Глава 24.
ДУХОВНАЯ ДОЧЬ ГОРАНФЛО
Панург,
о котором в таких выражениях говорил настоятель, вскоре появился.
Совершенно
очевидно было, что он оказался призванным заменить своего покойного тезку не
из-за свойственного ему морального или физического облика, ибо никогда еще
человек с более умным лицом не был обесчещен именем, которым назвали осла.
Брат
Панург со своими маленькими глазками, острым носом и выдающимся подбородком
напоминал скорее лису.
Шико
смотрел на него всего одно мгновение, но, как оно ни было кратко, он,
по-видимому, по достоинству оценил монастырского посланца.
Панург
смиренно остановился в дверях.
– Подойдите,
господин курьер, – сказал Шико, – знаете вы Лувр?
– Так
точно, сударь, – ответил Панург.
– А
знаете вы в Лувре некоего Генриха де Валуа?
– Короля?
– Не
знаю, действительно ли он король, – сказал Шико, – но вообще его так
называют.
– Мне
придется иметь дело с королем?
– Именно.
Вы его знаете в лицо?
– Хорошо
знаю, господин Брике.
– Так
вот, вы скажете, что вам с ним необходимо поговорить.
– Меня
допустят?
– Да,
к его камердинеру. Монашеская ряса послужит вам пропуском. Его величество, как
вы знаете, отличается набожностью.
– А
что я должен сказать камердинеру его величества?
– Вы
скажете, что посланы к нему Тенью.
– Какой
Тенью?
– Любопытство –
большой недостаток, брат мой.
– Простите.
– Итак,
вы скажете, что посланы Тенью.
– Так
точно.
– И
что пришли за письмом.
– Каким
письмом?
– Опять!
– Ах
да, правда.
– Достопочтеннейший, –
сказал Шико, обращаясь к Горанфло, – прежний Панург был мне определенно
больше по сердцу.
– Это
все, что я должен делать?
– Вы
добавите, что Тень будет ожидать письма, потихоньку следуя по Шарантонской
дороге.
– И
я должен нагнать вас на этой дороге?
– Совершенно
верно.
Панург
направился к двери и приподнял портьеру; Шико показалось, что при этом движении
брата Панурга обнаружилось, что за портьерой кто-то подслушивал.
Впрочем,
она очень быстро опустилась, и Шико не смог бы поручиться, что принятое им за
действительность не было обманом зрения. Однако изощренный ум Шико внушал ему
почти полную уверенность в том, что подслушивал брат Борроме.
«А, ты
подслушиваешь, – подумал он, – тем лучше, тогда я буду нарочно
говорить так, чтобы тебе было слышно».
– Значит, –
сказал Горанфло, – король оказал вам честь, возложив на вас миссию?
– Да,
и притом конфиденциальную.
– Политического
характера, я полагаю?
– Я
тоже так полагаю.
– Как,
вы не знаете толком, какая миссия на вас возложена?
– Я
знаю, что должен отвезти письмо, вот и все.
– Это,
наверно, государственная тайна?
– Думаю,
что да.
– И
вы даже не подозреваете какая?
– Мы
ведь совсем одни, не так ли? И я могу сказать, что по этому поводу думаю?
– Говорите.
Я нем, как могила.
– Так
вот, король наконец-то решил оказать помощь герцогу Анжуйскому.
– Вот
как?
– Да.
Сегодня ночью с этой целью должен был выехать господин де Жуаез.
– Ну,
а вы, друг мой?
– Я
еду в сторону Испании.
– А
каким способом?
– Ну,
так, как мы путешествовали в свое время: пешком, верхом, в повозке – как
придется.
– Жак
будет вам приятным спутником, вы хорошо сделали, что попросили меня отпустить
его с вами, он, чертенок, владеет латынью.
– Должен
признаться, мне он очень понравился.
– Этого
было бы достаточно для того, чтобы я его отпустил. Но я думаю, что он, сверх
того, окажется для вас отличным помощником на случай какой-нибудь стычки.
– Благодарю,
дорогой друг. Теперь, кажется, мне остается только проститься с вами.
– Прощайте!
– Что
вы делаете?
– Намереваюсь
дать вам пастырское благословение.
– Ну
вот еще, – сказал Шико, – между нами двумя это ни к чему.
– Вы
правы, – ответил Горанфло, – это хорошо для чужих.
И друзья
нежно расцеловались.
– Жак! –
крикнул настоятель. – Жак!
Между
портьерами просунулась кунья мордочка Панурга.
– Как!
Вы еще не отправились? – вскричал Шико.
– Простите,
сударь.
– Отправляйтесь
скорее, – сказал Горанфло. – Господин Брике торопится. Где Жак?
В свою
очередь, появился брат Борроме с самой слащавой улыбкой на устах.
– Брат
Жак! – повторил настоятель.
– Брат
Жак ушел, – сказал казначей.
– Как
так ушел! – вскричал Шико.
– Разве
вы не просили, сударь, чтобы кто-нибудь отправился в Лувр?
– Но
я же посылал Панурга, – сказал Горанфло.
– И
дурень же я! А мне послышалось, что вы поручили это Жаку, – сказал
Борроме, хлопнув себя по лбу.
Шико
нахмурился. Но раскаянье Борроме было, по всей видимости, столь искренним, что
упрекать его было бы просто жестоко.
– Придется
мне подождать, – сказал он, – пока Жак вернется.
Борроме
поклонился, нахмурившись в свою очередь.
– Кстати, –
сказал он, – я забыл доложить сеньору настоятелю – ведь для этого и
поднялся сюда, – что неизвестная дама уже прибыла и просит у вашего
преподобия аудиенции.
Шико
вовсю навострил слух.
– Она
одна? – спросил Горанфло.
– С
берейтором.
– Молодая? –
спросил Горанфло.
Борроме
стыдливо опустил глаза.
«Он ко
всему – лицемер», – подумал Шико.
– Друг
мой, – обратился Горанфло к мнимому Роберу Брике, – ты сам понимаешь?
– Понимаю, –
сказал Шико, – и удаляюсь. Подожду в соседней комнате или во дворе.
– Отлично,
любезный друг.
– Отсюда
до Лувра далеко, сударь, – заметил Борроме, – и брат Жак может
вернуться поздно; к тому же лицо, к которому вы обращаетесь, возможно, не
решится доверить важное письмо мальчику.
– Вы
немножко поздно подумали об этом, брат Борроме.
– Бог
мой, да я же не знал. Если бы мне поручили…
– Хорошо,
хорошо, я потихоньку двинусь по направлению к Шарантону. Посланец, кто бы он
там ни был, нагонит меня в пути.
И он
пошел к лестнице.
– Не
сюда, сударь, простите, – поспешил за ним Борроме, – по этой лестнице
поднимается неизвестная дама, а она не желает ни с кем встречаться.
– Вы
правы, – улыбнулся Шико, – я сойду по боковой лестнице.
И он
направился через небольшой чулан к черному ходу.
– А
я, – сказал Борроме, – буду иметь честь проводить кающуюся к его
преподобию.
– Отлично, –
сказал Горанфло.
– Дорогу
вы знаете? – с беспокойством спросил Борроме.
– Как
нельзя лучше.
И Шико
удалился через чулан.
За
чуланом была комната. Боковая лестница начиналась с площадки перед этой
комнатой.
Шико
говорил правду: дорогу он знал, но комнату теперь не узнавал.
И
действительно, она совершенно изменила свой вид с тех пор, как он проходил
здесь в последний раз; стены были сплошь завешаны доспехами и оружием, на
столах и консолях громоздились сабли, шпаги и пистолеты, все углы забиты были
мушкетами и аркебузами.
Шико на
минуту задержался в этом помещении: ему захотелось все хорошенько обдумать.
«От меня
прячут Жака, от меня прячут даму, меня толкают на боковую лестницу, чтобы
очистить парадную: это означает, что хотят воспрепятствовать моему общению с
монашком и укрыть от моего взора даму, – все ясно. Как хороший стратег, я
должен делать как раз обратное тому, к чему меня желают принудить. Поэтому я
дождусь Жака и займу позицию, которая даст мне возможность увидеть таинственную
даму. Ого! Вот здесь в углу валяется прекрасная кольчуга, гибкая, тонкая и
отличнейшего закала».
Он
поднял кольчугу и принялся любоваться ею.
«А
мне-то как раз нужна такая штука, – сказал он себе. – Она легка,
словно полотняная, и слишком узка для настоятеля. Честное слово, можно
подумать, что кольчугу эту делали именно для меня: позаимствуем же ее у дома
Модеста. По возвращении моем он получит ее обратно».
Шико, не
теряя времени, сложил кольчугу и спрятал себе под куртку.
Он
завязывал последний шнурок, когда на пороге появился брат Борроме.
– Ого! –
прошептал Шико. – Опять ты! Но поздновато, друг мой.
Скрестив
за спиной свои длинные руки и откинувшись назад, Шико делал вид, будто любуется
трофеями.
– Господин
Робер Брике хочет выбрать себе подходящее оружие? – спросил Борроме.
– Я,
друг мой? – сказал Шико. – Боже мой, для чего мне оружие?
– Но
вы же им так хорошо пользуетесь!
– В
теории, любезный брат, в теории – вот и все. Жалкий буржуа, вроде меня,
может ловко действовать руками и ногами. Чего ему не хватает и всегда будет не
хватать – это воинской доблести. Рапира в моей руке сверкает довольно
красиво, но, поверьте мне, Жак, вооружившись шпагой, заставил бы меня отступить
отсюда до Шарантона.
– Вот
как? – удивился Борроме, наполовину убежденный простодушным видом Шико,
который, добавим, принялся горбиться, кривиться и косить глазом усерднее, чем
когда-либо.
– И
к тому же у меня не хватает дыхания, – продолжал Шико. – Вы заметили,
что я слаб в обороне. Ноги никуда не годятся, это мой главный недостаток.
– Разрешите
мне заметить, сударь, что путешествовать с таким недостатком еще труднее, чем
фехтовать.
– Ах,
вы знаете, что мне предстоит путешествие? – небрежно заметил Шико.
– Я
слышал от Панурга, – покраснев, ответил Борроме.
– Вот
странно, не припоминаю я, чтобы говорил об этом Панургу. Но не важно. Скрывать
мне нечего. Да, брат мой, мне предстоит попутешествовать, я отправляюсь к себе
на родину, где у меня есть кое-какое имущество.
– А
знаете, господин Брике, вы оказываете брату Жаку большую честь.
– Тем,
что беру его с собой?
– Это
во-первых, а во-вторых, тем, что даете ему возможность увидеть короля.
– Или
же его камердинера, ибо весьма возможно, и даже вероятно, брат Жак ни с кем
другим не увидится.
– Вы,
значит, в Лувре – завсегдатай?
– О,
и самый настоящий, сударь мой. Я поставлял королю и молодым придворным теплые
чулки.
– Королю?
– Я
имел с ним дело, когда он был всего только герцогом Анжуйским. По возвращении
из Польши он вспомнил обо мне и сделал меня поставщиком двора.
– Это
у вас ценнейшее знакомство, господин Брике.
– Знакомство
с его величеством?
– Да.
– Не
все согласились бы с вами, брат Борроме.
– О,
лигисты!
– Теперь
все более или менее лигисты.
– Но
вы-то, наверно, менее.
– А
почему вы так думаете?
– Ведь
у вас личное знакомство с королем.
– Ну,
ну, я ведь тоже, как и все, занимаюсь политикой, – сказал Шико.
– Да,
но ваша политика в полном согласии с королевской.
– Напрасно
вы так полагаете. У нас с ним частенько бывают размолвки.
– Если
они между вами случаются, как же он возлагает на вас миссию?
– Вы
хотите сказать – поручение?
– Миссию
или поручение – это уже не существенно. И для того и для другого требуется
доверие.
– Вот
еще! Королю важно лишь одно – чтобы у меня был верный глаз.
– Верный
глаз?
– Да.
– В
делах политических или финансовых?
– Да
нет же, верный глаз на ткани.
– Что
вы говорите? – воскликнул ошеломленный Борроме.
– Конечно.
Сейчас я объясню вам, в чем дело, – Я слушаю.
– Вы
знаете, что король совершил паломничество к богоматери Шартрской?
– Да,
молился о ниспослании ему наследника.
– Вот
именно. Вы знаете, что есть вернейшее средство достичь цели, которой добивается
король?
– Во
всяком случае, он, по всей видимости, к этому средству не прибегает.
– Брат
Борроме! – сказал Шико.
– Что?
– Как
вы отлично знаете, речь идет о получении наследника престола чудесным путем, а
не каким-нибудь иным.
– И
об этом чуде он молил…
– Шартрскую
богоматерь.
– Ах
да, сорочка!
– Наконец-то
вы поняли! Король позаимствовал у добрейшей богоматери сорочку и вручил ее
королеве, а взамен этой сорочки он вознамерился поднести ей одеяние такое же,
как у богоматери Толедской – говорят, это самое красивое и роскошное из
всех одеяний святой девы, какие только существуют.
– Так
что вы отправляетесь…
– В
Толедо, милейший брат Борроме, в Толедо, осмотреть хорошенько это одеяние и
сшить точно такое же.
Борроме,
видимо, колебался – верить или не верить словам Шико.
По
зрелом размышлении мы должны прийти к выводу, что он ему не поверил.
– Вы
сами понимаете, – продолжал Шико, словно и не догадываясь о том, что
происходило в уме брата казначея, – вы сами понимаете, что при таких
обстоятельствах мне было бы очень приятно путешествовать в обществе служителей
церкви. Но время идет, и теперь брат Жак не замедлит вернуться. Впрочем, не
лучше ли будет подождать его вне стен монастыря – например, у Фобенского
креста?
– Я
считаю, что так было бы действительно лучше, – согласился Борроме.
– Вы,
значит, будете настолько любезны, что скажете ему об этом, как только он
явится?
– Да.
– И
пошлете его ко мне?
– Не
замедлю.
– Благодарю
вас, любезный брат Борроме, я в восторге, что с вами познакомился.
Оба
раскланялись друг с другом. Шико спустился вниз по боковой лестнице. Брат
Борроме запер за ним дверь на засов.
– Дело
ясно, – сказал про себя Шико, – видимо, им очень важно, чтобы я не
увидел этой дамы; значит, надо ее увидеть.
Дабы
осуществить это намерение, Шико вышел из обители св. Иакова так, чтобы всем это
было заметно, и направился к Фобенскому кресту, держась посередине дороги.
Однако,
добравшись до Фобенского креста, он скрылся за углом одной фермы; там,
чувствуя, что теперь ему нипочем все аргусы настоятеля, будь у них, как у Борроме,
соколиные глаза, он скользнул мимо строений, спустился в канаву, прошел по ней
вдоль изгороди, уходившей обратно к монастырю, и, никем не замеченный, проник в
довольно густую боковую поросль, как раз напротив монастыря.
Это
место явилось для него вполне подходящим наблюдательным пунктом. Он сел или,
вернее, разлегся на земле и стал ждать, чтобы брат Жак возвратился в монастырь,
а дама оттуда вышла.
|