Глава первая
I
Ребенок родился в богатой семье Юго-западного края, в глухую
полночь. Молодая мать лежала в глубоком забытьи, но, когда в комнате раздался
первый крик новорожденного, тихий и жалобный, она заметалась с закрытыми
глазами в своей постели. Ее губы шептали что-то, и на бледном лице с мягкими,
почти детскими еще чертами появилась гримаса нетерпеливого страдания, как у
балованного ребенка, испытывающего непривычное горе.
Бабка наклонилась ухом к ее что-то тихо шептавшим губам.
— Отчего… отчего это он? — спрашивала больная едва
слышно.
Бабка не поняла вопроса. Ребенок опять закричал. По лицу
больной пробежало отражение острого страдания, и из закрытых глаз скользнула
крупная слеза.
— Отчего, отчего? — по-прежнему тихо шептали ее
губы.
На этот раз бабка поняла вопрос и спокойно ответила:
— Вы спрашиваете, отчего ребенок плачет? Это всегда так
бывает, успокойтесь.
Но мать не могла успокоиться. Она вздрагивала каждый раз при
новом крике ребенка и все повторяла с гневным нетерпением:
— Отчего… так… так ужасно?
Бабка не слыхала в крике ребенка ничего особенного и, видя,
что мать и говорит точно в смутном забытьи и, вероятно, просто бредит, оставила
ее и занялась ребенком.
Юная мать смолкла, и только по временам какое-то тяжелое
страдание, которое не могло прорваться наружу движением или словами,
выдавливало из ее глаз крупные слезы. Они просачивались сквозь густые ресницы и
тихо катились по бледным, как мрамор, щекам.
Быть может, сердце матери почуяло, что вместе с новорожденным
ребенком явилось на свет темное, неисходное горе, которое нависло над
колыбелью, чтобы сопровождать новую жизнь до самой могилы.
Может быть, впрочем, что это был и действительный бред. Как
бы то ни было, ребенок родился слепым.
II
Сначала никто этого не заметил. Мальчик глядел тем тусклым и
неопределенным взглядом, каким глядят до известного возраста все новорожденные
дети. Дни уходили за днями, жизнь нового человека считалась уже неделями. Его
глаза прояснились, с них сошла мутная поволока, зрачок определился. Но дитя не
поворачивало головы за светлым лучом, проникавшим в комнату вместе с веселым
щебетаньем птиц и с шелестом зеленых буков, которые покачивались у самых окон в
густом деревенском саду. Мать, успевшая оправиться, первая с беспокойством
заметила странное выражение детского лица, остававшегося неподвижным и как-то
не по-детски серьезным.
Молодая женщина смотрела на людей, как испуганная горлица [1], и спрашивала:
— Скажите же мне, отчего он такой?
— Какой? — равнодушно переспрашивали
посторонние. — Он ничем не отличается от других детей такого возраста.
— Посмотрите, как странно ищет он что-то руками…
— Дитя не может еще координировать [2] движений рук с зрительными
впечатлениями, — ответил доктор.
— Отчего же он смотрит все в одном направлении?.. Он…
он слеп? — вырвалась вдруг из груди матери страшная догадка, и никто не
мог ее успокоить.
Доктор взял ребенка на руки, быстро повернул к свету и
заглянул в глаза. Он слегка смутился и, сказав несколько незначащих фраз,
уехал, обещая вернуться дня через два.
Мать плакала и билась, как подстреленная птица, прижимая
ребенка к своей груди, между тем как глаза мальчика глядели все тем же
неподвижным и суровым взглядом.
Доктор действительно вернулся дня через два, захватив с
собой офтальмоскоп [3].
Он зажег свечку, приближал и удалял ее от детского глаза, заглядывал в него и,
наконец, сказал с смущенным видом:
— К сожалению, сударыня, вы не ошиблись… Мальчик
действительно слеп, и притом безнадежно…
Мать выслушала это известие с спокойной грустью.
— Я знала давно, — сказала она тихо.
|
