 Увеличить |
VI
Пролог
Данвичского ужаса, потрясшего округу осенью 1928 года, имел место в период
между началом мая и равноденствием, и доктору Армитеджу довелось стать одним из
свидетелей этой жуткой прелюдии. К тому времени Армитедж был уже наслышан о
неудачной поездке Уилбера в Кембридж и о его отчаянных попытках получить
оригинал или хотя бы копию недостающих у него страниц «Некрономикона» в
библиотеке Виденера. Попытки эти, впрочем, оказались для него столь же
безуспешными, да и не могли быть иными, поскольку Армитедж дал на этот счет
строжайшие указания служащим всех библиотек Новой Англии. Прибыв в Кембридж,
Уилбер пребывал в состоянии страшного нервного напряжения: он во что бы то ни
стало старался заполучить эту книгу, но при этом явно торопился назад, домой,
словно опасаясь какой-то беды от своего долгого отсутствия.
В ночь
на 3 августа доктор Армитедж был разбужен в своей спальне неистовым лаем
огромного сторожевого пса, охранявшего территорию кампуса. Собака будто
взбесилась – настолько страшными и чудовищными были издаваемые ею рыки и
завывания, которые звучали с устрашающими паузами и после каждой паузы
становились все громче и громче. Затем раздался крик – или визг, –
поднявший с постелей многих жителей Аркхема и на всю ночь лишивший их душевного
покоя, ибо он был не только оглушительно громким, но и звучал настолько чужеродно
и нехарактерно для человека, что у всех, кто его слышал, кровь заледенела в
жилах.
Армитедж,
впопыхах накинув на себя одежду, помчался по ночной улице и, подбежав к зданию
университета, увидел, что некоторые любопытные уже опередили его. Вой охранной
сигнализации, не смолкая, оглашал весь прилегающий к университету квартал.
Озаренное мрачным светом полуночной луны, чернело распахнутое окно в
библиотеку. Незваному пришельцу удалось проникнуть внутрь помещения, поскольку
именно оттуда доносились лай собаки и визг ее жертвы, с каждой минутой,
впрочем, постепенно ослабевавший и переходивший в басовитый стон. Какое-то
шестое чувство подсказывало Армитеджу, что внутри помещения творятся сейчас
невообразимо ужасные вещи, которые могут повергнуть человека неподготовленного
в состояние глубочайшего шока; и потому, открывая дверь вестибюля, он, на
правах лица, ответственного за библиотеку, не допустил туда никого из толпы, за
исключением профессора Уоррена Райса и доктора Фрэнсиса Моргана, которых
заметил среди собравшихся зевак. Это были надежные люди – еще раньше он
поделился с ними своими соображениями по поводу Уилбера Уэйтли и таинственной
главы из «Некрономикона». Внутри воцарилась уже полная тишина, которую нарушали
лишь раздававшиеся время от времени жалобные поскуливания пса; не ускользнуло
от наблюдательного Армитеджа и то, что козодои, облепившие густой кустарник
вокруг кампуса, завели свою дьявольскую ритмичную песнь как будто в унисон с
затихавшим дыханием умирающего.
Помещение
было наполнено чудовищным смрадом, хорошо уже знакомым доктору Армитеджу. Трое
мужчин быстро проследовали в маленький читальный зал, откуда слышался вой собаки.
Некоторое время никто не решался зажечь свет, затем Армитедж призвал на помощь
всю свою отвагу и щелкнул выключателем. И тут же у кого-то из троих – сейчас
уже трудно сказать, у кого именно, – вырвался из груди дикий вой ужаса:
настолько страшной оказалась представшая им на фоне сдвинутых в беспорядке
столов и перевернутых стульев картина. По словам профессора Райса, он вообще
потерял сознание от увиденного; впрочем, этот обморок длился всего пару секунд
и потому прошел тогда незамеченным.
На полу
читального зала, в зловонной луже сукровицы и вязкой, похожей на деготь массы,
лежало огромное тело – даже в скрюченном состоянии оно простиралось в длину
чуть ли не на девять футов. Своими острыми клыками пес разорвал на лежащем всю
одежду и вырвал в некоторых частях его тела куски кожного покрова. Истерзанный
уже умирал – его тело сотрясали страшные конвульсии, а грудь вздымалась в такт
жутким крикам козодоев, с нетерпением ожидавших снаружи свою добычу. По всей
комнате были разбросаны лоскутья одежды и обуви; на подоконнике валялся
холщовый мешок. У стола, в самой середине комнаты, лежал револьвер, которым
ночной пришелец так и не воспользовался, причиной чему послужил обнаруженный в
стволе неисправный патрон.
Распростертое
на полу существо имело, как бы банально это ни звучало, совершенно неописуемую
внешность. Помимо огромного роста оно характеризовалось чертами, совершенно не
поддающимися визуализации, – ибо наши представления о размерах и
очертаниях слишком тесно привязаны к обычным формам жизни на Земле и к
известным нам трем измерениям. Существо было человекоподобным – во всяком
случае, с головой и руками, очень похожими на человеческие, а козловидное лицо
без подбородка выдавало в его обладателе представителя нечестивого семейства
Уэйтли. В то же время туловище и нижние члены тела имели совершенно
фантастические с точки зрения тератологии формы, и только большое количество
одежды позволяло ему скрывать от людей свое чудовищное уродство.
Верхняя
от пояса часть тела была лишь наполовину антропоморфной: грудная клетка, на
которой все еще лежали мощные лапы сторожевого пса, имела загрубелый
сегментарный кожный покров, сходный с панцирем аллигатора или крокодила. Спина
была разукрашена черно-желтыми узорчатыми разводами – совсем как у отдельных
видов змей. Вид ниже пояса вызывал еще больший ужас – ибо здесь кончалось
малейшее сходство с человеком и начиналось нечто совершенно неописуемое. Кожа,
или, лучше сказать, шкура, была покрыта густой черной шерстью, а откуда-то из
брюшины произрастало десятка два причудливо изогнутых зеленовато-серых
щупальцев с красными присосками. Их расположение было в высшей степени странным
и наводило на мысль о симметрии неведомых космических миров, лежащих далеко за
пределами Солнечной системы. На обоих бедрах, в глубоко посаженных и
обрамленных розоватыми ресничками орбитах, находились какие-то рудиментарные
глаза, а рядом с хоботообразным хвостом в пурпурных кольцевых отметках
располагалось нечто вроде недоразвитого горла или рта. Если бы не черная шерсть
на ногах, то можно было бы сказать, что ноги приблизительно напоминали задние
конечности доисторических земных ящеров; заканчивались они мощными ребристыми утолщениями,
в равной степени не похожими ни на лапы с когтями, ни на копыта. При дыхании
существа окраска его хвоста и щупальцев ритмично меняла цвет; эта способность
была, по-видимому, унаследована им от далеких неземных предков, для коих это
было обычным явлением. Щупальца меняли окраску с бледно-желтой в темно-зеленую,
в то время как хвост из серого превращался в светло-коричневый; пурпурные же
кольца сохраняли постоянную окраску. Крови – настоящей красной крови – не было,
вместо нее на полу виднелась зловонная желто-зеленая сукровица, которая,
затекая за пределы уже загустевшей лужи, странным образом обесцвечивала
крашеный пол.
Завидев
троих мужчин, лежащее на полу существо принялось, не поднимая и не поворачивая
головы, бормотать что-то непонятное. Во всяком случае, это была не английская
речь – доктор Армитедж не сделал тогда никаких записей, но сумел кое-что
запомнить. С первых же слогов стало ясно, что бормотание это не имеет ничего
общего с земной речью; доктор уловил в нем некоторые разрозненные фрагменты,
взятые из «Некрономикона» – из тех самых богохульных мест, ради которых
существо и приняло сейчас свою страшную смерть. Затем бормотание стало совсем
нечленораздельным – доктору удалось различить что-то вроде: «Н'гай,
н'гха-гхаа, багг-шоггог, й'хах; Йог-Сотот, Йог-Сотот…» Постепенно голос
стихал на фоне безумного ритмичного крещендо затаившихся в своем дьявольском
ожидании козодоев.
Наконец
хрипы прекратились; пес поднял свою огромную голову и издал долгий, страшный
вой. Пение козодоев за окном тут же оборвалось, и на фоне ровного гула толпы
послышались дикие крики ужаса. Огромные стаи пернатых стражей взвились в
залитое лунным светом небо и умчались прочь, так и не дождавшись своей добычи.
В эту
минуту пес поднялся на четыре лапы и, испуганно гавкнув, выпрыгнул прямо в
окно. В толпе поднялся шум, но доктор Армитедж крикнул собравшимся, что ни один
из них не будет допущен в помещение до тех пор, пока не явится полиция или
коронер. Слава богу, подумал он, что окна библиотеки расположены слишком высоко
для того, чтобы с улицы можно было увидеть, что делается в помещении. На всякий
случай он опустил еще и шторы. Вскоре явились два полисмена, и доктор Морган,
встретив их в вестибюле, принялся настойчиво уговаривать их не входить в
комнату до прихода коронера, когда тело после должного осмотра будет закрыто.
На полу
между тем происходили ужасные перемены. Было бы, наверное, излишним описывать вид
полурасчлененных останков и то, как они стремительно ужимались и разлагались
буквально на глазах доктора Армитеджа и профессора Райса; но все же
необходимо отметить, что доля человеческой составляющей в Уилбере Уэйтли
занимала, судя по случившимся изменениям, весьма незначительное место. Когда
прибыл наконец коронер, чудовищный запах почти исчез, а на крашеных половицах
осталась только липкая белесая масса. По всей видимости, тело Уэйтли не имело
ни черепа, ни скелета, во всяком случае, никто не увидел и намека на них.
Наверное, этим он был похож на своего неизвестного отца.
|
