Глава 3.
ПРОВЕРКА
Проверка,
предстоявшая шестерым избранникам, которые на наших глазах вышли из толпы и
приблизились к воротам, не была ни длительной, ни сложной.
Им нужно
было только вынуть из кармана половину карточки и вручить ее офицеру, который
сравнивал ее с другой половиной, и, если обе сходились, образовав одно целое,
права носителя карточки были доказаны.
Гасконец
без шляпы подошел первым. С него и началась проверка.
– Ваше
имя? – спросил офицер.
– Мое
имя, господин офицер? Да оно написано на этой карточке, на ней вы найдете и еще
кое-что.
– Не
важно, скажите свое имя! – нетерпеливо повторил офицер. – Или вы не
знаете своего имени?
– Как
же, отлично знаю, черт побери! А если бы и забыл, так вы могли бы мне его
напомнить, мы же земляки и даже родичи.
– Имя
ваше, тысяча чертей! Неужели вы воображаете, что у меня есть время разглядывать
людей?
– Ладно.
Зовут меня Пердикка де Пенкорнэ.
– Пердикка
де Пенкорнэ? – переспросил г-н де Луаньяк; отныне мы станем называть его
именем, которое произнес, здороваясь с ним, его земляк.
Бросив
взгляд на карточку, он прочел:
«Пердикка
де Пенкорнэ, 26 октября 1585 года, ровно в полдень».
– Ворота
Сент-Антуан, – добавил гасконец, тыча сухим черным пальцем в карточку.
– Отлично.
В порядке. Входите, – произнес г-н де Луаньяк, обрывая дальнейшую беседу
со своим земляком. – Теперь вы, – обратился он ко второму.
Подошел
человек в кирасе.
– Ваша
карточка? – спросил Луаньяк.
– Как,
господин де Луаньяк, – воскликнул тот, – неужто вы не узнаете сына
одного из ваших друзей детства? Я же так часто играл у вас на коленях!
– Нет.
– Пертинакс
де Монкрабо, – продолжал с удивлением молодой человек. – Вы меня не
узнали?
– На
службе я никого не узнаю, сударь. Вашу карточку?
Молодой
человек в кирасе протянул ему карточку.
«Пертинакс
де Монкрабо, 26 октября, ровно в полдень, ворота Сент-Антуан». Проходите.
Молодой
человек, немного ошалевший от подобного приема, прошел и присоединился к
Пердикке, который дожидался у самых ворот.
Подошел
третий гасконец, тот, с которым была женщина и дети.
– Ваша
карточка? – спросил Луаньяк.
Послушная
рука гасконца тотчас же погрузилась в сумочку из косульей кожи, которая
болталась у него на правом боку, но тщетно: обремененный младенцем, который был
у него на руках, он не мог найти требуемой бумаги.
– Что
вы, черт побери, возитесь с этим ребенком, сударь? Вы же видите, что он вам
мешает.
– Это
мой сын, господин де Луаньяк.
– Ну
так опустите своего сына на землю.
Гасконец
повиновался. Младенец заревел.
– Вы
что, женаты? – спросил Луаньяк.
– Так
точно, господин офицер.
– В
двадцать лет?
– У
нас рано женятся, вы сами хорошо знаете, господин де Луаньяк, вы ведь женились
восемнадцати лет.
– Ну
вот, – заметил Луаньяк, – и этот меня знает.
Тем
временем приблизилась женщина с двумя ребятами, уцепившимися за ее юбку.
– А
почему бы ему не быть женатым? – спросила она, выпрямляясь и отбрасывая с
загорелого лица волосы, слипшиеся от дорожной пыли. – Разве в Париже
прошла мода жениться? Да, сударь, он женат, и вот еще двое детей, зовущих его
отцом.
– Да,
но это всего-навсего дети моей жены, господин де Луаньяк, как и тот высокий
парень, что держится позади нас. Подойди, Милитор, и поздоровайся с нашим
земляком – господином де Луаньяком.
Подошел,
заткнув руки за пояс из буйволовой кожи, мальчик лет шестнадцати-семнадцати,
сильный, ловкий, своими круглыми глазами и крючковатым носом напоминавший
сокола.
На нем
была плотная шерстяная вязаная накидка, мускулистые ноги были затянуты в
замшевые штаны. Рот, наглый и чувственный, оттеняли нарождавшиеся усики.
– Это
мой пасынок Милитор, господин де Луаньяк, старший сын моей жены, она по первому
мужу Шавантрад и в родстве с Луаньяками. Милитор де Шавантрад к вашим услугам.
Да поздоровайся же, Милитор.
И тут же
он нагнулся к младенцу, который с ревом катался по земле:
– Замолчи,
Сципион, замолчи, малыш, – приговаривал он, продолжая искать карточку по
всем карманам.
Тем
временем Милитор, вняв увещаниям отчима, слегка поклонился, не вынимая рук
из-за пояса.
– Ради
всего святого, давайте же мне свою карточку, сударь! – нетерпеливо
вскричал Луаньяк.
– Поди-ка
сюда и помоги мне, Лардиль, – покраснев, обратился к жене гасконец,
Лардиль оторвала от своей юбки одну за другой вцепившиеся в нее ручонки и стала
сама шарить в сумке и карманах мужа.
– Хорошее
дело! – молвила она. – Мы ее, верно, потеряли.
– Тогда
придется вас задержать, – сказал Луаньяк.
Гасконец
побледнел.
– Меня
зовут Эсташ де Мираду, – сказал он, – за меня поручится мой
родственник, господин де Сент-Малин.
– А
вы в родстве с Сент-Малином? – сказал, несколько смягчаясь,
Луаньяк. – Впрочем, послушать их, так они со всеми в родстве! Ну ладно,
ищите дальше, а главное – найдите.
– Посмотри,
Лардиль, пошарь в детских вещах, – произнес Эсташ, весь дрожа от досады и
тревоги.
Лардиль
нагнулась над небольшим узелком с рухлядью и стала перебирать вещи, что-то
бормоча себе под нос.
Малолетний
Сципион продолжал орать благим матом. Правда, его единоутробные братцы, видя,
что они предоставлены самим себе, развлекались, набивая ему в рот песок.
Милитор
не двигался. Можно было подумать, что семейные неприятности проходили мимо
этого здорового парня, даже не задевая его.
– Э! –
вскричал вдруг г-н де Луаньяк. – А что там в кожаной обертке на рукаве у
этого верзилы?
– Да,
да, правда! – ликуя, возопил Эсташ. – Теперь я помню, это же
придумала Лардиль: она сама нашила карточку Милитору на рукав.
– Чтобы
он тоже что-нибудь нес, – иронически заметил Луаньяк. – Фи,
здоровенный теленок, а даже руки засунул за пояс, чтобы они его не обременяли.
Губы
Милитора побледнели от ярости, а на носу, подбородке и лбу выступили красные
пятна.
– У
телят рук нет, – пробурчал он, злобно тараща глаза, – у них ноги с
копытами, как у некоторых известных мне людей.
– Тише! –
произнес Эсташ. – Ты же видишь, Милитор, что господин де Луаньяк изволит с
нами шутить.
– Нет,
черт побери, я не шучу, – возразил Луаньяк, – я, напротив, хочу,
чтобы этот дылда понял мои слова как следует. Будь он мне пасынком, я б его
заставил тащить мать, брата, узел, и разрази меня гром, если я сам не уселся бы
на него в придачу верхом, да еще вытянул бы ему уши подлиннее в доказательство
того, что он настоящий осел.
Милитор
уже терял самообладание. Эсташ забеспокоился. Но сквозь его тревогу
проглядывало удовольствие от нанесенного пасынку унижения.
Чтобы
покончить с осложнениями и спасти своего первенца от насмешек г-на де Луаньяка,
Лардиль извлекла из кожаной обертки карточку и протянула ее офицеру.
Господин
де Луаньяк взял ее и прочел:
«Эсташ
де Мираду. 26 октября, ровно в полдень, Сент-Антуанские ворота». Ну, проходите,
да смотрите не забудьте кого-нибудь из своих ребят, красавцы они там или нет.
Эсташ де
Мираду снова взял на руки малолетнего Сципиона, Лардиль опять уцепилась за его
пояс, двое ребят постарше ухватились за материнскую юбку, и все семейство, за
которым тащился молчаливый Милитор, присоединилось к тем, кто уже прошел
проверку.
– Дьявольщина, –
пробурчал сквозь зубы Луаньяк, наблюдая за тем, как Эсташ де Мираду со своими
домочадцами проходит за ворота, – ну и солдатиков же получит господин
д'Эпернон!
Затем,
обращаясь к четвертому претенденту на право войти в город, он сказал:
– Ну,
теперь ваша очередь!
Этот был
без спутников. Прямой, негибкий, он, соединив большой и указательный пальцы,
щелчками обивал пыль со своей куртки серо-стального цвета. Усы, словно
сделанные из кошачьей шерсти, зеленые сверкающие глаза, сросшиеся брови, дугой
нависавшие над выступающими скулами, тонкие губы придавали его лицу то
выражение недоверчивости и скуповатой сдержанности, по которому узнаешь
человека, одинаково тщательно скрывающего и дно своего кошелька, и глубины
сердца. «Шалабр, 26 октября, ровно в полдень, Сент-Антуанские ворота». Хорошо,
идите! – сказал Луаньяк.
– Я
полагаю, дорожные издержки должны быть возмещены? – кротким голосом спросил
гасконец.
– Я
не казначей, сударь, – сухо ответил Луаньяк. – Я пока только
привратник. Проходите.
Шалабр
отошел.
За
Шалабром появился юный белокурый всадник. Вынимая карточку, он выронил из
кармана игральную кость и несколько карт.
Он
называл себя Сен-Капотель, и так как это заявление было подтверждено карточкой,
оказавшейся в полном порядке, последовал за Шалабром.
Оставался
шестой, которого импровизированный паж заставил спешиться. Он протянул г-ну де
Луаньяку карточку. На ней значилось:
«Эрнотон
де Карменж, 26 октября, ровно в полдень, Сент-Антуанские ворота».
Пока г-н
де Луаньяк читал, паж, тоже спешившийся, старался как-нибудь спрятать свою
голову, для чего укреплял и без того отлично укрепленные поводья лошади своего
мнимого господина.
– Это
ваш паж, сударь? – спросил де Луаньяк у Эрнотона, указывая пальцем на
юношу.
– Вы
видите, господин капитан, – сказал Эрнотон, которому не хотелось ни лгать,
ни предавать, – вы видите, он взнуздывает моего коня.
– Проходите, –
сказал Луаньяк, внимательно осматривая г-на де Карменжа, лицом и фигурой
пришедшегося ему, видимо, больше по нраву, чем другие.
– Этот-то
хоть, по крайней мере, приемлем, – пробормотал он.
Эрнотон
вскочил в седло. Паж, не торопясь, но и не медля, двинулся вперед и уже
смешался с толпой ожидавших впуска в город.
– Открыть
ворота, – приказал Луаньяк, – и пропустить этих шестерых лиц и их
спутников.
– Скорей,
скорей, хозяин – сказал паж, – в седло и поедем.
Эрнотон
опять подчинился влиянию, которое оказывало на него это странное существо.
Ворота распахнулись, он пришпорил коня и, следуя указаниям пажа, углубился в
самое сердце Сент-Антуанского предместья.
Когда
шестеро избранников вошли, Луаньяк велел запереть за ними ворота, к величайшему
неудовольствию толпы, которая рассчитывала после окончания всех формальностей
тоже попасть в город. Видя, что надежды ее обмануты, она стала громко выражать
свое возмущение.
После
стремительной пробежки через поле мэтр Митон понемногу обрел мужество и,
осторожно нащупывая при каждом шаге почву, возвратился в конце концов на то
самое место, откуда начал свой бег. Теперь он решился вслух пожаловаться на
солдатню, беззастенчиво преграждающую людям пути сообщения.
Кум
Фриар, которому удалось разыскать жену и который под ее защитой, видимо, уже
ничего не боялся, сообщал августейшей половине новости дня, украшая их
толкованиями на свой лад.
Наконец,
всадники, одного из коих маленький паж назвал Мейнвилем, держали совет, не
обогнуть ли им крепостную стену, в небезосновательном расчете на то, что там
может найтись какое-нибудь отверстие; через него они, пожалуй, проникнут в
Париж, избежав в то же время обязательной проверки у Сент-Антуанских ворот или
иных.
В
качестве философа, анализирующего происходящее, и ученого, извлекающего из
явлений их сущность, Робер Брике уразумел, что развязка всей сцены, о которой
мы рассказывали, совершится у самых ворот и что из частных разговоров между
всадниками, горожанами и крестьянами он уже больше ничего не узнает.
Поэтому
он приблизился насколько мог к небольшому строеньицу, служившему сторожкой для
привратника и освещенному двумя окошками, одно из которых выходило на Париж, а
другое на окрестные поля.
Не успел
он занять этот новый пост, как некий верховой, примчавшийся галопом из самого
сердца Парижа, соскочил с коня, вошел в сторожку и выглянул из окна.
– Ага! –
промолвил Луаньяк.
– Вот
и я, господин де Луанъяк, – сказал этот человек.
– Хорошо.
Вы откуда?
– От
ворот Сен-Виктор.
– Сколько
у вас там?
– Пятеро.
– Карточки?
– Извольте
получить.
Луаньяк
взял карточки, проверил их и написал на, видимо, специально приготовленной для
этого аспидной доске цифру 5.
Вестник
удалился.
Не
прошло и пяти минут, как появилось двое других.
Луаньяк
расспросил каждого из них через свое окошечко.
Один
прибыл от ворот Бурдель и доставил цифру 4.
Другой
от ворот Тампль и назвал цифру 5.
Луаньяк
старательно записал эти цифры на дощечке.
Вестники
исчезли, как и первый, сменившись в последовательном порядке еще четырьмя
прибывшими:
Первый
от ворот Сен-Дени с цифрой 5.
Второй
от ворот Сен-Жак с цифрой 3.
Третий
от ворот Сент-Оноре с цифрой 8.
Четвертый
от ворот Монмартр с цифрой 4.
И
наконец, появился пятый, от ворот Бюсси: он привез цифру 4.
Тогда
Луаньяк тщательно и про себя подсчитал нижеследующие названия мест и цифры:
Ворота
Сен-Виктор – 5
Ворота
Бурдель – 4
Ворота
Тампль – 6
Ворота
Сен-Дени – 5
Ворота
Сен-Жак – 3
Ворота
Сент-Оноре – 8
Ворота
Монмартр – 4
Ворота
Бюсси – 4
Наконец,
ворота Сент-Антуан – 6
_____________________________
Итого
сорок пять – 45
– Хорошо.
Теперь, – крикнул Луаньяк зычным голосом, – открыть ворота и впустить
всех желающих.
Ворота
распахнулись.
Тотчас
же лошади, мулы, женщины, дети, повозки устремились в Париж с риском
задохнуться в узком пространстве между столбами подъемного моста.
За
какие-нибудь четверть часа по широкой артерии, именуемой улицей Сент-Антуан,
растекся весь человеческий поток, с самого утра скоплявшийся у временно
возникшей плотины.
Шум
понемногу затих.
Господин
де Луаньяк и его люди снова сели на коней. Робер Брике, оставшийся здесь
последним после того, как явился первым, флегматично переступил через цепь,
замыкающую мост, приговаривая:
– Все
эти люди хотели что-то уразуметь – и ничего не уразумели даже в своих
собственных делах. Я ничего не хотел увидеть – и единственный кое-что
усмотрел. Начало увлекательное, будем продолжать. Но к чему? Я, черт побери,
знаю достаточно. Что мне за интерес глядеть, как господина де Сальседа разорвут
на четыре части? Нет, к чертям! К тому же я отказался от политики. Пойдем
пообедаем. Солнце показывало бы полдень, если бы оно вообще выглянуло. Пора.
С этими
словами он вошел в Париж, улыбаясь своей спокойной лукавой улыбкой.
|
