 Увеличить |
Врата серебряного ключа[9]
(Перевод В. Дорогокупли)
I
В
просторной комнате, украшенной гобеленами с гротескным орнаментом и старинными
бухарскими коврами превосходной работы, вокруг заваленного документами стола
сидели четверо мужчин. В дальних углах дымились курильницы на витых кованых
треножниках; периодически их подпитывал благовониями дряхлый старик-негр в
темной ливрее. Из глубокой стенной ниши доносилось тиканье диковинных напольных
часов в форме гроба, циферблат которых был испещрен какими-то непереводимыми
иероглифами, а движение четырех стрелок не сообразовывалось ни с одной из
систем счисления, известных на этой планете. Обстановка в целом была весьма
неординарной, однако для дела, ради которого собрались эти люди, она подходила
как нельзя более. Ибо здесь, в новоорлеанском доме виднейшего американского
ученого-мистика, математика и востоковеда, решалась судьба наследства другого –
тоже далеко не заурядного – мистика, писателя и визионера, исчезнувшего с лица
земли четыре года тому назад.
Рэндольф
Картер, всю жизнь пытавшийся сбежать от утомительно скучной реальности в
манящие дали сновидений и иллюзорные пространства иных миров, пропал без вести
седьмого октября 1928 года в возрасте пятидесяти четырех лет. Слывя оригиналом
и отшельником, он всегда был загадкой для окружающих, а кое-кто всерьез
полагал, что в основе его причудливых литературных опусов лежат действительные
эпизоды из жизни автора, оставшиеся за рамками его скупо документированной
биографии. Одно время он тесно общался с Харли Уорреном, мистиком из Южной
Каролины, чей неумеренный интерес к сочинениям на наакале – древнейшем языке гималайских
жрецов – в конечном счете обернулся трагедией: Картер был единственным свидетелем
того, как Уоррен среди ночи спустился в провал сырого зловонного склепа на
старом кладбище, чтобы никогда уже не выбраться оттуда. Много лет Картер прожил
в Бостоне, но все его предки происходили из дремучей глуши – лесистых взгорий,
что лежат за Аркхемом, старинным городком с репутацией богом проклятого места.
И в той самой глуши, среди угрюмых и диких холмов, он однажды исчез.
Его
старый слуга Паркс, умерший в начале 1930 года, среди прочего поведал следствию
о шкатулке с устрашающим орнаментом, найденной Картером на чердаке его бостонского
особняка. Шкатулка содержала пергамент с непонятными письменами и большой
серебряный ключ, также покрытый загадочными символами. Эти вещи упоминаются и в
некоторых письмах самого Картера. По словам Паркса, его господин считал
серебряный ключ древней семейной реликвией и надеялся с его помощью открыть
врата в утерянный мир своего детства – мир иных измерений и фантастических
стран, который он прежде посещал только в неясных, ускользающих из памяти
сновидениях. И вот однажды Картер, прихватив шкатулку, отбыл из дома на своей
машине, и с той поры его больше не видели.
Позднее
автомобиль был обнаружен на старой, поросшей травой дороге, что вела к родовой
усадьбе Картеров – точнее, к ее останкам без крыши и стен, с зияющим под
открытым небом провалом погреба. Неподалеку находилась вязовая роща, где в 1781
году бесследно исчез еще один представитель рода Картеров, а руины дома на краю
рощи служили напоминанием о старой колдунье Гуди Фаулер, некогда стряпавшей там
свои адские зелья. Эти места пользовались дурной славой с тех самых пор, как в
1692 году их заселили беженцы из Салема, где тогда вовсю шла охота на ведьм.
Среди спасшихся от пенькового галстука был и Эдмунд Картер, о чьем колдовском
могуществе ходили легенды. И вот сейчас одинокий отпрыск Эдмундова рода канул в
неизвестность вслед за своим не к ночи будь помянутым предком.
В машине
Картера нашли жутковатого вида резную шкатулку, источавшую какой-то экзотический
аромат, а также древний пергамент с письменами, которые никто не смог прочесть.
Серебряный ключ отсутствовал – вероятно, Картер унес его с собой. К сожалению,
следствию не удалось восстановить более-менее отчетливую картину происшедшего.
При осмотре развалин усадьбы бостонские детективы заметили, что отдельные
бревна были совсем недавно передвинуты. Мало что смог прояснить и носовой
платок, найденный на склоне горы за усадьбой, где среди скал и корявых деревьев
темнел зев пещеры, известной в округе как Змеиное логово. С этой пещерой
ассоциировались мрачные предания, уже было забытые, но вновь ожившие в связи с
последними событиями. Фермеры шепотом передавали истории о том, как старый
колдун Эдмунд Картер совершал в Змеином логове свои нечестивые обряды; помянут
был и нездоровый интерес, каковой еще в юные годы проявлял к пещере ныне
сгинувший невесть куда Рэндольф Картер. Во времена его детства островерхая
крыша старинного дома еще маячила на холме, а в усадьбе хозяйничал его
двоюродный дед Кристофер. Маленький Рэндольф часто лазил в Змеиное логово и
порой рассказывал о нем очень странные вещи. Кто-то из старожилов вспомнил его
слова о расщелине в глубине Змеиного логова, через которую можно попасть в
другой, гораздо более обширный подземный зал. Однажды, будучи девяти лет от
роду, Рэнди безвылазно провел в пещере целый день – случилось это, кстати, тоже
в октябре, – а вскоре после того у мальчишки начало проявляться нечто
вроде дара предвидения.
В ночь
исчезновения Картера прошел сильный дождь, размывший следы на дороге подле
оставленной машины. Дождевая вода просочилась и в Змеиное логово, покрыв его
пол слоем жидкой грязи. Деревенские увальни, правда, бормотали что-то насчет
следов, якобы виденных ими под огромным вязом у дороги, а также неподалеку от
Змеиного логова, на склоне холма, где был найден носовой платок. Впрочем, кого
могли заинтересовать их бредни об отпечатках детских тупоносых ботинок – вроде
тех, что носил в свое время юный Рэндольф? Ничуть не большего внимания
заслуживали и пересуды насчет других отпечатков, якобы встречавшихся на дороге
с детскими и походивших на следы сапог без каблуков, какие носил старый Бениджа
Кори, – он когда-то служил в усадьбе Картеров и помер добрых тридцать лет
назад.
Однако
именно эти пересуды – а также известное намерение Картера с помощью серебряного
ключа отпереть врата в мир его детских грез – побудили некоторых любителей
мистики заявить, что он сумел повернуть ход времени и возвратиться на сорок
пять лет назад, в октябрьский день 1883 года, проведенный им в недрах Змеиного
логова. По их мнению, в тот самый день он совершил путешествие во времени из 1883-го
в 1928-й и обратно – а иначе откуда мальчишке вдруг стало известно многое из
того, что должно было произойти в этом временном промежутке? В качестве
доказательства они приводили тот факт, что «провидческие» высказывания Картера
никогда не касались событий, случившихся после 1928 года.
Один из
упомянутых мистиков – эксцентричный пожилой джентльмен из Провиденса, штат
Род-Айленд, многие годы поддерживавший переписку с Картером, – пошел еще
дальше, заявив, что Картер не только вернулся в прошлое, но и сумел полностью
освободиться от временной зависимости, пустившись в свободное странствие по
сказочным просторам своих детских снов. Однажды этому джентльмену явилось некое
видение, после чего он опубликовал собственную версию происшедшего. По его
словам, Картер ни много ни мало сделался правителем Илек-Вада, взойдя на
опаловый трон этого легендарного города стрельчатых башен, что возносятся над
прозрачно-стеклянными утесами и отражаются в сумеречном море, на дне которого
бородатые ласторукие гнорри строят свои неподражаемые лабиринты.
Этот же
ученый муж, которого звали Уорд Филлипс, первым возвысил голос против раздела
наследства Рэндольфа Картера между его родственниками – кстати сказать, весьма
отдаленными, – аргументируя свои возражения тем, что Картер здравствует
поныне и вполне может в один прекрасный день вернуться в этот мир. Его главным
оппонентом выступал искушенный в юриспруденции кузен пропавшего, Эрнест Б.
Эспинуолл из Чикаго, который был десятью годами старше Рэндольфа, но в судебных
баталиях выказывал поистине юношескую горячность. Четыре года велась тяжба, и
вот пришло время вынесения окончательного вердикта – именно с этой целью
собралась четверка мужчин в большой и весьма необычной комнате новоорлеанского
дома.
Хозяином
дома был исполнитель завещания и литературный душеприказчик Картера, луизианский
креол Этьен-Лоран де Мариньи, известный мистик и знаток восточных древностей.
Картер познакомился с ним во время войны, когда оба служили во французском
Иностранном легионе. Их быстрому сближению способствовало сходство взглядов и
интересов. Во время отпуска с фронта молодой, но уже весьма умудренный креол
повез меланхоличного бостонского мечтателя на юг Франции, в Байонну, дабы
посвятить его в ужасающие тайны древних склепов, скрытых в подземельях этого
города с тысячелетней историей. Та поездка навеки скрепила их дружбу. Составляя
завещание, Картер назначил своим душеприказчиком де Мариньи, и сейчас тому приходилось
заниматься вопросом наследства. Он делал это крайне неохотно, ибо, как и старый
джентльмен из Род-Айленда, не верил в смерть Картера. Но что значат видения и
предчувствия мистиков в сравнении с чугунной логикой закона?
Таким
образом, в этом странном доме посреди старого французского квартала сошлись
люди, непосредственно заинтересованные в исходе дела. Как полагается в подобных
случаях, о месте и времени встречи было заранее объявлено через газеты во всех
городах, где предположительно проживали наследники Картера, но откликнулись на
объявления немногие, и в назначенный срок лишь четыре человека расселись вокруг
стола под тиканье гробовидных часов, отсчитывавших неведомо какое время, и под
журчание фонтана во внутреннем дворике, куда выходило окно с неплотно
задернутыми шторами. По ходу заседания лица собравшихся становились все менее
различимы, теряясь в клубах ароматного дыма, – доверху наполненные курильницы
уже не требовали постоянного внимания со стороны старика-негра, который неслышно
перемещался по комнате, причем в движениях его была заметна постепенно
нараставшая нервозность.
Председательствовавший
Этьен де Мариньи – красивый брюнет с густыми усами – был моложав и подтянут.
Интересы наследников представлял Эспинуолл, седой и тучный, с апоплексически-красным
лицом в обрамлении импозантных бакенбард. Третьим был тщательно выбритый, длинноносый,
тощий и сутулый Филлипс, старый мистик из Провиденса; а что до четвертого
участника собрания – смуглого бородача со странно неподвижным, резко очерченным
лицом, – то его возраст не поддавался определению. Характерный тюрбан
указывал на его принадлежность к касте браминов, а угольно-черные, сверкающие
глаза казались лишенными радужной оболочки и смотрели на окружающих словно из
какой-то невероятной глубины. Он представился свами Чандрапутрой, мистиком из
Бенареса,[10]
имеющим важное сообщение для собравшихся. Де Мариньи и Филлипс были знакомы с
этим человеком по переписке и высказались за то, чтобы допустить его к
обсуждению. Говорил он без выражения, глухо и как-то механически, словно английский
язык был плохо совместим с его речевым аппаратом, но при всем том выстраивал
фразы гладко и правильно, не хуже, чем это сделал бы урожденный англосакс.
Европейский костюм болтался на нем как на вешалке, что в сочетании с косматой
черной бородой, тюрбаном и большими белыми рукавицами придавало ему
нелепо-экзотический вид.
Первым
взял слово де Мариньи, вертя в руках свиток пергамента, найденный в машине
Картера.
– Я
не смог расшифровать эти письмена, – сказал он. – Не преуспел в этом
и присутствующий здесь мистер Филлипс. По утверждению полковника Черчуорда,
текст составлен не на языке наакаль и также не имеет ничего общего с
письменностью острова Пасхи, хотя резные изображения на шкатулке напоминают
скульптуры с этого острова. Лично мне бросилась в глаза одна интересная
особенность: эти знаки кажутся небрежно размещенными вдоль горизонтальной оси,
как будто свисая с нее под разным наклоном. Нечто похожее я наблюдал в
рукописи, принадлежавшей бедняге Харли Уоррену, который получил ее из Индии в
девятнадцатом году, как раз когда мы с Картером были у него в гостях. Он заявил,
что нам лучше ничего не знать об этой вещи, имевшей, как я понял из его
намеков, внеземное происхождение. Уоррен взял ее с собой на кладбище той
декабрьской ночью, и рукопись пропала вместе с ним. Недавно я отправил нашему
другу, присутствующему здесь свами Чандрапутре, изображения некоторых знаков из
той книги, воспроизведенные мною по памяти, а также фотокопию текста с данного
пергамента. Надеюсь, что он, проведя изыскания и консультации, сможет пролить
свет на эту загадку. Теперь о ключе, – продолжил де Мариньи. – У меня
есть его снимок, в свое время присланный Картером. Изображенные на нем символы
не являются буквами как таковыми, но по ряду признаков могут быть отнесены к
той же культурной традиции, что и знаки на пергаменте. В своих письмах Картер
утверждал, что вплотную приблизился к их расшифровке, но никогда не сообщал подробностей.
По сему поводу на него как-то раз нашло подобие поэтического вдохновения. Древний
серебряный ключ, писал он, откроет одну за другой все двери, что преграждают
нам вход в коридоры пространства и времени, ведущие к самой последней Границе,
которую не пересекал ни один человек с той поры, как гениальный Шаддад воздвиг
и сокрыл под песками Аравии циклопические купола и несчетные башни Ирема,
города тысячи колонн. Лишь изредка изможденные дервиши и обезумевшие от жажды
кочевники, писал Картер, доносили до нас вести о монументальном портале с
изображением гигантской Руки над замковым камнем свода, но никто из людей не
сумел пройти под этой аркой и, вернувшись назад, заявить с полным правом, что
оставил следы своих ног на красном песке по ту сторону. Серебряный ключ, по
мнению Картера, был именно тем, чего ждала раскрытая ладонь каменной Руки… Мы
не знаем, почему Картер, уходя, не взял вместе с ключом и пергамент. Возможно, он
забыл о свитке или намеренно поостерегся его брать, памятуя об участи другого
человека, который прихватил свиток с похожими знаками, спускаясь в кладбищенский
склеп, и оттуда уже не вернулся. А может, для задуманного им дела этот
пергамент просто не был нужен.
Де
Мариньи сделал паузу, которой воспользовался мистер Филлипс, заговоривший
резким пронзительным голосом:
– О
странствиях Рэндольфа Картера нам известно только из наших собственных сновидений.
Я посетил во сне много удивительных мест и среди прочего узнал важные новости,
когда был в Ултаре, что за рекой Скай. Похоже, Картер неплохо устроился и без
помощи пергамента – он действительно вернулся в мир своих детских грез и был
провозглашен королем Илек-Вада.
Апоплексическая
физиономия мистера Эспинуолла потемнела еще больше, приобретая густо-багровый
оттенок, и он вскричал, брызжа слюной:
– Неужели
никто не заткнет рот старому дуралею? Я уже сыт по горло всей этой бредятиной!
Мы здесь для того, чтобы делить наследство, так давайте этим и займемся, в конце
концов!
И тут
впервые прозвучал глухой неестественный голос свами Чандрапутры.
– Господа,
эта проблема сложнее, чем вы полагаете. Мистер Эспинуолл напрасно насмехается
над снами как источником информации. В свою очередь, мистер Филлипс представил
нам далеко не полную картину – возможно, из-за того, что не досмотрел свой сон.
Сам я придаю большое значение и уделяю много времени снам – у нас в Индии это
давняя традиция, – и точно так же, насколько мне известно, относились к
сновидениям все люди в роду Рэндольфа Картера. Вы, мистер Эспинуолл, не в счет –
будучи родственником по материнской линии, вы не связаны кровно с этим
семейством. Мои сновидения, а также некоторые другие источники раскрыли многое
из того, что вам до сих пор оставалось неясным. К примеру, что касается
пергамента – кстати, тогда еще не расшифрованного: он был оставлен в автомобиле
исключительно по оплошности, хотя в интересах Картера было иметь свиток при
себе. В целом мне удалось достаточно подробно проследить ход событий после
того, как Картер, взяв серебряный ключ, покинул машину на закате дня седьмого
октября, четыре года назад.
Эспинуолл
недоверчиво хмыкнул, но двое ученых все своим видом выражали заинтересованность.
Дым от курильниц густыми клубами заволакивал комнату, а тиканье часов напоминало
чехарду точек и тире какой-то фантастической морзянки, передающей непонятные
сообщения из других миров. Индус откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза и
продолжил рассказ своим странно безжизненным голосом, но при том на правильном
и образном английском языке. И постепенно перед слушателями начала
вырисовываться картина происходившего в тот октябрьский день.
|
