Глава 27.
В ЛУВРЕ
В тот же
самый день, отважившись на большие приключения, король вышел из кабинета и
велел позвать г-на д'Эпернона.
Было
около полудня.
Герцог
поспешил явиться к королю.
Стоя в
приемной, его величество внимательно разглядывал какого-то монаха из обители
св. Иакова. Тот под пронзительным взором короля краснел и опускал глаза.
Король
отвел д'Эпернона в сторону.
– Посмотри-ка,
герцог, – сказал он, указывая ему на молодого человека, – какой у
этого монаха странный вид.
– А
чему вы изволите удивляться, ваше величество? – сказал д'Эпернон. –
По-моему, вид у него самый обычный.
– Вот
как?
И король
задумался.
– Как
тебя зовут? – спросил он монаха.
– Брат
Жак, сир.
– Другого
имени у тебя нет?
– По
фамилии – Клеман.
– Брат
Жак Клеман? – повторил король.
– Может,
и имя, по мнению его величества, звучит странно? – смеясь, спросил герцог.
Король
не ответил.
– Ты
отлично выполнил поручение, – сказал он монаху, не спуская с него глаз.
– Какое
поручение, сир? – спросил герцог с бесцеремонностью, которую ему ставили в
вину и к которой его приучило каждодневное общение с королем.
– Ничего, –
ответил Генрих, – это у меня маленький секрет с одним человеком, которого
ты теперь не знаешь.
– Право
же, сир, – сказал д'Эпернон, – вы так странно смотрите на мальчика,
что он смущается.
– Да,
правда. Не знаю почему, я не в состоянии оторвать от него взгляда. Мне сдается,
что я уже видел его или еще когда-нибудь увижу. Кажется, он являлся мне во сне.
Ну вот, я начинаю заговариваться. Ступай, монашек, ты хорошо выполнил
поручение. Письмо будет послано тому, кто его ждет. Не беспокойся. Д'Эпернон!
– Сир?
– Выдать
ему десять экю.
– Благодарю, –
произнес монах.
– Можно
подумать, что свое «благодарю» ты цедишь сквозь зубы! – сказал д'Эпернон,
который не понимал, как это монах может пренебречь десятью экю.
– Я
так говорю, – ответил маленький Жак, – потому что предпочел бы один
из тех замечательных испанских кинжалов, что висят тут на стене.
– Как?
Тебе не нужны деньги, чтобы смотреть балаганы на Сен-Лоранской ярмарке или
веселиться в вертепах на улице Сент-Маргерит? – спросил д'Эпернон.
– Я
дал обеты бедности и целомудрия, – ответил Жак.
– Дай
ему один из этих испанских клинков, и пусть он идет, – сказал король.
Герцог,
человек скопидомный, выбрал нож с наименее богато разукрашенной рукояткой и
подал его монашку.
Это был
каталонский нож, с широким, остро наточенным лезвием в прочной рукоятке из
украшенного резьбою рога.
Жак взял
его в полном восторге от того, что получил такое прекрасное оружие, и удалился,
Когда Жак ушел, герцог снова попытался расспросить короля.
– Герцог, –
прервал его король, – найдется ли среди твоих сорока пяти два или три
человека, хорошо ездящих верхом?
– По
меньшей мере человек двенадцать, сир, а через месяц и все будут отличными
кавалеристами.
– Выбери
из них двух, и пусть они сейчас же зайдут ко мне.
Герцог
поклонился, вышел и вызвал в приемную Луаньяка.
Тот
явился через несколько секунд.
– Луаньяк, –
сказал герцог, – пришлите мне сейчас же двух хороших кавалеристов. Его
величество сам даст им поручение.
Быстро
пройдя через галерею, Луаньяк подошел к помещению, которое мы отныне будем
называть казармой Сорока пяти.
Там он
открыл дверь и начальническим тоном позвал:
– Господин
де Карменж! Господин де Биран!
– Господин
де Биран вышел, – сказал дежурный.
– Как,
без разрешения?
– Он
изучает один из городских кварталов по поручению, которое дал ему нынче утром
герцог д'Эпернон.
– Отлично!
Тогда позовите господина де Сент-Малина.
Оба
имени громко прозвучали под сводами зала, и двое избранных тотчас же появились.
– Господа, –
сказал Луаньяк, – пойдемте к господину герцогу д'Эпернону.
И он
повел их к герцогу, который, отпустив Луаньяка, в свою очередь, повел их к
королю.
Король жестом
руки велел герцогу удалиться и остался наедине с молодыми людьми.
В первый
раз пришлось им предстать перед королем. Вид у Генриха был весьма внушительный.
Волненье
сказывалось у них по-разному.
У
Сент-Малина глаза блестели, усы топорщились, мышцы ног напряглись.
Карменж
был бледен; так же готовый на все, но менее хорохорясь, он не решался смотреть
прямо на короля.
– Вы –
из числа моих Сорока пяти, господа? – спросил король.
– Я
удостоен этой чести, сир, – ответил Сент-Малин.
– А
вы, сударь?
– Я
полагал, что мой товарищ говорил за нас обоих, сир, вот почему не сразу
ответил. Но что касается до службы вашему величеству, то я всецело в вашем
распоряжении, как любой другой.
– Хорошо.
Вы сядете на коней и поедете по дороге в Тур. Вы ее знаете?
– Спрошу, –
сказал Сент-Малин.
– Найду, –
сказал Карменж.
– Чтобы
поскорее выбраться на нее, поезжайте сперва через Шарантон.
– Слушаемся,
сир.
– Будете
скакать до тех пор, пока не нагоните одинокого путника.
– Ваше
величество, соблаговолите указать нам его приметы? – спросил Сент-Малин.
– У
него очень длинные руки и ноги, на боку или сзади – длинная шпага.
– Можем
мы узнать его имя, сир? – спросил Эрнотон де Карменж. По примеру товарища
он, несмотря на правила этикета, решился задать вопрос королю.
– Его
зовут Тень, – сказал Генрих.
– У
всех путешественников, что попадутся нам по дороге, мы будем спрашивать их
имена.
– И
обыщем все гостиницы.
– Когда
вы встретите и узнаете нужного вам человека, вы передадите ему это письмо.
Оба
молодых человека одновременно протянули руки.
Король
несколько мгновений колебался.
– Как
вас зовут? – спросил он у одного.
– Эрнотон
де Карменж, – ответил тот.
– А
вас?
– Рене
де Сент-Малин.
– Господин
де Карменж, вы будете хранить письмо, а господин де Сент-Малин передаст его
кому следует.
Эрнотон
принял от короля драгоценный пакет и уже намеревался спрятать его у себя под
курткой.
В
момент, когда письмо уже исчезало, Сент-Малин задержал руку Карменжа и
почтительно поцеловал королевскую печать.
Затем он
отдал письмо Карменжу.
Эта
лесть вызвала у Генриха III улыбку.
– Ну,
ну, господа, я вижу, что вы верные слуги.
– Больше
ничего, сир?
– Ничего,
господа. Только еще одно последнее указание.
Молодые
люди поклонились, приготовившись слушать.
– Письмо
это, господа, – сказал Генрих, – важнее человеческой жизни. За
сохранность его вы отвечаете головой. Передайте его Тени так, чтобы никто об
этом не знал. Тень вручит вам расписку, которую вы мне предъявите. А
главное – путешествуйте так, словно вы едете по своим личным делам. Можете
идти.
Молодые
люди вышли из королевского кабинета. Эрнотон был вне себя от радости,
Сент-Малина раздирала зависть. У первого сверкали глаза, жадный взгляд второго
словно прожигал куртку товарища.
Господин
д'Эпернон ждал их, намереваясь расспросить.
– Господин
герцог, – ответил Эрнотон, – король не дал нам разрешения говорить.
Они
незамедлительно отправились в конюшню, где королевский курьер выдал им двух
дорожных лошадей, сильных и хорошо снаряженных.
Господин
д'Эпернон, без сомнения, проследил бы за ними, чтобы побольше разузнать, если
бы в самый тот миг, когда Карменж и Сент-Малин уходили, он не был предупрежден,
что с ним желает во что бы то ни стало и сию же минуту говорить какой-то
человек.
– Что
за человек? – раздраженно спросил герцог.
– Чиновник
судебной палаты Иль-де-Франса.
– Да
что я, тысяча чертей, – вскричал он, – эшевен, прево или стражник?
– Нет,
монсеньер, но вы друг короля, – послышался слева от него чей-то робкий
голос. – Умоляю вас, выслушайте меня, как его друг.
Герцог
обернулся.
Перед
ним стоял, сняв шляпу и низко опустив голову, какой-то жалкий проситель, на
лице которого сменялись все цвета радуги.
– Кто
вы такой? – грубо спросил герцог.
– Никола
Пулен, к вашим услугам, монсеньер.
– Вы
хотите со мной говорить?
– Прошу
об этой милости.
– У
меня нет времени.
– Даже
чтобы выслушать секретное сообщение?
– Я
их выслушиваю ежедневно не менее ста. Ваше будет сто первое. Это, выходит, на
одно больше.
– Даже
если речь идет о жизни его величества? – прошептал на ухо д'Эпернону
Никола Пулен.
– Ого!
Я вас слушаю, зайдите ко мне в кабинет.
Никола
Пулен вытер лоб, с которого струился пот, и последовал за герцогом.
|