшего удивления. Вскоре после основания города на склонах хребтов были
возведены главные храмы; судя по рельефам, нынешние странные кубы и выступы
завершались тогда фантастическими башнями, вонзавшимися в небеса. Со временем
возникли пещеры, и из них сделали продолжения храмов. В позднейшие тысячелетия
грунтовые воды размыли все известняковые жилы, так что горы, предгорья, а также
равнины у их подножия оказались пронизаны сетью связанных ходами пещер.
Скульптурные рисунки рассказывали о подземных исследованиях, о том, как было
обнаружено дремлющее в недрах земли стигийское озеро,[153] которого никогда не
касались лучи солнца.
Этот
обширный темный водоем был, несомненно, прорыт большой рекой, которая текла с
запада, с безымянных гор ужаса; в свое время она поворачивала у хребта Старцев
к Индийскому океану и после долгого пути впадала туда через Землю Уилкса, между
Берегом Бадда и Землей Тоттена.[154]
Мало-помалу она подрывала основание известнякового холма на излучине, ответвления
ее слились с грунтовыми водами, и подземные пещеры под удвоенным напором
превратились в бездонную пропасть. Наконец вся речная вода повернула в недра
холмов, а прежнее русло, уходившее к океану, высохло и затем было по большей
части застроено. Старцы понимали суть происшедшего, и их неизменно острое
художественное чутье подсказало идею: на каменистых склонах по обе стороны
нырявшего в вечную тьму потока высечь резные пилоны.
В
этой реке, пересеченной некогда красивыми мостами, мы узнали то самое сухое
русло, которое проследили с самолета. Река помогала нам ориентироваться, когда
мы рассматривали резные изображения, относившиеся к различным периодам долгой и
давней истории города; мы даже поспешно, однако довольно старательно, набросали
обобщенный план города с основными площадями, зданиями и прочим, чтобы
руководствоваться им в дальнейших исследованиях. Вскоре мы уже воссоздавали в
воображении ошеломляющую картину, которую можно было застать здесь миллион,
десять миллионов, пятьдесят миллионов лет назад, – рельефы поведали нам в
точности, как выглядели дома, горы, площади, предместья, какой ландшафт их
окружал и какая растительность буйно процветала здесь в третичный период.
Наверное, наяву это зрелище было исполнено величия и мистической красоты, и,
думая о нем, я даже забывал о страхе и унынии, угнетавших мой дух среди этих
нечеловечески древних стен – тяжеловесных, мертвых, чуждых, погруженных в
ледяной сумрак. Впрочем, согласно иным рельефам, здешним обитателям тоже был
известен этот гнетущий страх: нам часто попадались на глаза мрачные сцены, когда
Старцы испуганно отшатывались от какого-то непонятного предмета (скульпторы ни
разу его не изобразили), найденного в большой реке. Все указывало на то, что
поток, укрытый подвижной сенью саговников и вьющихся растений, принес его с тех
самых, страшных западных гор.
Лишь
в одном доме относительно поздней, периода художественного упадка постройки мы
получили некоторые сведения о надвигавшейся катастрофе, в результате которой
город опустел. Скульптурные изображения той же давности наверняка отыскались бы
и в других местах, хотя то смутное время отнюдь не располагало к вдохновенному
творчеству; да, собственно, вскоре мы и убедились, что таковые существуют.
Однако это был первый и единственный рельеф подобного рода, с которым нам удалось
ознакомиться воочию. Мы думали продолжить исследования, но, как уже было
сказано, обстоятельства вынудили нас поменять планы. Впрочем, эти рельефы были,
наверное, одними из последних: предвидя, что город придется оставить, Старцы
едва ли продолжали украшать его настенной скульптурой. Последним ударом,
разумеется, стало наступление ледникового периода, сковавшего холодом почти всю
планету, злосчастные полюса которой и теперь остаются подо льдом. Это же
оледенение на другом конце Земли погубило легендарные страны Ломар и
Гиперборею.
Трудно
указать точные годы, когда похолодание охватило Антарктику. Сегодня мы считаем,
что ледниковые периоды начались 500 тысяч лет назад, но, возможно, полюса это
бедствие посетило еще раньше. Все численные оценки отчасти гадательны, однако
похоже, что позднейшим упадочническим рельефам менее миллиона лет и что город
опустел намного ранее, чем 500 тысяч лет назад, то есть еще до начала
плейстоцена.
В
поздних рельефах заметно, как поредела повсюду растительность, как жизнь все больше
сосредоточивается в городской черте. В домах появляются отопительные приборы,
путники зимой кутаются в ткани. Затем мы заметили серию картушей (ими часто
прерывался ленточный рисунок поздних рельефов), изображавших, как ширилась
миграция Старцев в ближайшие более теплые убежища: в подводные города за
дальним берегом, в полые холмы, откуда сеть известняковых пещер вела к соседней
черной пучине подземных вод.
Под
конец, видимо, основная масса колонистов устремилась в подземную пучину. Несомненно,
отчасти это объяснялось тем, что данная область по традиции считалась
священной, однако решающую роль, по-видимому, сыграли другие причины: здесь
Старцы могли посещать храмы, которыми были усеяны горы, и пользоваться
городскими постройками как летним жильем, а также как базой для тех, кто
работал в копях. Чтобы наладить связь между новыми и старыми жилищами, были
усовершенствованы дороги, в том числе пробито в горах множество туннелей,
спрямивших путь от древней метрополии к черной пучине; их входы, за которыми всегда
следовал крутой спуск, мы со всем тщанием нанесли на составленный нами
схематический план города. Обнаружилось, что по крайней мере два из этих
туннелей были расположены не столь далеко от нас, на границе города и гор: один
– в четверти мили по направлению к высохшему речному руслу, другой – в полумиле
в противоположной стороне.
Пучину,
похоже, кое-где обрамляли берега, но Старцы построили свой новый город под
водой – явно из расчета, что там температура стабильней и выше. Дно подземного
моря находилось на очень большой глубине и обогревалось за счет тепла земных
недр, и жить там можно было бесконечно долго. Опять же согласно нашим
предположениям, звездоголовые легко приспособились к эпизодической или даже
постоянной жизни под водой, предусмотрительно позаботившись о том, чтобы их
жабры не атрофировались. На многих картинах показывалось, как они навещают
своих подводных родственников, как ныряют на глубокое дно главной реки. Тьма в
пещерах их тоже не смущала, ибо они привыкли к долгой антарктической ночи.
Несмотря
на упадок художественного мастерства, их поздние рельефы производят большое
впечатление: это настоящий эпос, повествующий о строительстве нового города на
дне подземного моря. Старцы подошли к этой задаче научно: в недрах гор добывали
нерастворимую породу, из ближайшего океанского города пригласили опытных
мастеров подводного строительства. Эти мастера доставили все необходимое для
нового предприятия: клеточную ткань для выращивания шогготов, которым
предстояло поднимать грузы и затем служить в пещерном городе тягловым скотом, и
протоплазменную массу для получения фосфоресцирующих организмов.
В
конечном счете на дне стигийского моря вырос величественный мегаполис, архитектурой
очень схожий с верхним городом, причем мастерства его строителей почти не
коснулся упадок, потому что в основе их действий лежали строгие математические
расчеты. Свежевыведенные шогготы достигли гигантских размеров при достаточно
высоком уровне интеллекта: рельефы свидетельствовали о том, что они с
поразительной быстротой понимали и исполняли команды. Они, по-видимому,
переговаривались со Старцами, подражая их голосам, которые – если прав был
бедняга Лейк, производивший вскрытие, – перекрывали большой диапазон
частот и походили на музыкальный свист; управляли шогготами большей частью
посредством устных приказов, не прибегая, как в прежние времена, к
гипнотическому внушению. Тем не менее шогготов держали под жестким контролем.
Фосфоресцирующие организмы удовлетворяли потребности в свете, успешно заменяя
привычное полярное сияние.
Традиции
искусства и украшения жилищ поддерживались, пусть на невысоком уровне. Похоже,
Старцы и сами замечали эту деградацию; во многих случаях они переносили в новые
жилища особенно красивые образцы древней резьбы, предвосхищая тем самым образ
действий Константина Великого, который также жил во времена упадка и, дабы
придать блеск новой византийской столице, заимствовал сокровища искусства в
Греции и странах Азии, поскольку его собственные ремесленники ничего подобного
создать не могли. Город мог бы лишиться гораздо большей части своего убранства,
но, как было сказано, Старцы покинули его не сразу, а постепенно. К тому
времени, когда он совсем опустел (а это случилось не раньше, чем полярный
плейстоцен уже полностью вступил в свои права), Старцы привыкли
довольствоваться современным им упадочным искусством или же попросту разучились
ценить достоинства старинной резьбы. Как бы то ни было, окружавшие нас немые
памятники древности не утратили полностью своих скульптурных украшений, хотя их
лучшие фрагменты, а равно все прочее, поддающееся транспортировке, было
унесено.
Как
было сказано, картуши и скульптурные панели периода упадка, рассказавшие нам
эту историю, были последними, с которыми мы успели ознакомиться за ограниченное
время поисков. В целом у нас составилась следующая картина: Старцы жили
попеременно в наземном городе (летом) и под водой в пещерах (зимой), время от
времени торгуя с обитателями морских городов у побережья Антарктиды. Уже стало
ясно, что наземный город обречен: в скульптуре отражено губительное действие
холодов. Растительность редеет, глубокие зимние сугробы не тают даже среди
лета. Ящеры, используемые в качестве домашнего скота, практически вымерли,
млекопитающие тоже на грани вымирания. Чтобы продолжать работы наверху, нужно
было приспособить к жизни на суше шогготов, аморфных и удивительно стойких к
холодам, – в прежние времена Старцы избегали это делать. Жизнь по берегам
большой реки замерла; из обитателей приполярных областей океана мало кто
уцелел, кроме тюленей и китов. Птицы улетели, остались только большие неуклюжие
пингвины.
О
том, что происходило потом, можно только гадать. Как долго просуществовал новый
город в подземных водах? Что, если он до сих пор стоит – мертвым истуканом
среди вечной тьмы? Сковало ли подземные воды льдом? Какая судьба постигла
наружные, возведенные на океанском дне города? Бежал ли кто-нибудь из Старцев
от наступающего оледенения на север? Геологической науке их следы неизвестны. А
страшные Ми-Го – они все так же угрожали наземным обитателям севера? Кто знает,
что таится и в наши дни в недрах подземных пещер, на дне глубочайших в мире
водоемов? Похоже, эти твари выдерживали любое давление… а ведь какие только
странные предметы не попадаются порой в рыбацкие сети? А загадочные жестокие
шрамы, которые несколько десятков лет назад обнаружил Борхгревинк[155] у
антарктических тюленей, – правомерно ли их списывать на кита-убийцу?
Образцов,
найденных беднягой Лейком, все эти вопросы не касаются: их геологическое
окружение показывает, что они жили раньше, в предшествующий период истории
наземного города. Их возраст, как показывает место находки, составляет не
меньше тридцати миллионов лет, и, как мы поняли, в их дни не существовало не
только подземного города, но даже и самих пещер. Им были знакомы картины более
древние: пышный растительный покров третичного периода, оживленный город, где
процветают искусство и ремесла, большая река, что несет свои воды мимо подножий
могучих гор на север, к далекому тропическому океану.
И
все же мы не могли не вспоминать об этих образцах, особенно о восьми неповрежденных,
которых не нашли в разоренном лагере Лейка. Во всей этой истории было нечто
неестественное… странности, которые мы упорно пытались объяснить чьим-то
безумием… эти жуткие могилы… обилие и характер пропаж… Гедни… запредельная
прочность этих архаических монстров и их причудливый образ жизни, о котором нам
поведала скульптура… Мы с Данфортом немало навидались за последние несколько
часов и готовы были принять на веру и сохранить в тайне множество ужасных и
невероятных секретов первобытной природы.
|
