Глава 20.
ДВА ДРУГА
Дом
Модест продолжал сидеть все в той же блаженно расслабленной позе.
Шико
прошел через всю комнату и приблизился к нему.
Желая
дать понять вошедшему, что он его заметил, дом Модест лишь соблаговолил слегка
наклонить голову.
Шико,
видимо, ни в малейшей степени не удивило безразличие аббата. Он продолжал
шагать по комнате. На почтительном расстоянии от Горанфло он поклонился.
– Здравствуйте,
господин настоятель.
– Ах,
вот и вы, – произнес Горанфло, – видимо, воскресли?
– А
вы считали меня умершим, господин аббат?
– Да
ведь вас совсем не было видно.
– Я
занят был делами.
– А!
Шико
знал, что Горанфло вообще скуп на слова, пока его не разогреют две-три бутылки
старого бургундского. Так как час был еще ранний и Горанфло, по всей видимости,
еще не закусывал, Шико подвинул к очагу глубокое кресло и молча устроился в
нем, положив ноги на каминную решетку и откинувшись всем туловищем на мягкую
спинку.
– Вы
позавтракаете со мной, господин Брике? – спросил дом Модест.
– Может
быть, сеньор аббат.
– Не
взыщите, господин Брике, если я не смогу уделить вам столько времени, сколько
хотел бы.
– Э!
Да кому, черт побери, нужно ваше время, господин настоятель? Черти полосатые! Я
даже не напрашивался к вам на завтрак, вы сами мне предложили.
– Разумеется,
господин Брике, – сказал дом Модест с беспокойством, которое объяснялось
довольно твердым тоном Шико. – Конечно, я предложил, но…
– Но
вы рассчитывали, что я откажусь?
– О
нет. Разве свойственна мне привычка лицемерить, скажите, господин Брике?
– Человек,
стоящий, подобно вам, настолько выше многих других, может усваивать любые
привычки, господин аббат, – ответил Шико, улыбнувшись так, как умел
улыбаться только он.
Дом
Модест, прищурившись, взглянул на Шико.
Насмехался
ли Шико или говорил серьезно – разобрать было невозможно.
Шико
встал.
– Почему
вы встаете, господин Брике? – спросил Горанфло.
– Собираюсь
уходить.
– А
почему вы уходите, вы же сказали, что позавтракаете со мною?
– Прежде
всего я не говорил, что буду завтракать.
– Простите,
я вам предложил.
– А
я ответил – может быть. Может быть не значит – да.
– Вы
сердитесь?
Шико
рассмеялся.
– Сержусь? –
переспросил он. – А на что мне сердиться? На то, что вы наглый и грубый
невежда? О дорогой сеньор настоятель, я вас слишком давно знаю, чтобы сердиться
на ваши мелкие недостатки.
Как
громом пораженный этим выступлением, Горанфло сидел, раскрыв рот и вытянув
вперед руки.
– Прощайте,
господин настоятель.
– О,
не уходите.
– Я
не могу откладывать своей поездки.
– Вы
уезжаете?
– Мне
дано поручение.
– Кем?
– Королем.
У
Горанфло голова пошла кругом.
– Поручение, –
вымолвил он, – поручение от короля. Вы, значит, снова с ним виделись?
– Конечно.
– Как
же он вас встретил?
– Восторженно.
Он-то помнит друзей, хоть он и король.
– Поручение
от короля, – пролепетал Горанфло, – а я-то наглец, невежда, грубиян…
Сердце
его теперь сжималось, как шар, из которого выходит воздух, когда его колют
булавками.
– Прощайте, –
повторил Шико.
Горанфло
даже привстал с кресла и своей огромной рукой задержал уходящего, который, надо
признаться, довольно охотно подчинился насилию.
– Послушайте,
давайте объяснимся, – сказал настоятель.
– Насчет
чего же?
– Насчет
вашей сегодняшней обидчивости.
– Я
сегодня такой же, как всегда.
– Нет.
– Я
просто отражение людей, с которыми в данный момент нахожусь.
– Нет.
– Вы
смеетесь, и я смеюсь; вы дуетесь, и я корчу гримасы.
– Нет,
нет, нет!
– Да,
да, да!
– Ну
хорошо, признаюсь – я был кое-чем озабочен…
– Вот
как!
– Неужели
вы не будете снисходительны к человеку, занятому самыми трудными делами? Чем
только не занята моя голова! Ведь это аббатство, словно целая область!
Подумайте, под моим началом двести душ, я и эконом, и архитектор, и управитель;
и ко всему у меня имеются еще и духовные обязанности.
– О,
этого и правда слишком много для недостойного служителя божия!
– Ну
вот, теперь вы иронизируете, – сказал Горанфло, – господин Брике, неужто
же вы утратили христианское милосердие?
– А
у меня оно было?
– Сдается
мне, что тут и не без зависти с вашей стороны; остерегайтесь – зависть
великий грех.
– Зависть
с моей стороны? А чему мне, скажите пожалуйста, завидовать?
– Гм,
вы думаете: «Настоятель дом Модест Горанфло все время идет вперед, движется по
восходящей линии…»
– В
то время как я движусь по нисходящей, не так ли? – насмешливо спросил
Шико.
– Это
из-за вашего ложного положения, господин Брике.
– Господин
настоятель, а вы помните евангельское изречение?
– Это
какое же?
– Низведу
гордых и вознесу смиренных.
– Подумаешь! –
сказал Горанфло.
– Вот
тебе и на! Он берет под сомнение слово божие, еретик! – вскричал Шико,
воздевая руки к небу.
– Еретик! –
повторил Горанфло. – Это гугеноты – еретики.
– Ну,
значит, схизматик!
– Что
вы хотите сказать, господин Брике? Право же, я не знаю что и думать!
– Ничего
не хочу сказать. Я уезжаю и пришел с вами попрощаться. А посему –
прощайте, сеньор дом Модест.
– Вы
не покинете меня таким образом!
– Покину,
черт побери!
– Вы?
– Да,
я.
– Мой
друг?
– В
величии друзей забывают.
– Вы,
Шико?
– Я
теперь не Шико, вы же сами меня этим только что попрекнули.
– Я?
Когда же?
– Когда
упомянули о моем ложном положении.
– Попрекнул!
Как вы сегодня выражаетесь!
И
настоятель опустил свою огромную голову, так что все три его подбородка,
приплюснутые к бычьей шее, слились воедино.
Шико
наблюдал за ним краешком глаза: Горанфло даже слегка побледнел.
– Прощайте
и не взыщите за высказанную вам в лицо правду…
Он
направился к выходу.
– Говорите
мне все, что вам заблагорассудится, господин Шико, но не смотрите на меня таким
вот взглядом!
– Ах,
ах, сейчас уже поздновато.
– Никогда
не поздно! И, уж во всяком случае, нельзя уходить, не покушав, черт возьми! Это
нездорово, вы мне сами так говорили раз двадцать! Давайте позавтракаем.
Шико
решил с одного раза отвоевать все позиции.
– Нет,
не хочу! – сказал он. – Здесь очень уж плохо кормят.
Все
прочие нападки Горанфло сносил мужественно. Это его доконало.
– У
меня плохо кормят? – пробормотал он в полной растерянности.
– На
мой вкус, во всяком случае, – сказал Шико.
– Последний
раз, когда вы завтракали, еда была плохая?
– У
меня и сейчас противный вкус во рту. Фу!
– Вы
сказали «фу»? – вскричал Горанфло, воздевая руки к небу.
– Да, –
решительно сказал Брике, – я сказал «фу!»
– Но
почему? Скажите же.
– Свиные
котлеты гнуснейшим образом подгорели.
– О!
– Фаршированные
свиные ушки не хрустели на зубах.
– О!
– Каплун
с рисом совершенно не имел аромата.
– Боже
праведный!
– Раковый
суп был чересчур жирный!
– Милостивое
небо!
– На
поверхности плавал жир, он до сих пор стоит у меня в желудке.
– Шико,
Шико! – вздохнул дом Модест таким же тоном, каким умирающий Цезарь взывал
к своему убийце: «Брут! Брут!»
– Да
к тому же у вас нет для меня времени.
– У
меня?
– Вы
мне сами сказали, что заняты делами. Говорили вы это, да или нет? Не хватало
еще, чтобы вы стали лгуном.
– Это
дело можно отложить. Ко мне должна прийти одна просительница.
– Ну,
так и принимайте ее.
– Нет,
нет, дорогой господин Шико. Хотя она прислала мне сто бутылок сицилийского
вина.
– Сто
бутылок сицилийского вина?
– Я
не приму ее, хотя это, видимо, очень важная дама. Я не приму ее. Я буду
принимать только вас, дорогой господин Шико. Она хотела у меня исповедоваться,
эта знатная особа, которая дарит сицилийское сотнями бутылок. Так вот, если вы
потребуете, я откажу ей в моем духовном руководстве. Я велю передать ей, чтобы
она искала себе другого духовника.
– Вы
все это сделаете?
– Только
чтобы вы со мной позавтракали, господин Шико, только чтобы я мог загладить свою
вину перед вами.
– Вина
ваша проистекает из вашей чудовищной гордыни, дом Модест.
– Я
смирюсь душой, друг мой.
– И
вашей беспечной лени.
– Шико,
Шико, с завтрашнего же дня я начну умерщвлять свою плоть, заставляя своих
монахов ежедневно производить военные упражнения.
– Монахов?
Упражнения? – спросил Шико, вытаращив глаза. – Какие же? С помощью
вилки?
– Нет,
с настоящим оружием!
– С
боевым оружием?
– Да,
хотя командовать очень утомительно.
– Вы
будете обучать своих монахов военному делу?
– Я,
во всяком случае, отдал соответствующие распоряжения.
– С
завтрашнего дня?
– Если
вы потребуете, то даже с сегодняшнего.
– А
кому в голову пришла мысль обучать монахов военному делу?
– Кажется,
мне самому, – сказал Горанфло.
– Вам?
Это невозможно.
– Это
так, я отдал такое распоряжение брату Борроме.
– А
что это за брат Борроме?
– Ах,
да вы же его не знаете.
– Кто
он такой?
– Казначей.
– Как
же у тебя появился казначей, которого я не знаю, ничтожество ты этакое?
– Он
попал сюда после вашего последнего посещения.
– А
откуда он у тебя взялся, этот казначей?
– Мне
рекомендовал его монсеньер кардинал де Гиз.
– Лично?
– Письмом,
дорогой господин Шико, письмом.
– Это
не тот, похожий на коршуна монах, которого я видел внизу?
– Он
самый.
– Который
доложил о моем приходе?
– Да.
– Ого! –
невольно вырвалось у Шико. – Какие же такие качества у этого казначея,
получившего столь горячую рекомендацию от кардинала де Гиза?
– Он
считает, как сам Пифагор.
– С
ним-то вы и порешили заняться военным обучением монахов?
– Да,
друг мой.
– То
есть это он предложил вам вооружить монахов?
– Нет,
дорогой господин Шико, мысль исходила от меня, только от меня.
– А
с какой целью?
– С
целью вооружить их.
– Долой
гордыню, нераскаявшийся грешник, гордыня – великий грех: не вам пришла в
голову эта мысль.
– Мне
либо ему. Я уж, право, не помню, кому из нас она пришла в голову. Нет, нет,
определенно мне; кажется, по этому случаю я даже произнес одно очень подходящее
блистательное латинское изречение.
Шико
подошел поближе к настоятелю.
– Латинское
изречение, вы, дорогой мой аббат?! – сказал он. – Не припомните ли вы
эту латинскую цитату?
– Militat
spiritu…
– Militat
spiritu, militat gladio?
– Точно,
точно! – восторженно вскричал дом Модест.
– Ну,
ну, – сказал Шико, – невозможно извиняться более чистосердечно, чем
вы, дом Модест. Я вас прощаю.
– О! –
умиленно произнес Горанфло.
– Вы
по-прежнему мой друг, мой истинный друг.
Горанфло
смахнул слезу.
– Но
давайте же позавтракаем, я буду снисходителен к вашим яствам.
– Слушайте, –
сказал Горанфло вне себя от радости. – Я велю передать брату повару, что
если он не накормит нас по-царски, то будет посажен в карцер.
– Отлично,
отлично, – сказал Шико, – вы же здесь хозяин, дорогой мой настоятель.
– И
мы раскупорим несколько бутылочек, полученных от моей новой духовной дочери.
– Я
помогу вам добрым советом.
– Дайте
я обниму вас, Шико.
– Не
задушите меня. Лучше побеседуем.
|