Мобильная версия
   

Говард Лавкрафт «Хребты Безумия»


Говард Лавкрафт Хребты Безумия
УвеличитьУвеличить

IV

 

Неведомые существа, о которых Эйкли писал в своем дневнике – почерком уже до того неровным, что больно было глядеть, – начали преследовать его с откровенной одержимостью. Лай собак – особенно в облачные или безлунные ночи – стал надрывно-кошмарным; а на глухих дорогах, по которым ездил Эйкли, на него неоднократно пытались напасть средь бела дня. Второго августа, когда он направлялся в соседний городишко, путь машине преградило поваленное толстое дерево. Это случилось на том участке трассы, где густой и темный лес вплотную подступал к дороге, и, судя по бешеному лаю двух огромных псов, которых Эйкли взял с собой, неведомые существа явно скрывались где-то поблизости. Ему было страшно подумать, чем могло бы кончиться дело, не будь рядом собак, – и с той поры он не покидал усадьбы, не прихватив с собой хотя бы пару своих верных и сильных стражей. Два следующих происшествия имели место пятого и шестого августа: в первом случае по капоту машины царапнула пуля, а во втором собаки снова подняли лай, указывая на близость жутких лесных обитателей.

Пятнадцатого августа я получил от Эйкли душераздирающее письмо и не на шутку встревожился. Не пора ли ему, подумал я, перестать скрывать ото всех свой кошмар и призвать на помощь полицию? В ночь с двенадцатого на тринадцатое августа усадьба подверглась настоящему приступу: кругом свистели пули, а наутро три собаки из двенадцати лежали застреленные насмерть. Дорога была испещрена когтистыми следами, среди которых виднелись и отпечатки человеческих ступней: Эйкли был уверен в том, что их оставил Уолтер Браун. Эйкли бросился звонить в Братлборо – хотел закупить еще собак, однако едва он начал говорить, как телефон отключился. Тогда он отправился туда на своей машине и, прибыв на телефонную станцию, узнал, что посланные проверить линию монтеры обнаружили в безлюдных горах к северу от Ньюфейна аккуратно перерезанный главный кабель. Перед отъездом Эйкли купил четырех отменных псов и несколько коробок патронов для своей крупнокалиберной магазинной винтовки. Письмо было написано им прямо в городском почтовом отделении и пришло ко мне без задержек.

Мой научный интерес к этому случаю уже давно перерос в чисто человеческий и даже, если угодно, личный. Я боялся за Эйкли, осажденного кошмарными чудовищами в своей далекой усадьбе, и отчасти за себя: ведь я был непосредственным участником всей этой загадочной истории! Тайные противники Эйкли проникали повсюду. Вдруг они доберутся и до меня? В своем ответном письме я убеждал Эйкли обратиться за помощью в полицию, намекнув, что в противном случае оставляю за собой право действовать самостоятельно. Я писал, что хочет он того или не хочет, а я лично поеду в Вермонт и помогу ему объясниться с представителями соответствующих ведомств. Однако в ответ я тут же получил срочную телеграмму с пометкой «Беллоуз-Фолз», и эта телеграмма гласила:

 

ЦЕНЮ ВАШУ СМЕЛОСТЬ ЗПТ НО НИЧЕГО НЕ МОГУ ПОДЕЛАТЬ ТЧК НИЧЕГО НЕ ПРЕДПРИНИМАЙТЕ ЗПТ ИНАЧЕ БУДЕТ ПЛОХО ОБОИМ ТЧК ПОДРОБНОСТИ ПИСЬМОМ ТЧК ГЕНРИ ЭКЛИ

 

Дело неуклонно принимало все более серьезный оборот. Вскоре после этой телеграммы я получил от Эйкли ошеломляющее короткое послание, без сомнения написанное дрожащей от слабости рукой: оказалось, что он не только не посылал никакой телеграммы, но и не получал вызвавшего ее письма. Из беглых расспросов служащих почтового отделения города Беллоуз-Фолз он узнал, что телеграмму отправил какой-то приезжий – мужчина с рыжеватыми волосами и очень низким, каким-то жужжащим голосом; ничего более ему узнать не удалось. Один из почтовых служащих показал бланк с нацарапанным на нем текстом телеграммы; почерк отправителя был незнаком Эйкли. Любопытно, что его фамилия была написана с ошибкой: «Экли», без буквы «й». Само по себе это вызывало определенные предположения, но углубляться в них Эйкли не стал – момент был и без того критический.

Он сообщал о гибели еще нескольких собак и приобретении новых, а также об уже ставших традиционными ночных перестрелках. Следы Брауна, а также по меньшей мере еще двух человек, обутых в ботинки с подковами, теперь постоянно появлялись среди отпечатков когтистых лап на дороге и позади дома.

В конце концов Эйкли был вынужден согласиться с тем, что дело приняло нешуточный оборот и что ему остается лишь как можно скорее переехать к сыну в Калифорнию, бросив родовое имение на произвол судьбы. И все же ему было нелегко расставаться с тем единственным для каждого человека местом, имя которому – родной дом. Эйкли решил повременить с отъездом и попробовать продержаться еще немного: он надеялся отвадить непрошеных гостей, показав им, что не желает больше докапываться до их тайн.

Я тут же ответил Эйкли, снова предложив ему свою помощь и выразив желание немедленно приехать к нему, чтобы вместе с ним рассказать полицейским властям об угрожающей ему страшной опасности. В своем ответном послании Эйкли противился моим предложениям несколько меньше, чем я мог ожидать, – исходя из его предыдущих настроений. Однако он попросил подождать до тех пор, пока он не уладит все свои финансовые дела и не свыкнется с мыслью о расставании с родными краями. Местные жители не одобряли его научных занятий и сумасбродных теорий, а потому он собирался уехать без лишнего шума, не привлекая к себе внимания и не вызывая кривотолков о здравости его ума. Он признался, что не может больше выносить все это, но он хотел бы сойти со сцены по возможности достойно.

Я получил это письмо двадцать восьмого августа и постарался, как только мог, ободрить Эйкли в своем ответном послании. Мои старания явно не пропали даром, ибо его следующее письмо почти не содержало леденящих душу живописаний. Впрочем, особым оптимизмом оно тоже не дышало – Эйкли был уверен, что нашествия чудовищ прекратились лишь благодаря тому, что в последнее время ночи выдавались все как на подбор лунные, и окрестности дома были освещены как днем. Он лелеял надежду, что еще некоторое время небо будет в основном ясное или чуть облачное, а когда этот период закончится, он переберется в Братлборо. Я снова написал ему ободряющее письмо, однако пятого сентября получил его внеочередное послание – видимо, наши письма разминулись, – из которого понял, что мои слова утешения несколько запоздали. Учитывая важность послания, приведу его настолько полно, насколько мне позволит память. Вот что написал мне своей дрожащей рукой Эйкли:

 

Понедельник.

 

Дорогой Уилмарт!

Посылаю Вам этот малоутешительный постскриптум к моему предыдущему письму. Прошлой ночью все небо заволокло тучами – дождя, правда, не было, но и лунного света тоже. Дела мои совсем плохи, и, по-видимому, вопреки всем нашим радужным надеждам, близится конец. Посреди ночи что-то завозилось на крыше дома, и все до одной собаки бросились посмотреть, что там такое. Я слышал, как они бесновались, щелкая зубами; одна из них, изловчившись, вскочила на низенькую пристройку, а оттуда перебралась на крышу. Завязалась страшная схватка – и тут я услышал столь мерзкое жужжание, что, боюсь, оно никогда не изгладится из моей памяти. Затем я почувствовал какой-то отвратительный запах, и тотчас же в комнате засвистели пули. Одна за другой они влетали в окна и только чудом не задели меня. Очевидно, основная цепь наступавших подобралась к дому, когда привлеченные шумом на крыше собаки сгрудились около пристройки. Что там сидело на самом деле, пока не знаю, но опасаюсь, что эти существа научились искуснее управлять своими крыльями, рассчитанными для дальних космических перелетов. Я погасил в доме свет, превратив окна в бойницы, и принялся палить во все стороны над головами собак. Этим дело и кончилось, но утром я обнаружил во дворе огромные лужи крови, а рядом – лужи зеленого тягучего вещества с невыразимо омерзительным запахом. Взобравшись на крышу, я и там нашел пятна той же зеленой дряни. Пятеро из собак погибли, причем одна по моей вине. Пуля попала ей в спину – наверное, я слишком низко опустил ружье. Сейчас я занимаюсь тем, что вставляю стекла взамен пробитых, а затем поеду в Братлборо – купить еще собак. В собачьем питомнике уже наверняка решили, что я сумасшедший. Чуть позже напишу Вам подробнее. Недели через две буду, очевидно, готов к отъезду, хотя сама мысль об этом не укладывается у меня в голове.

Извините за краткость,

Эйкли

 

Это письмо Эйкли оказалось не единственным его внеочередным посланием. На следующее утро, шестого сентября, пришло еще одно; написано оно было ужасно: буквы прыгали, строчки наползали друг на друга. По прочтении я до того растерялся, что не знал, что ему посоветовать или что предпринять самому. Как и в предыдущем случае, приведу его настолько полно, насколько позволит память:

 

Вторник.

Тучи не рассеиваются – значит, меня снова ожидают безлунные ночи. К тому же луна все равно убывает. Я бы обнес дом проволокой, пустил по ней ток и установил мощный прожектор, да ведь они тут же перережут кабель. Все бесполезно.

По-моему, я схожу с ума. Может статься, что все, о чем я писал Вам, – сон или бред умалишенного. Если до этого мои дела были плохи, то теперь они – хуже некуда. Вчера ночью существа говорили со мной своими проклятыми жужжащими голосами и наговорили такое, что я не решаюсь пересказать Вам. Я слышал все отчетливо: их голоса перекрывали собачий лай, а когда им это не удавалось, им помогал громкий человеческий голос. Не вмешивайтесь в эту историю, Уилмарт: все обстоит гораздо страшнее, чем мы предполагали. Они не позволят мне уехать в Калифорнию, а намерены забрать меня с собой, причем не на Юггот, а гораздо дальше – за пределы нашей галактики, а возможно, и за пределы известных нам пространственных измерений. Меня повезут живьем – вернее, в том виде, который теоретически и с точки зрения сохранения мозга можно считать жизнедеятельным. Я сказал, что никуда с ними не поеду – тем более в том ужасном виде, какой они мне уготовили; но вряд ли мой отказ что-либо решает. Усадьба стоит в такой глуши, что им никто не помешает явиться и днем. Погибло еще шесть собак, а проезжая по лесистым участкам ведущей в Братлборо дороги, я постоянно чувствовал, что за мной следят.

Я допустил ошибку, послав Вам пластинку и черный камень. Уничтожьте запись, пока не поздно. Завтра напишу Вам снова, если еще буду здесь. Хорошо бы прямо теперь перевезти книги и вещи в Братлборо и поселиться там. Если бы я мог, то бежал бы прочь, бросив все на произвол судьбы, но что-то подсознательно удерживает меня от этого. Конечно, в Братлборо мне будет гораздо безопаснее, но и там я, скорее всего, останусь все тем же узником. Я почти уверен, что при всем своем желании уже не смогу выпутаться из этой истории. Какой ужас! Не вмешивайтесь ни в коем случае.

Ваш Эйкли

 

Получив это ужасное послание, я не спал всю ночь, гадая, насколько Эйкли еще сохранил способность здраво мыслить. По содержанию письмо было сплошным безумием, однако по форме – если к тому же учесть его предысторию – оно подавляло своей убедительностью, не оставляющей места сомнениям. Отвечать я даже не пытался, решив, что лучше всего будет дождаться, когда Эйкли получит мое предыдущее письмо и ответит мне более обстоятельно. На следующий день ответ действительно пришел, однако на фоне описанных в нем событий все мои доводы и советы, на которые вроде бы отвечал Эйкли, смотрелись просто-напросто детским лепетом. Привожу по памяти текст этого леденящего душу послания, написанного с многочисленными помарками, вкривь и вкось, явно на ходу и в дикой спешке.

 

Среда.

Только что получил Ваше письмо, но спорить нам больше не о чем. Я сдаюсь. Удивляюсь, как у меня еще хватает сил давать им отпор. Теперь мне уже не выпутаться при всем моем желании – даже если бы я бросил все и бежал. Догонят.

Вчера получил от них письмо: посыльный деревенской почтовой службы доставил его в особняк, пока я был в Братлборо. Напечатано на бланке почтового отделения города Беллоуз-Фолз, отправлено оттуда же. Сообщили, что собираются со мной делать – что именно, говорить не буду. Но только и Вы будьте осторожны! Пластинку уничтожьте. По ночам все так же облачно, а луна по-прежнему на ущербе. Жаль, что я не решился просить о помощи – может быть, тогда еще не все было бы потеряно. Только боюсь, что каждый, кто рискнул бы приехать сюда, наверняка посчитал бы меня сумасшедшим, ибо я не могу представить вещественных доказательств моим словам. А просить помощи без повода я не могу, ибо ни с кем раньше не знался близко, да и теперь не знаюсь.

Да, Уилмарт, я ведь еще не сказал самого главного! Приготовьтесь, новость потрясающая. Но помните, что я говорю чистую правду. Так вот: я своими глазами видел вблизи и даже трогал одного из них – или по крайней мере то, что от него осталось. Боже ты мой, какой это был ужас! Естественно, он был мертв: одна из моих собак растерзала его ночью. Я обнаружил тело утром около конуры и отнес в дровяной сарай; хотел сохранить и предъявить потом как вещественное доказательство, но не прошло и двух часов, как чудовище буквально растворилось в воздухе. Так что и следов не осталось. Как, впрочем, и от тех, что плавали в реках после наводнения; вспомните, их видели только утром первого дня. А теперь о самом страшном. Я хотел сделать фотоснимок этого существа и отослать Вам, но когда проявил пленку, то на ней проступило лишь изображение дровяного сарая. Из какого же теста сделано это существо? Оно ведь материально, раз я его видел и осязал. К тому же они оставляют следы. Так что же это за материя? Форму тела описать трудно. Представьте себе огромного краба, состоящего из множества пирамидообразных мясистых колец или, скорее, сгустков тягучего плотного вещества, а на том месте, где у человека находится голова, увенчанного клубком щупалец. Зеленое липкое вещество – это у них нечто вроде крови или жизненных соков. И с каждой минутой этих существ на Земле становится все больше.

Уолтер Браун исчез – в окрестных городишках он больше не появляется. Наверное, я в него угодил, когда стрелял по непрошеным гостям, а они, похоже, всегда стараются забрать с собой убитых и раненых.

Сегодня добрался до города без помех, но, боюсь, они перестали преследовать меня именно потому, что уверены: я все равно от них никуда не денусь. В данный момент пишу из почтового отделения в Братлборо. Как знать – может, в последний раз. Если так, то сообщите о моей смерти сыну; его адрес: Калифорния, Сан-Диего, Плезант-стрит, 176, Джордж Гудинаф Эйкли. Только ни в коем случае не приезжайте сюда. Если через неделю от меня не поступит никаких известий, напишите моему мальчику и следите за сообщениями в газетах.

У меня осталось два последних козыря; попробую ими воспользоваться – если, конечно, хватит душевных сил. Во-первых, попытаюсь травить их ядовитыми газами – нужные вещества у меня есть, а себя и своих собак я защищу противогазами (я приспособил маски и для них); если ничего не получится, то обращусь к шерифу. Местные власти, стоит им захотеть, могут упечь меня в сумасшедший дом – но это все-таки лучше, нежели попасться в лапы инопланетных чудовищ. Постараюсь привлечь внимание полиции к следам вокруг дома – отпечатки хоть и слабые, зато каждое утро свежие. Впрочем, вполне допускаю, что мне не поверят. Скажут, подделал – меня ведь здесь все считают чудаком.

Надо еще попробовать вызвать полицейского из центрального управления: пусть останется на ночь и сам увидит, что здесь творится, – хотя поведение этих тварей предугадать нетрудно: проведают обо всем и на эту ночь оставят меня в покое. Они перерезают кабель всякий раз, когда я пытаюсь сделать телефонный звонок среди ночи. Монтеры телефонной компании пребывают в крайнем недоумении и могут засвидетельствовать факт частого повреждения линии, если, конечно, в своем недоумении не зайдут слишком далеко, решив, что кабель перерезаю я сам. Со времени последнего обрыва линии прошло уже больше недели, а я даже и не пытался похлопотать о ее починке.

Я бы мог попросить кого-нибудь из местных фермеров подтвердить истинность моих показаний, но за подобное свидетельство этих малограмотных людей только подымут на смех; к тому же они давно уже обходят мой дом стороной и о последних событиях ничего не знают. Этих деревенщин не заставишь и на милю приблизиться к моему дому никакими уговорами и деньгами. Письмоносец, наслушавшись их рассказов, тихонько посмеивается надо мной. О господи! Ну почему я не осмеливаюсь сказать ему, что все это правда! Пожалуй, я все-таки покажу ему следы около дома – может, это заставит его призадуматься; плохо, однако, что он приходит во второй половине дня, когда их обычно уже почти не видно. Если же попытаться сохранить отпечаток, накрыв его ящиком или тазом, то письмоносец наверняка решит, что это подделка или просто глупая шутка.

Теперь я жалею о том, что все это время вел отшельнический образ жизни, в результате чего соседи перестали ко мне заглядывать. Я никому не решался показывать черный камень, пластинку и снимки. Их видели только несколько малограмотных уроженцев этих мест. Остальные все равно бы не поверши, и я со всеми моими страхами стал бы настоящим посмешищем. Хотя снимки показать все-таки надо бы. На них четко видны следы когтистых лап – пусть даже тех, кто их оставил, запечатлеть на пленке не удалось. Как досадно, что сегодня поутру я оказался единственным, кому довелось увидеть мертвое чудовище! Сейчас же от его тела не осталось и следа. Впрочем, я уже сам не знаю, чего хочу. После всего пережитого сумасшедший дом покажется мне не хуже родного. По крайней мере, врачи помогли бы мне собраться с силами и бросить эту проклятую усадьбу – а это единственное, что может меня спасти.

Если в ближайшее время вестей от меня не будет, сообщите обо всем моему сыну Джорджу. Засим прощаюсь. Пластинку непременно разбейте и ни в коем случае не впутывайтесь в это дело.

Ваш Эйкли

 

Скажу без преувеличения, что это письмо повергло меня в дикий ужас. Я не знал, что ответить на него, и в конце концов, нацарапав на листке бумаги несколько бессвязных слов сострадания и утешения, отправил заказным письмом. Помнится, я умолял Эйкли немедленно ехать в Братлборо и просить убежища у городских властей, а также пообещал, что непременно отправлюсь туда сам, захватив с собой пластинку, и постараюсь убедить их в том, что потерпевший находится в абсолютно здравом уме. Помнится, я еще добавил, что настала пора предупредить местных жителей о грозящей им со стороны чудовищ опасности. В этот критический момент я уже совершенно не сомневался в истинности всего того, о чем рассказывал и догадывался Эйкли, хотя и относил казус с неудавшимся фотографированием мертвого чудовища на счет какой-то допущенной Эйкли оплошности и считал, что загадки природы здесь ни при чем.

 


  1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
 61 62 63 

Все списки лучших





Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика