 Увеличить |
СУЕВЕРИЕ ПАТРИОТИЗМА
1
Глупо,
когда один человек считает себя лучше других людей; но еще глупее, когда целый
народ считает себя лучше других народов. А каждый народ, большинство каждого
народа, живет в этом ужасном, глупом и зловредном суеверии.
2
Проповедовать
в наше время всемирного общения народов любовь к одному своему народу и
готовность к нападению на другой народ или к ограждению себя войною от
нападения в наше время почти что то же, что проповедовать деревенским жителям
исключительную любовь к своей деревне и в каждой деревне собирать войска и
строить крепости. Особенная любовь к своему народу прежде соединяла людей, в
наше же время, когда люди уже соединены путями сообщения, торговлей,
промышленностью, наукой, искусством, а главное, нравственным сознанием, такая
особенная любовь к своему народу не соединяет, а разъединяет людей.
3
Если в
старину, когда каждый народ подчинялся одной неограниченной власти своего верховного
обоготворяемого владыки и представлялся сам себе как бы островом среди
постоянно стремящегося залить его океана, если тогда патриотизм и имел смысл и
представлялся добрым делом, то в наше время, когда пережитое уже народами
чувство требует от людей прямо противоположного тому, чего требует их разум,
нравственное чувство, религия – признания равенства и братства всех людей,
патриотизм не может представляться не чем иным, как только самым грубым
суеверием.
4
Хорошо
было еврею, греку, римлянину не только отстаивать независимость своего народа
убийством, но и убийством же подчинять себе другие народы, когда он твердо
верил тому, что его народ один настоящий, хороший, добрый, любимый Богом народ,
а все остальные – филистимляне, варвары. Могли верить еще в это и люди
средневековые, могли верить недавно, еще в конце прошлого столетия и в самом
начале нынешнего столетия. Но мы, сколько бы ни раздразнивали нас, мы уже не
можем верить в это, и суеверие это для людей нашего времени так нелепо, что
жить, не освободившись от него, стало невозможно.
5
Человек,
понимающий смысл и назначение жизни, не может не чувствовать свое равенство и
братство с людьми не одного своего, но и всех народов.
Не раз
видел я под Севастополем, когда во время перемирия сходились солдаты русские и
французские, как они, не понимая слов друг друга, все-таки дружески, братски
улыбались, делая знаки, похлопывая друг друга по плечу или брюху. Насколько
люди эти были выше тех людей, которые устраивали войны и во время войны
прекращали перемирие и, внушая добрым людям, что они не братья, а враждебные
члены разных народов, опять заставляли их убивать друг друга.
6
Всякий
человек, прежде чем быть австрийцем, сербом, турком, китайцем, человек, то есть
разумное, любящее существо, призвание которого никак не в том, чтобы соблюдать
или разрушать сербское, турецкое, китайское, русское государство, а только в
одном: в исполнении своего человеческого назначения в тот короткий срок,
который предназначено ему прожить в этом мире. А назначение это одно и очень
определенное: любить всех людей.
7
Ребенок
встречает другого ребенка, какого бы он ни был сословия, веры и народности,
одинаково доброжелательной, выражающей радость, улыбкой. Взрослый же человек,
который должен бы быть разумнее ребенка, прежде чем сойтись с человеком, уже
соображает, какого сословия, веры, народа тот человек, и, смотря по сословию,
вере, народности, так или иначе обходится с ним. Недаром говорил Христос:
будьте как дети.
8
Христос
открыл людям то, что разделение между своими и чужими народами есть обман и
зло. И, познав это, христианин уже не может иметь чувство недоброжелательства к
чужим народам, не может оправдывать, как он прежде делал, жестокие поступки
против чужих народов тем, что другие народы хуже его народа. Христианин не
может не знать того, что разделение его с другими народами есть зло, что
разделение – это соблазн, и потому не может уже, как он делал это прежде,
сознательно служить этому соблазну.
Христианин
не может не знать, что благо его связано с благом людей не одного его народа, а
с благом всех людей мира; он знает, что единство его со всеми людьми мира не
может быть нарушено чертою границы и распоряжениями правительств о
принадлежности его к такому или другому народу. Он знает, что все люди везде
братья и потому все равны.
И,
понимая это, христианин не может не изменить все свое отношение к другим
народам и к правительству. То, что представлялось прежде хорошим и высоким –
любовь к отечеству, к своему народу, к своему государству, служение им в ущерб
благу других людей, военные подвиги, – все это представляется
христианину уже не высоким и прекрасным, а, напротив, низким и дурным. То, что
представлялось дурным и позорным: отречение от отечества, несогласие бороться
против так называемых врагов, представляется, напротив, хорошим и высоким. Если
и может христианин в минуту забвения больше желать успеха своему государству
или народу, то не может уже он в спокойную минуту отдаваться этому суеверию, не
может уже участвовать ни в каких тех делах, которые основаны на различии
государств – ни в таможнях и сборах пошлин, ни в приготовлении снарядов или
оружия, ни в какой-либо деятельности для вооружения, ни в военной службе, ни,
тем более, в самой войне с другими народами.
|
