|
|
XIX
Дала я
барыне просвирки в супце, потише стала.
Лежит
она во цветах, барин ей все возил, и слезки у ней текут. Я и говорю:
«Барыня,
ми-лая… надо бы вас исправить?…»
«Что ты
городишь, как меня исправить?» – не вразумела.
«Поисповедались
бы, приобщились, – говорю… – смилуется Господь».
«Опять
ты свои глупости!..» – раздражительно так.
При
конце уж, и тут не пожелала. Я и постращала, душу ее спасти:
«Надо
бы, барыня… нехорошо я вас во сне видала».
Вот она
затревожилась!..
«Как
меня видала? что видала? Нет, не говори… – замахала на меня, дыхать не
может, – нет, скажи… все равно… как видала?…»
«Да в
подвенечном, – говорю, – наряде, вас видала, и все будто на вас
просветилось, всю видать. Лучше бы вам приготовиться…» – заплакала я даже, и
она заплакала, как дите, захлюпала. А Катичка на меня:
«Дура,
зачем глупостями мамочку тревожишь!»
Вот
какое понятие. А уж от нее землей пахнет, земле она словно предалась. Да что,
напротив судьбы хотела: вскочила раз – давай мне одеться!
«Я
здоровая, покорю болезнь… хочу жить, хочу ходить!..»
Стала ей
помогать. Надела платье зеленое, новое, а оно живое на ней, ерзает, как на
мертвой. В зерькало погляделась – ахнула, давай с себя рвать. Упала на ковер, и
кровь из нее, да хлестом! Доктора приехали, – в Крым везите. Стали мы ее в
дорогу собирать, Аполит билет ей выправил дармовой, цельную комнату в вагоне,
цари ездют. Принес ей билет и говорит:
«Плохо
твое дело, Глафирочка. Отдай мне запонки с короной, графские наши, дедушкины.
Все тебе попало, у меня и памяти не осталось».
Стала
она ему резонить – да зачем тебе, ты от благородного роду отказался, ты уж
сацалист стал, зачем тебе запонки? А он ей – продам, мне для дел-укрепления. А
коронные были, тяжелые, больше рубля. Ну, пристал: отдай и отдай, я вам билет
схлопотал, и праздник у нас такой… Вытеребил он запонки. А тут увидал – в
гостиной грамотка графова в рамочке висела: гусь стойком летит белый, и на гусе
корона зубчиками, а по бокам сабли золотые, а в лапках грамотка у него с
печатями. Уж так они дорожили этой картинкой, барыня сама пыль стирала. Аполит
и вцепился: последний я нашего роду, по закону мое! И она уцепилась с барином,
так и не отдали. Ну, дойдет дело…
В Крым
уезжать, вот на прощанье и захотелось ей поглядеть, какая Москва стала. Усадили
ее на автомобиль, в подушки, и меня барин посадил – помочь. Мы и катались. А
весна, погода теплая, все гуляют, так пондравилось барыне, все-то ахала: «ах,
дожили… воздух какой слободный». Приехали к Страстному, памятник-Пушкин
где, – крикуны кричат, на памятник залезли. Наро-ду – не подойти. Барыня и
говорит барину – «скажи чегонибудь, хочу тебя послушать, орателя». Барин и влез
на Пушкина. А ему кричат – вон пошел! Стал кричать, а его за ноги и стащили,
рукав порвали. Барыня – ах! – в омморок с ней. Я к людям – помогите,
барыня моя помирает! – а там кричат – «ей давно пора, накаталась!» Она
глазки открыла – «домой, няня… страшно…» Барин из давки вырвался, а у него одна
цепочка мотается, часыто срезали. Больше мы и не ездили.
XX
А у
барина неприятности пошли, спирту у него украли много, в лазаретах, а уволить
не смей. Пошел ихний служитель в казну жалованье получить на всех, а на
Кузнецком Мосту сумку у него и отняли, под самым городовым, – новых
наставили, с лентами, ноги замотаны, чистые петухи, и пользы никакой для
тишины, самые дармоеды. А все чуть барина не за глотку: жалованье давай!
Приехал – заплакал даже: да что же это, говорит, творится-то? Месяца не прошло
– уж и житья не стало, все поползло.
Вот я
плакала, как царя сместили. С Авдотьей Васильевной мы плакали. Каждый обидеть
может, страху никакого не осталось. Одно утешение – в церкву сходишь. Все там
по-прежнему, чистота, красота, и молитвы все старые, душевные, царя только
перестали поминать. А я-то про себя читала, поминала.
Барыню в
Крым везти. А она к Аксюше привыкла, с собой ее взять желала. А та спуталась с
лазаретным писарьком, совсем изгадилась, – воровка и воровка. И вина ему
волокет, и гостинцев, из белья стало пропадать… я на писарьке баринову рубашку
признала, и носовые платки у него с нашей меткой. Да охальница, слова не скажи,
от писаря набралась, на голове бант красный, – ну, не узнать Аксюшу.
Набралась она слов, стала меня корить: «старый век, древний человек!» От писаря
набралась. Стала я ее гнать, барыня велела, и она кудато приписалась, в ихнюю в
ливорюцию. И приходит к нам стриженая девка с сумкой, лихущая-разлихущая, стала
кричать на барыню – извольте ей жалованья прибавить! а?! Она ворует, а ей –
прибавить!! Да сумкой на нас – «кровь пьете!» Тыщу рублей сорвала, насилу
развязались.
Да что,
ничего не понять. Поверенный-помощник, за пристава-то который, созвал всех
дворников, – Амельян наш рассказывал. Пришел из участка, скушный: «Шабаш,
сяду на лавочку, буду семечки лускать. Это что ж, теперь понарошку все! Согнал
нас, за ручку поздоровался, никакого уважения. Мостовую, говорит, убирайте,
гражда-не… а пачпортов не прописывайте, теперь всем полное доверие. Теперь,
говорит, верного человека не узнать, все жулики гуляют». Так и сидел-скучал,
подсолнушками забавлялся. Ну, пошло и пошло ползти. Гляжу, чего это солдатики на
помойке, чисто в снежки играют? А они ушат макаронов вывалили и шлепают друг в
дружку: надоели ваши макароны! Кто в деревню уехал, из лазарета-то, а то
папиросками стали торговать, калошами. А это три вагона жулики загнали на
станции в тупичок и продавали по дешевке. У нас тогда все в новых калошах
защеголяли.
Ну, в
Крым барыню собрали, Катичка с ней поехала. Барин с ними сестрицу милосердую
отпустил. Анна Ивановна ее звали. Душевная такая, и про святыни знала, про
ду-шу знала. Папаша у ней первый ученый был, а она себя обрекла. Поплакала я,
простилась. Вижу – скоро, пожалуй, места искать придется, разорение подошло, и
больные оба. А мне Авдотья Васильевна советовала все в монастырь уйти, –
теперь покоя не будет. За полторы тысячки келейку купить, в Хотькове, и жить на
спокое да молиться. Хотела я у барыни попросить, – за ними у меня под две
тыщи набралось, – да она на ладан уж дышала, так и не стала беспокоить. А
она меня поцеловала-заплакала: «няничка, побереги Костика, одна у меня надежда
на тебя».
|
