 Увеличить |
III
В
конце июня пришла посылка с граммофонной пластинкой. Эйкли отправил ее из
Братлборо, так как не слишком доверял почтовой службе, действовавшей на местной
вспомогательной линии. Он уже давно и все явственнее ощущал за собой слежку, а
пропажа нескольких наших писем лишь еще сильнее укрепила его подозрения. Теперь
он часто поговаривал о коварных деяниях некоторых местных жителей, коих считал
не только ушами, но и руками скрывавшихся в горах таинственных существ. Прежде
всего он подозревал угрюмца Уолтера Брауна, в одиночестве обитавшего на своей
захолустной ферме, расположенной на горном склоне, вплотную подступавшем к
густым лесам: этот Браун нередко торчал в самых людных местах Братлборо,
Саут-Лондондерри, Беллоуз-Фолз и Ньюфейна, причем появлялся там внезапно и,
похоже, без всякой надобности. Эйкли был уверен, что голос Брауна звучал в
одном особенно жутком разговоре, записанном им при особых обстоятельствах;
кроме того, однажды он обнаружил близ дома Брауна след – все тот же отпечаток
когтистой лапы, – и это навело его на самые мрачные предположения.
Любопытно, что этот отпечаток находился почти рядом со следами самого Брауна,
причем оба они – отпечаток лапы и человеческий след – были направлены навстречу
друг другу.
Итак,
пластинка была отправлена из Братлборо, куда Эйкли добрался на своем «форде» по
пустынным Вермонтским дорогам. В приложенной записке он сознавался, что уже
опасается этих дорог и за покупками в Таунсенд отныне намеревается ездить
исключительно днем. Затем он повторил, что человеку, узнавшему слишком многое о
чудовищах, нужно уйти подальше от этих безмолвных и загадочных гор, если,
конечно, он не хочет, чтобы его тайна умерла вместе с ним. Он писал, что вскоре
переедет жить к сыну в Калифорнию, хотя ему будет нелегко расставаться с
местом, с которым у него связано ощущение своих корней и множество
воспоминаний.
Прежде
чем прослушать пластинку на граммофоне, позаимствованном в административном
корпусе университета, я внимательно просмотрел пояснения Эйкли, разбросанные по
страницам его писем. Как сообщал Эйкли, эта запись была сделана первого мая
1915 года около часа ночи подле закрытого входа в пещеру, что расположена в том
месте, где западный лесистый склон Черной горы вздымается над топкой лощиной
Ли. Именно в этом месте издавна слышались странные голоса, а потому Эйкли и
решил прийти сюда с граммофоном, диктофоном и чистым диском в надежде на успех.
Опыт подсказывал ему, что канун Майской ночи – ночи чудовищного шабаша, о
которой повествуют все ведьмовские предания Старого Света, – может
оказаться самым удачным временем для задуманной им охоты, и он не был
разочарован в своем выборе. Примечательно, однако, что именно в этом месте он
больше никогда не слышал никаких голосов.
В
отличие от всех подслушанных им в лесу звуков, записанный на пластинку разговор
походил на некое ритуальное чтение, причем один из голосов был явно
человеческим – хотя чьим именно, Эйкли так и не смог определить. Но явно не
Браун – это была речь более образованного человека. Главная же загадка таилась
во втором голосе – в том самом проклятом жужжании: в нем даже близко не
было ничего человеческого, хотя говоривший изъяснялся на хорошем английском
языке и даже с признаками учености.
Фонограф
и диктофон функционировали не лучшим образом; звуковая картина свершавшегося
ритуала казалась отдаленной и приглушенной, и ясно можно было разобрать лишь отдельные
фразы. Перед прослушиванием я еще раз просмотрел восстановленный текст, присланный
вместе с пластинкой. Запись содержала в себе не столько явный ужас, сколько
некую зловещую таинственность; впрочем, зная, где, когда и каким образом все
это было записано, я невольно искал в этих обрывочных фразах недобрый подтекст,
который, нужно заметить, тут же и обнаруживался. Я привожу текст целиком по
памяти. В том, что я знаю его наизусть до последней буквы, я совершенно твердо
уверен, ибо не только видел его в письменной форме, но и не раз прослушивал
пластинку. А то, что я слышал, забыть нелегко!
(НЕВНЯТНЫЕ
ЗВУКИ)
(МУЖСКОЙ
ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ГОЛОС)
…есть
Властелин Лесов, и даже… приношения подданных Ленга… и да вознесется хвала из
пропасти тьмы до бездонного космоса, из бездонного космоса до пропасти тьмы, и
будет эта хвала Великому Ктулху, Цатоггуа и Ему, чье имя назвать не дано.
Вечная им хвала, а Черному Козлу из Диких Лесов да пошлется изобилие! Иэ!
Шуб-Ниггурат! Черный Козел с Легионом Младых!..
(ЖУЖЖАЩИЙ
ЗВУК, ПОДРАЖАЮЩИЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ РЕЧИ)
Иэ!
Шуб-Ниггурат! Черный Козел из Диких Лесов с Легионом Младых!
(ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ
ГОЛОС)
И
суждено было тогда, чтобы Властелин Лесов, будучи… семь и девять, по ступеням
из оникса… (по)чести Ему там, в Пропасти, Азатот, Тот, чьим чудо (действиям) Ты
научил и нас… в полете из тьмы и за пределы космоса, за пределы са… Туда, где
Юггот, самое последнее творение, одиноко кружится в окутанном мраком
пространстве у огибающей…
(ЖУЖЖАЩИЙ
ГОЛОС)
…затеряться
среди людей и найти путь, о котором Ему там, в Пропасти, дано знать. Ньярлатхотепу
же, Всесильному Посланнику, должно рассказать обо всем. И тогда Он примет человеческое
обличье, спрятавшись под восковой маской и широкими одеждами, и сойдет на Землю
из мира Семи Солнц, чтобы посмеяться…
(ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ
ГОЛОС)
…Ньярлатхотеп,
Всесильный Посланник, что доставил через космическую бездну неведомую радость
на Юггот, Отец Легиона Особо Отмеченных, идущий впереди тех…
(РАЗГОВОР
ОБРЫВАЕТСЯ НА ПОЛУСЛОВЕ ВВИДУ ОКОНЧАНИЯ ЗАПИСИ)
Вот
такой разговор мне предстояло прослушать. Неподдельный страх овладел мною, едва
я, нажав на ручку, услышал вступительное поскребывание сапфировой иглы.
Признаюсь, в тот момент мне хотелось этим все и закончить, и, помнится, я как
ребенок обрадовался тому, что первые едва слышные обрывки фраз произнес
человеческий голос – мягкий, размеренный и, похоже, с легким бостонским
акцентом; безусловно, никто из уроженцев вермонтского горного края так говорить
не мог. Вслушиваясь в дразнящую своей приглушенностью речь, я как будто стал
различать слова, встречавшиеся в старательно восстановленном тексте Эйкли. Меж
тем мягкий голос с бостонским акцентом продолжал заклинать: «Иэ! Шуб-Ниггурат!
Черный Козел с Легионом Младых!..»
А
затем я услышал другой голос. И по сей день я содрогаюсь при одном
воспоминании о нем. Несмотря на то что я был предварительно подготовлен
письмами Эйкли, этот голос едва не убил меня на месте. Те, кому я впоследствии
рассказывал о пластинке, заявляли, что все это, несомненно, было дешевой
подделкой или бредом сумасшедшего; но услышь они сами этот проклятый голос,
прочитай они хотя бы малую толику посланий Эйкли (достаточно было бы того
ужасного второго письма), то наверняка отозвались бы о нем иначе. Теперь я
очень жалею о том, что не ослушался Эйкли – надо было показать пластинку другим
специалистам; а еще жаль, что все его письма потерялись. Мне – то есть
человеку, который собственными ушами слышал зловещие лесные звуки и к тому же
знал подоплеку и сопутствующие этой истории обстоятельства – этот голос
показался чудовищным. Он живо вторил ритуальным фразам, которые произносил
человек, но мне все время чудилось, что это отвратительное жужжание вообще не
является звуком – скорее, это было потустороннее эхо, которое доносилось из
адских инопланетных глубин через немыслимые бездны пространства. Более двух лет
минуло с тех пор, как я в последний раз прослушал дьявольскую восковую матрицу;
однако в голове у меня ни на секунду не смолкает зловещее жужжание – отдаленное
и прерывистое, каким я его услышал в первый раз.
«Иэ!
Шуб-Ниггурат! Черный Козел из Диких Лесов с Легионом Младых!»
Несмотря
на то что этот голос постоянно звучит у меня в ушах, я так и не сумел подыскать
ему точных сравнений из числа тех, что существуют в человеческом языке. Он
напоминает жужжание отвратительного гигантского насекомого, подражающего речи
какого-то даже отдаленно не похожего на него существа. Я совершенно уверен, что
у издававшей подобный звук твари голосовые связки не имеют ничего общего с
голосовым аппаратом как человека, так и млекопитающих в целом. И тембр, и
диапазон, и оттенки звучания были абсолютно чужеродными – подобного звука не
найти среди явлений не только человеческого бытия, но и земного бытия вообще. В
тот самый первый раз его неожиданное вторжение в привычный мне мир так потрясло
меня, что всю последующую часть пластинки я прослушал рассеянно, пытаясь
стряхнуть с себя послешоковое оцепенение. Когда же в записи началось то место,
где жужжание становилось продолжительнее, ощущение дьявольской безысходности,
поразившее меня при первоначальных вкраплениях голоса, вдруг усилилось. Наконец
запись кончилась – оборвалась на полуслове в тот момент, когда дуэт
человеческого и инопланетного голосов зазвучал необычайно отчетливо. Граммофон
автоматически выключился, а я все сидел, тупо вперив в него взгляд.
Нет
нужды говорить, что потом я еще не раз прослушивал эту умопомрачительную пластинку
и не раз всеми силами пытался постичь ее содержание, сверяя свои выводы с
замечаниями Эйкли. Пересказывать весь ход нашей переписки, пожалуй, ни к чему;
замечу только, что мы оба были убеждены, что напали на след, ведущий к истокам
самых безобразных древних обрядов, сохранившихся в тайных культах нашей
цивилизации. Кроме того, нам стало ясно, что между затаившимися в горах
инопланетными пришельцами и некоторыми представителями человеческой расы
существует древняя и довольно непростая связь. Насколько эта связь была развита
в прежние времена и как она осуществлялась сегодня – установить было трудно; во
всяком случае, перед нами открылись бескрайние просторы для самого жуткого
фантазирования. Похоже, жители Земли были с незапамятных времен связаны
нерасторжимыми и страшными узами с безымянной космической бездной, и узы эти
имели самые различные формы. Судя по записи, сатанинское зло пришло на Землю с
погруженного во мрак Юггота, расположенного у самого края Солнечной системы;
однако эта планета является лишь одной из колоний ужасной межзвездной
цивилизации, родина которой расположена, вероятно, далеко за пределами пространственно-временного
континуума, описанного Эйнштейном, и вообще не имеет никакого отношения к известному
нам космосу.
Попутно
мы продолжали обсуждать загадку черного камня, а также самый надежный способ
его доставки в Аркхем: Эйкли считал, что мне не следует ехать к нему в усадьбу,
ибо при сложившейся ситуации это было бы небезопасно. С другой стороны,
руководствуясь какой-то неизвестной мне причиной, он не желал отправлять камень
ни почтой, ни даже с оказией. В конце концов он предложил такой вариант: он
отвезет камень в Беллоуз-Фолз и отправит его оттуда поездом «Бостон – Мэн»,
следующим через Кин, Уинчендон и Фитчберг, хотя для этого ему и придется ехать
глухими, пролегающими через лес дорогами, а не по главной братлборской автостраде.
Эйкли писал, что, отправляя из Братлборо посылку с пластинкой, он обратил
внимание на человека, в поведении и выражении лица которого было нечто весьма
подозрительное. Он чересчур дотошно расспрашивал о чем-то почтовых служащих и в
конце концов уехал тем же поездом, которым отправили посылку. По признанию
Эйкли, он успокоился лишь после того, как получил от меня известие о ее
благополучном прибытии.
Приблизительно
в это же время – то есть ближе к середине июля – пропало еще одно мое письмо, о
чем я узнал из тревожного послания Эйкли. Он попросил меня впредь писать не на
его таундсендский адрес, а в общий отдел доставки почтового отделения в
Братлборо, куда он будет наведываться либо на своей машине, либо междугородным
автобусом, который обслуживает теперь пассажиров вместо поезда-тихохода на
боковой ветке железной дороги. Судя по всему, беспокойство Эйкли постоянно
росло: он подробно останавливался на том, как безумными ночами все дольше
заходились лаем собаки и как наутро он находил на проезжей дороге и на заднем
дворе свежие когтистые следы. Однажды он обнаружил следы целого полчища
чудовищ: казалось, они растянулись цепью и атаковали дом, а напротив них не
менее плотным строем стояли не желавшие отступать собаки. В доказательство тому
Эйкли приложил к письму производивший тягостное впечатление фотоснимок: он был
сделан наутро после той страшной ночи, на протяжении которой собаки неистово
лаяли и выли, не смолкая ни на секунду.
Утром
в среду, восемнадцатого июля, я получил телеграмму с пометкой «Беллоуз-Фолз»:
Эйкли сообщал, что посылает черный камень поездом № 5508, который
отправляется с вокзала «Беллоуз-Фолз» в 12.15 дня и прибывает на Северный
вокзал Бостона в 16.12. По моим расчетам, посылку должны были доставить в
Аркхем по крайней мере к полудню следующего дня, и поэтому все утро четверга я
провел дома в ожидании почтальона. Но ни к полудню, ни даже к вечеру почтальон
не появился, а когда я позвонил на почту, мне ответили, что никакой посылки на
мое имя не поступало. Заказывая междугородный звонок в отдел почтовых доставок
бостонского вокзала, я был охвачен все возраставшей тревогой и потому почти не
удивился, узнав, что такой посылки не поступало и к ним. Поезд № 5508
прибыл накануне с опозданием в 35 минут, но никакого груза на мое имя в
почтовом вагоне не было. Тем не менее служащий отдела пообещал разобраться с
этой историей; мне же ничего не оставалось, как отправить вечерней почтой письмо
Эйкли, в котором я вкратце рассказал о случившемся.
Бостонское
почтовое отделение работало с похвальной расторопностью – уже на следующий день
мне позвонил тот самый служащий, с которым я разговаривал накануне, и поспешил
сообщить результаты своего расследования. Как оказалось, проводник почтового
вагона поезда № 5508 припомнил одно происшествие, которое, возможно, имело
прямое отношение к моей пропаже: когда в начале второго часа пополудни поезд
стоял на станции в Кине, штат Нью-Гэмпшир, к нему обратился какой-то худощавый
рыжеволосый мужчина с очень странным голосом – судя по виду, сельский фермер из
глубинки.
По
словам проводника, незнакомец сильно переполошился из-за какой-то коробки с тяжелым
грузом, которую он якобы должен был получить и которой не оказалось ни в
вагоне, ни в списках почтовой компании. Незнакомец представился как Стэнли
Адамс; он говорил на редкость низким и каким-то жужжащим голосом, от которого
на проводника вдруг напала необъяснимая дремота, так что он слушал этого Адамса
будто сквозь сон. Чем кончился их разговор, проводник сказать не мог: он помнил
лишь, что пришел в себя, когда поезд уже тронулся. Бостонский служащий также не
преминул аттестовать проводника как безупречно честного и надежного молодого
человека с безупречным послужным списком.
В
тот же вечер я отправился в Бостон, чтобы лично расспросить проводника, фамилию
и адрес которого я узнал в бостонском почтовом отделе. Он оказался человеком
откровенным, приятным в общении, однако ничего нового добавить к своему
рассказу не смог. Как это ни странно, но он вообще сомневался в том, что при
встрече сумеет опознать своего загадочного собеседника. Убедившись, что ему и
впрямь нечего больше сказать, я вернулся в Аркхем и всю ночь писал письма: одно
– Эйкли, а остальные – в почтовую компанию, полицейское управление и начальнику
железнодорожной станции в Кине. Я не сомневался в том, что незнакомец со
странным гипнотизирующим голосом сыграл в этом деле ключевую роль; оставалась
надежда, что с помощью станционных служащих и учетных ведомостей телеграфного
отдела удастся выяснить что-нибудь как о нем самом, так и о том, где, когда и
каким образом он раздобыл сведения о посылке.
Признаюсь
сразу, что мое расследование окончилось безрезультатно. Да, восемнадцатого
июля, в самый разгар дня, на вокзале в Кине действительно заметили человека со
странным голосом; один из свидетелей даже припомнил, что вроде бы видел у него
в руках какую-то коробку. Но кто это был, так и осталось неизвестным, ибо ни
до, ни после того случая его никто больше не видел. Насколько можно было судить
по ведомостям, в телеграфный отдел он не заходил, никаких сообщений не получал
и вообще телеграфный отдел не принимал ничего похожего на извещение о
следовании посылки с черным камнем в поезде № 5508. Разумеется, Эйкли
провел параллельное расследование и даже лично съездил в Кин, чтобы расспросить
о незнакомце привокзальную публику; но он относился к происшествию с большей
обреченностью, чем я, и усматривал в пропаже коробки зловещее проявление
роковых сил. Во всяком случае, он не надеялся, что она отыщется. Он и прежде
говорил, что обитатели гор и их агенты явно обладают телепатическими и
гипнотическими способностями, а потому в следующем письме высказывал твердое
убеждение в том, что камень уже находится не на нашей планете. Прочитав все
это, я воспылал благородным гневом: выходило, что мы безвозвратно потеряли
соблазнительную возможность проникнуть с помощью древних полустертых иероглифов
в удивительные тайны пришельцев. Быть может, это происшествие еще долго терзало
бы мою душу, если бы свежие письма Эйкли не отвлекли меня от него: эта история
внезапно получила новый оборот, заставивший меня на время позабыть обо всем
остальном на свете.
|
