Глава 6.
ЭРНОТОН ДЕ КАРМЕНЖ
Эрнотон
остался на поле сражения, еще сам не зная, что он будет делать с двумя врагами,
которым предстоит очнуться у него на руках.
Пока же,
рассудив, что убежать они не смогут, а Тень (ибо под этим именем, как вы
помните, Эрнотон знал Шико) вряд ли вернется назад, чтобы их прикончить,
молодой человек начал думать о каком-нибудь способе перевозки и не замедлил
найти на дороге то самое, что искал.
На
вершине горы показалась тележка, вероятно, повстречавшаяся с уезжающим Шико, и
ее силуэт ярко вырисовывался на небе, покрасневшем от пламени заходившего
солнца.
Эту
тележку тащили два быка, и ее сопровождал крестьянин.
Эрнотон
остановил погонщика, которому, как только он его увидел, очень захотелось
бросить тележку и спрятаться в кусты, и рассказал, что произошло сражение между
гугенотами и католиками; в этом сражении пятеро погибли, но двое еще пока живы.
Хотя
крестьянин и опасался ответственности за доброе дело, которого от него
требовали, но еще больше, как мы уже сказали, был он напуган воинственным видом
Эрнотона. Поэтому он помог молодому человеку перенести в свою тележку сначала
г-на де Майена, а затем солдата, лежавшего с закрытыми глазами, хотя и неизвестно,
был ли он по-прежнему в обмороке.
Оставалось
пять трупов.
– Сударь, –
спросил крестьянин, – эти пятеро католики или гугеноты?
Эрнотон,
видевший, как крестьянин в страшную минуту перекрестился, ответил:
– Гугеноты.
– В
таком случае, – сказал крестьянин, – не будет ничего дурного в том,
что я обыщу этих безбожников, не правда ли?
– Ничего
дурного, – ответил Эрнотон, который предпочитал, чтобы их наследником
явился нужный ему крестьянин, чем первый случайный прохожий.
Крестьянин
не заставил Эрнотона повторять дважды и обшарил карманы трупов.
Мертвые,
видимо, получали порядочное жалованье, когда были живы, так как после окончания
операции морщины на лбу крестьянина разгладились. Приятное чувство, охватившее
его тело и душу, заставило его сильнее подхлестывать быков, чтобы побыстрее
приехать в хижину.
В
конюшне этого доброго католика, на удобной соломенной подстилке, г-н де Майен
очнулся. Боль при тряске во время переезда не могла привести его в себя, но от
свежей воды, омывшей рану, выступило несколько капель ярко-красной крови,
герцог открыл глаза и посмотрел на все окружающее с вполне понятным изумлением.
Как
только г-н де Майен открыл глаза, Эрнотон отпустил крестьянина.
– Кто
вы, сударь? – спросил Майен.
Эрнотон
улыбнулся и спросил:
– Вы
меня не узнаете, сударь?
– Узнаю, –
ответил герцог, нахмурившись, – вы тот, кто пришел на помощь моему врагу.
– Да, –
ответил Эрнотон, – но я также и тот, кто помешал вашему врагу убить вас.
– Должно
быть, это так, раз я живу, – сказал Майен, – конечно, если только он
не счел меня мертвым.
– Он
уехал, зная, что вы живы, сударь.
– Но
он, по крайней мере, считал мою рану смертельной?
– Не
знаю, но, во всяком случае, если бы я не воспротивился, он нанес бы вам рану,
уже наверняка смертельную.
– Но
тогда, сударь, почему же вы помогли убить моих людей, а затем помешали этому
человеку убить меня?
– Очень
просто, сударь, и я удивляюсь, что дворянин, а вы мне кажетесь дворянином, не
понимает моего поведения. Случай привел меня на дорогу, по которой вы ехали, я
увидал, что несколько человек напали на одного, я защищал того, кто был один;
потом, когда этот храбрец, на помощь к которому я пришел, – так как, кто
бы он ни был, сударь, но этот человек храбрец, – когда этот храбрец,
оставшись один на один с вами, нанес вам решающий удар, тогда, увидев, что он
может злоупотребить победой и прикончить вас, я помешал этому своей шпагой.
– Значит,
вы меня знаете? – спросил Майен, испытующе глядя на него.
– Мне
нет надобности знать вас, сударь, я знаю, что вы ранены, и этого мне
достаточно.
– Будьте
искренни, сударь, – настаивал Майен, – вы меня знаете?
– Странно,
сударь, что вы не хотите меня понять. Я не нахожу, что благородней убить одного
беззащитного, чем напасть на одного проезжего всемером.
– Но
вы же понимаете, что на все могут быть причины.
Эрнотон
поклонился, но не ответил.
– Разве
вы не видели, что я скрестил свою шпагу один на один с этим человеком?
– Да,
это правда, я видел.
– Этот
человек – мой смертельный враг.
– Я
верю этому, так как он сказал мне то же самое про вас.
– А
если я выздоровлю?
– Это
меня не касается, вы будете делать все, что вам заблагорассудится, сударь.
– Вы
считаете меня тяжело раненным?
– Я
смотрел вашу рану, сударь, и хотя она серьезна, но не смертельна. Лезвие
соскользнуло по ребрам, как мне кажется, и не проникло в грудь. Вздохните, и, я
думаю, вы не почувствуете никакой боли в легких.
Майен с
трудом вздохнул, но не почувствовал боли внутри.
– Это
правда, – сказал он, – а люди, которые были со мной?
– Мертвы,
за исключением одного.
– Их
оставили на дороге? – спросил Майен.
– Да.
– Их
обыскивали?
– Крестьянин,
которого вы, вероятно, видели, когда открыли глаза, ваш хозяин, позаботился об
этом.
– Что
он на них нашел?
– Немного
денег.
– А
бумаги?
– Ничего
об этом не знаю.
– А, –
сказал Майен с видимым удовлетворением.
– В
конце концов, вы можете спросить об этом у того, кто жив.
– Но
где же живой?
– В
сарае, в двух шагах отсюда.
– Перенесите
меня к нему или лучше перенесите его ко мне и, если вы честный человек, как мне
кажется, поклянитесь, что вы не будете задавать ему никаких вопросов.
– Я
не любопытен, сударь, и знаю об этой истории все, что мне важно знать.
Герцог
все еще с беспокойством посмотрел на молодого человека.
– Сударь, –
сказал Эрнотон, – я был бы рад, если бы ваше поручение вы дали кому-нибудь
другому, а не мне.
– Я
не прав, сударь, я признаю это, – сказал Майен, – будьте столь
любезны, окажите мне услугу, о которой я вас прошу.
Через
пять минут солдат входил в конюшню.
Он
вскрикнул, увидев герцога де Майена, но у того хватило сил приложить палец к
губам. Солдат тотчас же замолчал.
– Сударь, –
сказал Майен Эрнотону, – я вам навеки благодарен, и, конечно, когда-нибудь
мы встретимся при более благоприятных обстоятельствах; могу я спросить вас, с
кем имею честь говорить?
– Я
виконт Эрнотон де Карменж, сударь.
Майен
ждал более подробного объяснения, но теперь уже молодой человек оказался весьма
сдержанным.
– Вы
следуете по дороге в Божанси, сударь? – продолжал Майен.
– Да,
сударь.
– Значит,
я вам помешал, и вам не удастся, быть может, сегодня же ехать дальше.
– Напротив,
сударь, я надеюсь тотчас же отправиться в путь.
– В
Божанси?
Эрнотон
посмотрел на Майена, как человек, которого весьма раздражала эта настойчивость.
– В
Париж, – ответил он.
Герцог
удивился.
– Простите, –
продолжал Майен, – но это странно, что, направляясь в Божанси и
остановленный неожиданными обстоятельствами, вы без всяких серьезных причин
отказываетесь от цели своего путешествия.
– Ничего
нет проще, сударь, – ответил Эрнотон, – я ехал на свидание. Наше
приключение заставило меня остановиться, и я опоздал: мне остается только
вернуться.
Майен
тщетно пытался прочесть на бесстрастном лице Эрнотона что-нибудь, кроме того, о
чем говорили его слова.
– О
сударь, – сказал он наконец, – почему бы вам не остаться со мной
несколько дней! Я пошлю в Париж моего солдата, чтобы он привез мне врача,
потому что, вы же понимаете, я не могу остаться здесь один с незнакомыми мне
крестьянами.
– А
почему, сударь, – ответил Эрнотон, – с вами не может остаться ваш
солдат? Врача пришлю к вам я.
Майен
колебался.
– Знаете
вы имя моего врага? – спросил он.
– Нет,
сударь!
– Как,
вы спасли ему жизнь, а он не сказал вам своего имени?
– Я
его не спрашивал.
– Вы
его не спрашивали?
– Вам
я тоже спас жизнь, сударь, а разве я пытался узнать ваше имя? Вместо этого вы
оба знаете мое. Зачем спасителю знать имя спасенного? Пусть спасенный знает имя
спасителя.
– Я
вижу, сударь, – сказал Майен, – что от вас ничего не узнаешь и что вы
столь же скрытны, сколь доблестны.
– А
я, сударь, вижу, что вы произносите эти слова с упреком, и очень жалею об этом,
потому что, по правде сказать, то, что вас огорчает, должно было бы, напротив,
вас успокаивать. Если я скрытен с одним, то и с другим тоже не слишком
разговорчив.
– Вы
правы, вашу руку, господин де Карменж.
Эрнотон
протянул руку, но по его манере нельзя было судить, знает ли он, что подает
руку герцогу.
– Вы
осудили мое поведение, – продолжал Майен, – не могу оправдаться, не
открыв важных тайн, поэтому, я думаю, будет лучше, если мы не станем делать
друг другу дальнейших признаний.
– Заметьте,
сударь, – ответил Эрнотон, – что вы оправдываетесь, хотя я вас не
обвиняю. Поверьте мне, в вашей воле говорить или молчать.
– Благодарю
вас, сударь, я молчу. Знайте только, что я дворянин из хорошей семьи и могу
доставить вам все, что захочу.
– Не
будем говорить об этом, сударь, – ответил Эрнотон, – и, поверьте, в
отношении вашего влияния я буду так же скромен, как и насчет вашего имени.
Благодаря господину, которому я служу, я ни в чем не нуждаюсь.
– Вашему
господину? – с беспокойством спросил Майен. – Какому господину,
скажите, пожалуйста?
– О,
довольно признаний, вы сами это сказали, сударь, – ответил Эрнотон.
– Правильно.
– И
потом, ваша рана начинает воспаляться; поверьте мне, сударь, вам нужно поменьше
говорить.
– Вы
правы. О, как мне нужен мой врач!
– Я
возвращаюсь в Париж, как я имел честь сообщить вам; дайте мне его адрес.
Майен
сделал знак солдату, тот подошел к нему, в они заговорили вполголоса. Эрнотон,
с обычной своей скромностью, отошел. Наконец, после минутного совещания, герцог
снова повернулся к Эрнотону.
– Господин
де Карменж, вы мне дадите слово, что, если я вам дам письмо к кому-нибудь, это
письмо будет непременно ему доставлено?
– Даю
слово, сударь.
– Я
верю вам, вы слишком благородный человек, чтобы я не смог слепо довериться вам.
Эрнотон
поклонился.
– Я
доверяю вам часть моей тайны, – сказал Майен, – я принадлежу к охране
герцогини Монпансье.
– А! –
с наивным видом сказал Эрнотон. – У герцогини Монпансье есть охрана. Я не
знал этого.
– В
наше смутное время, сударь, – продолжал Майен, – все стараются
оберегать себя возможно лучше, а семья Гизов – одна из господствующих
семей.
– Я
не прошу объяснений, сударь, вы принадлежите к охране герцогини Монпансье, и
этого мне достаточно.
– Так
я продолжаю: мне нужно было совершить поездку в Абуаз, но на дороге я встретил
моего врага, вы знаете остальное.
– Да, –
сказал Эрнотон.
– Так
как эта рана не дала мне возможности выполнить мое поручение, я должен отдать
отчет герцогине о причинах моего запоздания.
– Это
правильно.
– Так
вы согласитесь отдать ей в собственные руки письмо, которое я буду иметь честь
написать ей?
– Если
здесь есть перо и чернила, – ответил Эрнотон, поднявшись, чтобы
отправиться на поиски требуемого.
– Не
стоит, – сказал Майен, – у моего солдата, наверно, есть мои
письменные принадлежности.
Действительно,
солдат вытащил из кармана закрытые записные дощечки. Майен повернулся к стене,
чтобы нажать пружину, и дощечки открылись; он написал карандашом несколько
строчек и так же тайком закрыл их.
Теперь
тот, кто не знал секрета, не мог бы открыть их, не сломав.
– Сударь, –
сказал молодой человек, – через три дня эти дощечки будут доставлены по назначению.
– В
собственные руки?
– Самой
госпоже герцогине де Монпансье.
Герцог
пожал руки своему доброжелательному собеседнику. Утомленный разговором и
усилием, которого потребовало от него только что написанное письмо, он
откинулся на свежую солому, обливаясь потом.
– Сударь, –
сказал солдат тоном, который показался Эрнотону плохо гармонирующим с его
одеждой, – сударь, вы связали и меня, как теленка, это правда; но хотите
вы этого или нет, я рассматриваю эти путы, как узы дружбы, и докажу это, когда
придет время.
И он
протянул руку, белизну которой Эрнотон еще раньше успел заметить.
– Пусть
будет так, – улыбаясь, сказал Карменж, – у меня стало двумя друзьями
больше!
– Не
смейтесь, сударь, – сказал солдат, – друзей не может быть слишком
много.
– Правильно,
товарищ, – ответил Эрнотон.
И он
уехал.
|