 Увеличить |
II
Эдварду
было тридцать восемь лет, когда он свел знакомство с Асенат Уэйт. В то время ей
исполнилось, как я предполагаю, года двадцать три, и в Мискатоникском
университете она посещала специальный курс средневековой метафизики. Дочь моего
приятеля познакомилась с ней раньше в школе Холл в Кингспорте и старалась
избегать соученицы из-за ее странной репутации. Асенат Уэйт была смугла,
невысока ростом, красива лицом, правда, ее несколько портили чересчур уж
выпуклые глаза, но людей слишком чувствительных ее внешность почему-то отталкивала.
Однако сторониться Асенат более всего заставляли ее происхождение и ее
разговоры. Она была из инсмутских Уэйтов, а о полузаброшенном древнем Инсмуте
уже на протяжении многих поколений ходили мрачные предания. Рассказывали о
каких-то ужасных торговых сделках 1850 года и о диковинных существах «не вполне
человеческого облика», рождавшихся в старинных семьях этого пришедшего в упадок
портового городка, – лишь старожилы-янки могли сочинять подобные легенды и
рассказывать их с должной толикой страшной таинственности.
Дурная
репутация Асенат усугублялась тем фактом, что она была дочерью Эфраима Уэйта –
ребенком, рожденным этим старцем от никому не известной жены, которая, выходя
на улицу, вечно скрывала лицо вуалью. Эфраим жил в ветхом особняке на
Вашингтон-стрит в Инсмуте, и те, кто видел эту обитель (аркхемские жители по
возможности старались как можно реже навещать Инсмут), заявляли, что чердачные
окна там всегда закрыты ставнями и с наступлением сумерек из-за них доносятся
странные звуки. Старик был в свое время знающим лекарем и, судя по местным
преданиям, мог по своей прихоти вызвать или усмирить шторм на море. Я видел его
всего лишь один или два раза в юности, когда он приезжал в Аркхем полистать
заветные фолианты в университетской библиотеке, и, помню, не мог без содрогания
взглянуть на его волчье, демоническое лицо, заросшее спутанной седой бородой.
Он умер, полностью потеряв рассудок, – при весьма загадочных
обстоятельствах – как раз перед поступлением его дочери в школу Холл (по
завещанию ее опекуном был назначен школьный директор); а дочь, надо сказать,
была его ревностной ученицей и временами даже выглядела почти так же
демонически, как и он.
Когда
начали циркулировать слухи о знакомстве Эдварда с Асенат Уэйт, мой приятель,
чья дочь знала Асенат по школе, поведал о ней множество прелюбопытных вещей.
Асенат в школе изображала из себя чуть ли не волшебницу и вроде бы
действительно умела проделывать поразительные чудеса. Она уверяла, что способна
вызвать грозу, впрочем, сопутствовавшие ей успехи связывали обычно с ее
непостижимым даром предсказания. Животные явно не любили ее, и она почти
незаметным движением правой руки могла заставить любую собаку завыть. Временами
она выказывала познания в науках и языках совершенно исключительные и даже
шокирующие для столь юной девушки; и в такие минуты могла напугать соучениц,
ибо в ее глазах по неведомой причине вдруг загорались злобно-плотоядные
огоньки, она начинала странно подмигивать и, казалось, относилась к внезапной
перемене в себе с некоей вызывающе-непристойной иронией.
Самое
необычное, впрочем, заключалось в достоверно подтвержденных случаях ее воздействия
на окружающих. Она, вне всякого сомнения, была настоящим гипнотизером. Устремив
странный немигающий взгляд на одноклассницу, она почти неизменно вызывала у
последней отчетливое ощущение взаимообмена душами – точно ее душа на
мгновение переселялась в тело школьной волшебницы и получала способность взглянуть
на свое собственное тело со стороны, при этом глаза невольной жертвы начинали
сверкать и вылезать из орбит, принимая совершенно чуждое им выражение. Асенат
частенько рассуждала о природе сознания и о его независимости от своей
физической оболочки. Ее приводил в бешенство самый факт того, что она не
мужчина, ибо она считала, что мужской мозг обладает уникальной могучей
космической силой. Имей она мужской мозг, заявляла Асенат, она бы могла не то
что сравняться, но и превзойти своего отца в способности повелевать неведомыми
стихиями.
Эдвард
познакомился с Асенат на сборище местной интеллигенции у одного из студентов и,
придя ко мне на следующий день, не мог говорить ни о чем другом. Он нашел ее
необычайно эрудированной девушкой, с разносторонними интересами, и это его
пленило. Вдобавок он был покорен ее красотой. Я же тогда еще не видел этой
молодой особы и не мог в точности припомнить отрывочные отзывы о ней, хотя
прекрасно знал, кто она такая. Можно было лишь пожалеть о том, что Дерби
воспылал к ней страстью, но я ни единым словом не охладил его пыл, ибо любые
доводы против лишь раздувают пламя влюбленности. Дерби, по его словам, не
намеревался рассказывать отцу о своей новой знакомой.
В
последующие несколько недель все беседы молодого Дерби со мной касались исключительно
Асенат. Окружающие подметили в Эдварде пробуждение запоздалой галантности, хотя
все соглашались, что выглядит он много моложе своих лет и вовсе не кажется
недостойным спутником своей диковинной богини. Несмотря на привычную склонность
к праздному и малоподвижному образу жизни, он был не более чем слегка полноват
и без единой морщины на лице. У Асенат же, напротив, в уголках глаз появились
преждевременные морщинки – обычные признаки частых актов напряжения воли.
Как-то
Эдвард пришел ко мне со своею девушкой, и я тотчас заметил, что его влюбленность
отнюдь не безответна. Она буквально пожирала его глазами, в которых застыло
хищное выражение, и я понял, что их близость не была лишь духовной. Вскоре
после того меня посетил старый мистер Дерби, которого я всегда любил и уважал.
До него дошли слухи о новом увлечении сына, и он сумел выпытать у мальчика
правду. Эдвард намеревался жениться на Асенат и уже присматривал себе дом на
окраине. Зная о моем огромном влиянии на сына, отец спросил, не мог бы я
каким-то образом расстроить эту пагубную связь. Но я лишь с грустью выразил
свои сомнения. На сей раз дело было не в слабоволии Эдварда, но в силе воли
юной женщины. Вечный ребенок перенес свою зависимость с отцовского образа на
новый, более сильный образ, и тут уж ничего нельзя было поделать.
Свадьба
состоялась через месяц – по желанию невесты их сочетал браком мировой судья.
Мистер Дерби, следуя моему совету, не препятствовал браку и вместе со мной,
моей женой и сыном почтил своим присутствием краткую церемонию – среди прочих
приглашенных были и представители бесшабашной студенческой богемы. Асенат
купила старый загородный дом Крауниншилдов, в самом конце Хай-стрит, где
молодые решили поселиться после короткой поездки в Инсмут, откуда надлежало
перевезти на новое место трех домашних слуг, кое-какие книги да скарб. Решение
Асенат поселиться в Аркхеме, вместо того чтобы вернуться в отчий дом, было
продиктовано не столько, возможно, интересами Эдварда и его отца, сколько ее
желанием быть поближе к университету, его библиотеке и «богеме».
Когда
Эдвард навестил меня после медового месяца, мне показалось, что он несколько переменился.
Асенат заставила его избавиться от жалких усиков, но дело было не только в
этом. Он казался более спокойным и задумчивым, и его обычная по-детски
капризная насупленность сменилась выражением едва ли не подлинной печали. Сразу
я не мог ответить себе, нравится ли мне произошедшая в нем перемена. И уж
конечно, он более, чем прежде, производил впечатление нормально развитого
взрослого мужчины. Возможно, женитьба сослужила ему добрую службу, ведь могла
же простая смена опекуна дать толчок к полному избавлению от опеки и в конечном
итоге привести его к самостоятельности и независимости? Он пришел один, ибо Асенат
была занята. Она привезла огромное количество книг и приборов из Инсмута (Дерби
содрогнулся, упомянув это название) и заканчивала наводить порядок в
крауниншилдовском имении.
Ее
дом в том городе оказался, по его словам, довольно-таки мерзким местом, но с
помощью некоторых тамошних приборов он сделал для себя немало удивительных
открытий. Пользуясь теперь наставлениями Асенат, он быстро овладевал
премудростями эзотерики. Совместно с нею он проделал ряд опытов дерзкого, если
не запретного свойства – правда, он не чувствовал себя вправе рассказывать мне
о них, – полностью доверившись ее дару и намерениям. Трое слуг были весьма
странными субъектами: старая-престарая супружеская пара – они всю жизнь прожили
со стариком Эфраимом и рассказывали о нем и о покойной матери Асенат какие-то туманные
вещи – и здоровая девка с уродливо искаженными чертами лица, от которой,
казалось, постоянно воняло рыбой.
|
